© REUTERS, Flavio Lo ScalzoТюрьмы Италии переполнены, и это не новость. Но в свете охватившей страну эпидемии ситуация стремительно ухудшилась: тюрьмы — это пороховые бочки, которым сейчас не хватает лишь последней искры, пишет итальянское издание. Но правительство медлит даже с простыми мерами гигиены.
Жесткая линия министра, не управляющего ситуацией
Не новость: итальянские тюрьмы переполнены. Новость последних часов: в итальянских тюрьмах бунт, чего не происходило уже много лет. Вот новость, которую не хотели или не смогли принять в расчет: уже много дней, недель, даже месяцев в итальянских тюрьмах тлело пламя, и до взрыва этим пороховым бочкам не хватает лишь искры…
Министр юстиции Альфонсо Бонафеде (Alfonso Bonafede) полагается на Фейсбук: «Я хочу однозначно подчеркнуть, что любые насильственные протесты должны исключительно осуждаться и не приведут к положительным результатам».
И что же дальше? Неизвестно, непонятно. Министр юстиции, разумеется, наверняка знал, что в миланской тюрьме «Опера» сообщили о двух случаях перевода заключенных в больницу в связи с подозрением на коронавирус. Разумеется, какой-нибудь сотрудник министра наверняка ознакомил его с требованием, выдвинутым представителями Радикальной партии: «собрать информацию и предоставить парламенту сведения» о зараженных и о мерах, предпринятых итальянскими пенитенциарными учреждениями.
Разумеется, министру известно, что около 60 тысяч заключенных находятся в условиях переполненных смешанных тюрем. Совершенно невозможно представить себе, каким образом в их камерах можно обеспечить и гарантировать минимальное расстояние в один метр между людьми в соответствии с предписаниями Всемирной организации здравоохранения и нормами, опубликованными правительством, в которое входит Бонафеде.
Разумеется, министр знает, что значительная часть обитателей тюрем подвержены серьезным патологиям, существенно снижающим иммунную защиту и, следовательно, способствующим заражению и распространению вируса. Конечно, министру известно, что, помимо 60 тысяч заключенных, здесь большую часть дня «размещаются» тысячи сотрудников уголовной полиции и тюрем, а также волонтеров, служащих хребтом итальянской тюремной системы. Известно министру и то, что тысячи человек входят в карательные учреждения и выходят из них, а следовательно, потенциально разносят вирус как внутри, так и снаружи.
Разумеется, министру все это известно.
Все это министр юстиции должен знать в рамках своих должностных обязанностей. Он знает, что итальянские тюрьмы технически существуют в криминальных условиях, за пределами закона. До вчерашнего дня, когда этот вопрос поднимался традиционными ненасильственными методами, это не было новостью. Новостью это стало, когда заключенные допустили агрессию и насильственный протест. Следовательно, министр юстиции заблуждается: насильственные протесты, разумеется, должны осуждаться, но они уже привели к результату — к «знанию», пониманию, что существует огромная проблема, что есть пороховая бочка на грани взрыва. Нечто, способное выйти из-под контроля, если этого еще не произошло.
Со своей вечной улыбкой (только неизвестно, чему же тут улыбаться) министр Бонафеде повторяет как мантру, вызывающую только тревогу вместо успокоения, что нет никакой речи об амнистии или помиловании даже в отношении тех заключенных, которые не были запятнаны кровью в тяжких преступлениях. Он твердо настаивает на своем «нет», не позволяющем облегчить ситуацию в тюрьмах, в камерах, разгрузить повседневную действительность, становящуюся изо дня в день все более невыносимой.
Неизвестно, принимается ли во внимание гипотеза, выдвинутая самими сотрудниками сферы правосудия, что касается мер, позволяющих Прокуратуре Республики и Генеральной прокуратуре разграничивать решения приказов об исполнении наказания в соответствии с окончательностью приговора. Стоит также отметить, что даже такое государство, как Иран, сочло необходимым освободить по меньшей мере 50 тысяч заключенных. Подумайте только: Иран… А в Италии какие меры были предприняты, какие предпринимаются сейчас, какие планируется предпринять?
Пролистаем теперь ленту новостей и статьи любого ежедневного издания, включим любой телевизионный канал или настроимся на любую радиостанцию. Теперь выясняется, что в Италии наблюдается чрезвычайная ситуация с тюрьмами, что в местах, где могут находиться максимум 40 тысяч заключенных, содержатся свыше 60 тысяч, что места лишения свободы переполнены наихудшим образом. Возникшие условия не раз осуждались всеми возможными и всеми мыслимыми судами юстиции.
О том, что эта ситуация вызывает тревогу, много лет заявляли Марко Паннелла (Marco Pannella) и Рита Бернардини (Rita Bernardini) из Радикальной партии и организации «Руки прочь от Каина» (Nessuno tocchi Caino). Много лет Паннелла призывал — и прислушивались к нему лишь просвещенные круги католического мира и, наконец, три понтифика, в том числе нынешний, — к амнистии и помилованию, первому предварительному и основополагающему шагу для того, чтобы разгрузить тюрьмы; первому необходимому шагу в рамках всеобъемлющей реформы института тюрем, способа управления правосудием, понимания «вины» на пороге традиции, которой бы гордилась Италия, — традиции Чезаре Беккарии (Cesare Beccaria) и великого герцога Леопольда Тосканского (Leopoldo di Toscana), вплоть до Пьеро Каламандреи (Piero Calamandrei).
