© Пресс-служба Офиса президента Украины
Гарвард — прототип престижного современного университета, пишет Foreign Policy. Автор статьи рассказывают историю становления ведущего американского вуза и подробно описывает его эволюцию. Сейчас Штаты идут по пути уничтожения своего образовательного фундамента и рискуют проиграть "гонку" Китаю, сетует он.
Говард В. Френч (Howard W. French)
За десятилетия своего существования Гарвардский университет настолько прочно вошел в американскую культуру, что его можно принять за прототип современного университета. Основанный в 1636 году, Гарвард старше самих Соединенных Штатов. Кроме того, в мире найдется немного вузов, где такой же низкий процент приема и такой же выдающийся преподавательский состав. Целевой капитал Гарварда в размере 53 миллиардов долларов превышает ВВП почти 100 стран.
Однако, несмотря на внушительную репутацию этого учебного заведения, а также на все стремления президента США Дональда Трампа подчинить его, Гарвард, который известен всему миру, появился относительно недавно.
В XIX веке обучение в Гарварде больше походило на тяжелую и бессмысленную зубрежку. В середине XX века процент зачисления абитуриентов превышал 50%. Хотя сейчас Белый дом осуждает Гарвард за интернациональный состав студентов и излишнее внимание к этнокультурным различиям, на протяжении большей части истории университета там преобладали англоязычные студенты. В Гарварде с опаской относились к абитуриентам еврейского происхождения. Он был практически закрыт для афроамериканцев.
Все эти факты представлены в книге "Империя идей: Создание современного университета от Германии до Америки и Китая". Ее автор — бывший декан факультета искусств и наук Гарварда и бывший профессор Гарвардской школы бизнеса Уильям К. Кирби. В основе увлекательной книги Кирби лежит идея о том, что "в постоянно богатой стране, как правило, не может быть бедных университетов". Как следует из книги, ничто в нынешнем превосходстве Гарварда и ведущей в мире университетской системы США не является данностью.
Книга Кирби была написана до начала кампании Трампа против университетов, и это лишь усиливает ощущение шаткости положения Соединенных Штатов в мире высшего образования. По мере того, как администрация Трампа направляет усилия на установление беспрецедентного политического контроля над Гарвардом, вопрос о том, смогут ли США сохранить свое национальное богатство и могущество, становится все более актуальным.
Как следует из названия, в книге Кирби прослеживается эволюция современных университетов, начиная с их зарождения в Европе и заканчивая их возможным будущим, в котором в среднесрочной или даже ближайшей перспективе может доминировать Китай.
Европа создала университеты в том виде, в котором мы их знаем. Новые учебные заведения возникли сначала в таких городах, как Болонья, Оксфорд, Саламанка и Париж, а затем распространились по всему континенту, прежде чем стали развиваться в остальном мире. Конечно, корни университетской системы лежат в античности, в частности в Греции. В других частях света появились специализированные учебные заведения, в том числе в Индии, Китае, Персии и арабском мире. Много лет назад я побывал в Тимбукту, на территории современного Мали, где в XIV-XV веках процветал исламский университет.
Те заведения, которые Кирби называет современными университетами, зародились в Германии. Берлинский университет в начале 1800-х годов установил стандарты, которым не было равных во всем мире вплоть до следующего столетия. Особенностью немецких университетов, и, в частности, Берлинского, было то, что они отказались от старой традиции обучать студентов ради заработка. Задачей университета должно было стать интеллектуальное воспитание личности, а не узкое, целевое образование. Это достигалось, в частности, за счет того, что гуманитарные науки занимали центральное место в обучении студентов.
Берлинская школа имела еще две новаторские черты. Одной из них было соединение исследований и обучения, или требование, чтобы преподаватели не только обучали, но и активно развивали новые знания в своих областях. До этого большинство профессоров преподавали по довольно стандартным учебным программам, требуя от студентов усвоения пройденного материала.
Другой основой берлинской модели, получившей сегодня наибольший отклик в Соединенных Штатах, стала политическая свобода и независимость в научной сфере. "Свобода преподавания и свобода обучения стали фундаментально взаимосвязанными принципами, — пишет Кирби. — Роль государства по отношению к университету заключалась в том, чтобы защищать его свободу, а не препятствовать ей".
Благодаря этим принципам Германия стала родиной современных научных исследований в университетской среде. До окончания Первой мировой войны на нее приходилась треть Нобелевских премий, причем половина из них была получена только Берлинским университетом. Как писал покойный историк образования Кристофер Лаш, Германия "была ничем без прогресса". Как пишет Кирби, в предвоенный период "в Соединенных Штатах не было похожих учебных заведений, а доступ в британские был сильно ограничен".
