С середины марта спортивно-оздоровительный центр «Олимп» во Владимирской области принял 149 беженцев из Мариуполя и его пригородов, в том числе 47 детей. В 2014 году бывший пионерский лагерь уже принимал беженцев из Донбасса, рассказывает директор «Олимпа» Ольга Казурова. Восемь лет спустя в актовом зале сотрудники разбирают коробки с гуманитарной помощью. Много новых вещей с бирками, детям приносят игрушки, сладости.
«Людей эвакуировали из подвалов, у них вообще ничего не осталось, — объясняет Казурова. — С детьми поработали психологи. Тревожности нет, они уже социализировались. Тут большая компания. Все готовятся к школе и садику. Люди рвутся в город — погулять и устроиться на работу».
«Поняла, что теряю мужа»
73-летний немец Вольфганг Мюллер с супругой Татьяной приехали в «Олимп» из Волновахи. До начала конфликта они вели размеренную жизнь пенсионеров, занимались здоровьем, планировали отдохнуть в Закарпатье и Болгарии.
«После смерти первого мужа я поняла, что не хочу быть одна в старости, — рассказывает Татьяна. — В Волновахе мужчину найти не удалось, я пошла на зарубежные сайты, там я и встретила Вольфганга. Мы начали созваниваться в Skype, пытались общаться на английском. Я подучила язык, и на Рождество 2017 года он пригласил меня в Германию. В 2018-м мы поженились, а муж получил вид на жительство».
Вольфганг родом из Золингена, города неподалёку от Кёльна. До переезда он работал на сталелитейном заводе, в пожарной части и водителем автобуса. После того как у Мюллера начались проблемы с сердцем, он сменил профессию и много лет был администратором в местном театре.
Вскоре после начала спецоперации Волноваха оказалась в эпицентре боевых действий.
«Обстрел «Градами» застал нас в квартире, мы выбежали в тамбур и сидели там вдвоём, прощались, — вспоминает Татьяна. — Из города было невозможно уехать из-за обстрелов. Неделю мы прятались в подвале. Я иногда заходила в квартиру за нужными вещами. Однажды мне показалось, что там лежит покойник. Меня сковал ужас. Время в подвале дало о себе знать, у мужа снова стало болеть сердце, начались панические атаки, судороги. Я поняла, что его теряю».
Из Волновахи супруги уехали 11 марта. До Владимира они добирались неделю. «Вольфганг переживал, что его не пустят в Россию. Я ему говорю: «Даже и речи об этом не может быть, как Россия может нас не пустить?» — утирает слёзы Татьяна. — На границе его очень тщательно опрашивали, как гражданина Германии. Я понимала, с чем это связано, но ему же 73 года. Как гражданка ДНР, я не знаю, cможет ли он остаться со мной на законных основаниях в России».
Татьяна сравнивает Владимирскую область с Донбассом: «Там выжженная степь — ни ручейка, ни деревца. А тут леса похожи на природу Пермского края, откуда я родом. Я поняла, что хочу здесь жить. А Вольфгангу важно лишь быть рядом со мной».
«Жизнь продолжается»
15-летний Дмитрий Сивриткин и его родители, брат и сестра провели в подвалах и бомбоубежищах несколько недель. «Спустились туда сразу, как начали работать сирены», — вспоминает он. Дорога из охваченного огнём Мариуполя до Владимирской области заняла у семьи три дня. «Мы очень благодарны людям за то, что нас приютили. Здесь всё есть. И самое главное — не стреляют», — отмечает он.
Мама Дмитрия, Оксана, говорит, что город разрушен: «Больниц нет, лекарств и питания нет, школы нет. Это выживание: голод и инфекции».
По её словам, сейчас семья адаптируется к новой жизни: «Нам здесь очень нравится. Приняли нас хорошо. Тепло, уют, питание, крыша над головой есть, и мы спим спокойно. Без обстрелов. Первые дни на улице что-то стукнет или самолёты пролетают, а у нас первая реакция — надо прятаться».
- Сортировка гуманитарной помощи в актовом зале «Олимпа» RT
В Мариуполе у Сивриткиных остались два недавно отремонтированных дома, машина, строительный бизнес. «Всё было у нас — и ничего не осталось, — вздыхает Оксана. — Говорят, что какая-то помощь будет, но мы всё-таки надеемся больше на себя. Мы взрослые люди и понимаем, что жизнь продолжается. Надо искать жильё и поднимать детей. Рассчитывать нам не на кого».
Женщина добавляет, что конфликтов в пункте временного размещения (ПВР) между беженцами нет, все стараются делиться и помогать друг другу: «Люди понимают, что это горе и беда. Если мы ещё и здесь будем воевать, то о чём тогда вообще разговаривать? Мы все держимся сплочённо. Когда видишь знакомые лица, появляется вдохновение и радость. Ведь мы в чужой стране, с чужими людьми».
«Прятались за печкой»
Александр Пархоменко приехал в ПВР с женой Майей и восьмилетней дочкой Катей. «В Мариуполе мы жили мирно. Я работал строителем и в основном тянул семью на себе. Жена часто болеет, но иногда продавала в кафе чебуреки или трудилась на заправке. Катя школьница, пошла во второй класс», — рассказывает он RT.