Паннеллу годами игнорировали, затыкали ему рот, оскорбляли, но он настаивал на своем до последнего вздоха. Радикальная партия, «Руки прочь от Каина» и считанные другие теперь устраивают голодовки, марши, сидячие забастовки, подают в суд иски, апелляции, используя весь спектр ненасильственных и мирных методов.
И ничего. Чтобы обратить внимание на эту действительность, потребовались насильственные протесты и «нарушения» последних нескольких дней. Протесты — да, предосудительные, да, подлежащие осуждению! Но одно несомненно: самую высокую цену придется заплатить самим заключенным и их семьям, а осуждению подлежит как раз та борьба, которая касается их непосредственно.
В воскресенье и понедельник разразились протесты в 27 карательных учреждениях. Это случилось после сообщения о временном запрете на встречи с родными, на краткосрочный отгул и на режим ограниченной свободы. Было объявлено, что это необходимая мера, но никто не стал ничего объяснять или организовывать. Результаты теперь могут наблюдать все.
Заключенные, уже напуганные новостями о распространении коронавируса, решили, что эпидемия приобрела неконтролируемый характер. Подобные волнения распространялись уже на прошлой неделе, когда стало известно о попадании в больницу в состоянии медицинской комы 28-летнего сотрудника карательного учреждения, работавшего в тюрьме города Виченцы. Остальное произошло само собой.
Национальная служба гражданской обороны оповещает, что в пенитенциарные учреждения еще не поставлены санитарные материалы: следовательно, вплоть до самого недавнего времени контакты между полицией, надзирателями, родственниками заключенных, адвокатами и самими заключенными проходили без соответствующих профилактических мер защиты. Только 10 марта началась раздача почти 100 тысяч медицинских масок.
Принятые с опозданием меры против распространения коронавируса и переполненность. По данным ассоциации «Антигона», на 30 апреля 2019 года количество заключенных составляло 60 439 человек, а это почти на десять тысяч больше, чем 50 511 койкомест, официально имеющихся в распоряжении итальянской системы тюрем. В действительности мест намного меньше, так как некоторое количество камер находятся на ремонте.
Бонафеде заверяет, что функция принятых правительством в отношении пенитенциарных учреждений мер состоит в «гарантии заботы о здоровье заключенных и всех, кто работает в рамках системы исполнения наказаний». Не совсем ясно, однако, о каких конкретно мерах идет речь. Возможно, большая ясность появится днем, после того как министр выступит в Сенате.
Председатель надзорного трибунала Флоренции Марчелло Бортолато (Marcello Bortolato) предлагает неутешительный взгляд изнутри: «Этот вирус приподнял крышку уже кипевшей кастрюли. Потому что тюрьмы уже были на стадии переполнения, в том числе после краха реформы пенитенциарной системы, и это усугубило существующие проблемы. Страх перед заражением и вдобавок временная приостановка обычного режима, в рамках которой заключенным было отказано в краткосрочных отгулах и встречах, послужили детонатором… Принятие чрезвычайных мер диктуется и в сфере уголовных наказаний».
Бортолато отметает предположение об амнистии и помиловании в связи со, скажем так, «техническими» проблемами: «Это невозможно себе вообразить, потому что не хватит технических сроков для их осуществления в период чрезвычайной ситуации, введенной из-за вируса. Однако можно было бы принять чрезвычайные временные меры, ограниченные экстренной ситуацией, допустив, например, домашний арест в отношении всех заключенных, имеющих жилье, пригодность которого может быть оперативно установлена силами правопорядка. Это означает, что сотрудники просто устанавливают, что жилище находится в пригодном состоянии, не проводя оценок в отношении опасности. Таким образом, под домашний арест, назначаемый законно и институционально — разумеется, надзорным трибуналом, — с учетом стандартных ограничений могли бы быть переведены заключенные, которым осталось отбывать менее двух или трех лет, естественно, за исключением осужденных за тяжкие преступления, предусматриваемые, например, первым пунктом статьи 4. Время действия этой меры могло бы составить, допустим, полгода. Таким образом, подобная мера могла бы ослабить напряжение внутри тюремной системы, вызвав незамедлительный эффект, когда некоторое количество человек смогли бы находиться в собственном доме и спать в собственной кровати. Это решение даже с санитарной точки зрения в данный момент является наиболее желательным: оно рекомендуется свободным гражданам, что уж говорить о заключенных».
Возможно и даже весьма вероятно, что именно потому, что речь идет о разумных мерах, которые в целом нетрудно осуществить, ничего и не предпринимается.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.
Подписывайтесь на нас в Twitter и каждый час получайте переводы материалов зарубежных СМИ.