По словам мужчины, он уже пытался переехать в Россию в 2014 году: «Сперва я поехал в Москву на заработки. Потом мы продали дом, поехали через Харьков, но на таможне нас остановили, потому что жена грузинка и ей нужна была виза. Нас развернули, и в итоге мы все деньги потратили: жили в Харькове, в Днепродзержинске, в Киеве, а потом вернулись в Мариуполь».
- Корпус, где живут беженцы RT
Обстрелы застали семью Пархоменко в частном секторе Мариуполя. Прятались за печкой, продолжает рассказ Александр: «Военные выезжали прямо на нашу улицу, от выстрелов у нас все стёкла повылетали. В 10—15 м от дома взрывались ракеты. С трудом убежали в соседний посёлок, даже не все документы успели взять».
Из-за неполного комплекта документов Александр и Майя не могут получить 10 тыс. рублей подъёмных, которые полагаются беженцам. Это не единственная их проблема, говорит Пархоменко: «Чтобы устроиться на работу, мне в ФМС должны дать статус беженца. Чтобы получить этот статус, как я понял, нужны переводы документов. Каждый перевод стоит 500 рублей, а где мне их взять? Мы вообще без копейки».
«Не позволяла себе плакать»
Оксана Игнатова приехала во Владимирскую область с мужем и сыном-шестиклассником, а в августе у них должен родиться второй ребёнок. До начала спецоперации супруги работали на заводе в Мариуполе, а жили в посёлке Каменске. Оксана жизнерадостно перечисляет, как в поезде проводница давала телефон — позвонить или выйти в интернет, как волонтёры встретили и помогали с сумками, как предложили сразу поехать в перинатальный центр.
- Семья Игнатовых RT
Прячась в подвале, Игнатовы старались сохранять спокойствие и стойкость духа. «Я не позволяла себе плакать, — вспоминает Оксана. — Только когда муж сказал, что в нашей квартире нет ни окон, ни дверей, сильно расстроилась. Так обидно: по телевизору говорили, что до нас не дойдут. До последнего верилось, что нас увезут, а нас бросили. Так что назад я не хочу. Обида осталась. Мы 14 лет выплачивали ипотеку, только сделали дорогой ремонт на кухне. Столько лет работали, так жалко!»
23-летняя Любовь Евчина подключается к разговору: «В мирное время я работала в банке в Мариуполе. Мы с младшим братом Максимом живём без родителей. Когда начались военные действия, остались также и без квартиры. У моего молодого человека сгорел дом, после чего мы решили уезжать».
Она также говорит, что не ожидала таких хороших условий проживания в ПВР: «Когда зашли в номер, выдохнули и наконец-то приняли душ. Владимир мы ещё толком не видели, но в интернете почитали, что попали в хороший город».
По словам девушки, она и хотела бы вернуться, но некуда и незачем. «На Украине я окончила университет по специальности «русский язык и литература». Надо мной всегда смеялись, потому что там это образование не нужно, а здесь мне предлагают работу в школе где-то неподалёку. Поэтому сейчас я жду документов, разрешающих тут работать», — рассказывает Любовь.
«Детей никогда не бросала»
В соседнем корпусе за столом в коридоре сидит напряжённая женщина в окружении маленьких детей. Это 35-летняя Юлия Марчук — мама семерых детей в возрасте от шести до 15 лет. Вырваться из Мариуполя ей удалось только с младшими, старший сын находится в Бердянске у знакомых. Уехать в Бердянск Юлия не смогла: «Меня отказывались подвезти, так как места в машинах предназначались для вещей, а не людей».
В убежище Юлия с детьми провели 19 дней. «Лучше не знать, каково это. Просыпаешься под залпы, думаешь: «Только бы плитой не придавило», — с содроганием вспоминает она. — Нас отрезали от воды, от связи. Начался вирус, детей рвало. Ночами мамы не спали, врачей толком не было. Вместо медикаментов мы делали раствор сахара и соли, отпаивали детей».
Один из ребят в затишье вышел на улицу и пошёл к своему дому, продолжает Юлия, там он встретил российских военных. Те выслушали его рассказ о прячущихся в подвале мирных жителях и помогли с эвакуацией. «С шестью детьми и тремя сумками я шла около километра до блокпоста — трупы валялись повсюду, от домов ничего не осталось», — говорит она.
- Дети беженцев RT
Детей Юлия воспитывает одна: четыре года назад она развелась с мужем. «По профессии я фитнес-тренер. Чтобы тянуть всех детей, приходилось пахать на трёх работах: и тренером, и в пекарне, и администратором. Супруг не помогает. Всякое в жизни было, и из квартир нас выгоняли, но детей я никогда не бросала. Они всегда у меня ухоженные и красивые. Соцслужбы прозвали меня железной леди, — продолжает Юлия. — Здесь я понимаю, что будет тяжело. Уже пообщалась с местными, узнала, сколько стоит квартира в аренду, какую могу получить зарплату. Я не знаю, вытяну ли я их здесь. Для меня самое главное — это будущее детей».