Остальной мир, особенно высшая школа США, начал обращать на это внимание. В частности, в Гарварде сильное немецкое влияние проявилось еще в начале XIX века, когда университет отправил своего профессора в Геттинген для повышения квалификации, прежде чем принять его на работу. Это положило начало знаменитой модели, которой следовали многие американские ученые, включая У. Э. Б. Дюбуа, которые прошли обучение в Германии, а затем вернулись в Гарвард для получения докторской степени и преподавания в Штатах.
При Чарльзе Уильяме Элиоте, который был ректором университета с 1869 по 1909 год, в Гарварде начались серьезные преобразования. При вступлении в должность Элиот провозгласил те цели Гарварда, с которыми он ассоциируется с тех пор, публично поклявшись улучшить положение университета в научной сфере по всем дисциплинам. Это в значительной степени удалось, в том числе благодаря созданию факультета искусств и наук, разрешению на создание учебных кафедр и предоставлению студентам бакалавриата возможности выбирать факультативы. Все это было сделано в подражание немецкой модели.
В то время как американское высшее образование в XX веке достигло глобального превосходства, немецкие университеты все больше следовали национальным целям мирового могущества, а ко Второй мировой войне они оказались под практически полным контролем нацистского государства. Это положило начало их относительному упадку, после которого они так и не смогли полностью восстановиться. В то же время высшее образование США получило значительную выгоду от упадка Германии, особенно от преследования там евреев. Ученые, бежавшие в США, способствовали развитию американской интеллектуальной жизни в науке и искусстве.
Взаимосвязь между развивающейся университетской системой Соединенных Штатов и активно растущим государством стала полностью очевидной по мере развития в XX веке.
По мнению Кирби, именно Джеймс Брайант Конант, ректор Гарварда с 1933 по 1953 год, способствовал превращению университета в великое научное заведение. На своей инаугурации Конант заявил: "Если на каждом факультете университета будут работать самые выдающиеся преподаватели, которых только мы можем заполучить, нам не придется беспокоиться о будущем". Это оказалось правдой. Согласно одному из исследований учебных рейтингов высших учебных заведений, в период с 1925 по 1982 год ни в одном списке Гарвард не опускался ниже третьего места в стране. На Всемирной выставке 1958 года в Брюсселе, когда посетителей павильона США опрашивали, куда бы они хотели отправить учиться своих детей, вдвое больше людей назвали Гарвард, чем второй по популярности Массачусетский технологический институт.
Помимо лидерства в интеллектуальной сфере, Конант курировал реформы учебной программы бакалавриата, которые вводили требования к общему образованию и стремились сформировать "понимание общества, которым будут обладать [студенты]". Однако дискриминация евреев сохранялась, даже когда при Конанте были отменены неофициальные квоты, ограничивающие их прием, а число студентов-афроамериканцев оставалось крайне низким.
Когда ректором был Конант, Гарвард с энтузиазмом поддерживал военные действия США против Германии и Японии. Кирби пишет, что университет "все больше ассоциировался с американской национальной миссией".
Несмотря на все достижения Конанта Кирби отмечает заслуги ректора Нила Руденштайна, который пришел позднее и превратил Гарвард в ту влиятельную силу в американском обществе, которой он является сегодня. Во время пребывания Руденштайна на посту ректора в 1990-х годах Гарвард увеличил в четыре раза свой капитал, который к концу десятилетия достиг 19,2 миллиарда долларов. Университет использовал свою финансовую мощь для расширения в соседних с Кембриджем районах, таких как Оллстон, где были построены новые кампусы и передовые исследовательские центры.
Под конец своего пребывания на посту Руденштайн посетил Китай, где Гарвард издавна почитался особенно. Я это заметил много лет назад в Шанхае, когда на улице ко мне подошла девушка и спросила, чем я зарабатываю на жизнь. Когда я сказал, что преподаю в Колумбийском университете, она резко ответила: "Колумбия — это не Гарвард".
Хотя все ректоры Гарварда со времен Руденштайна посещали Китай и по крайней мере один из них встречался с председателем КНР Си Цзиньпином, учебное заведение следовало своим собственным путем в отношениях с этой страной. В то время как некоторые другие ведущие американские университеты открыли кампусы в Китае, включая университет Дьюк и Нью-Йоркский университет, Гарвард довольствовался тем, что в Кембридже обучался сильный контингент китайских студентов, или тем, что Кирби называет стратегией проектирования "снизу вверх".
Однако сегодня судьба Гарварда, как в США, так и за рубежом, оказалась особенно неустойчивой. С начала своего второго срока Трамп сократил федеральное финансирование Гарварда и других университетов, поставил под угрозу аккредитацию учебных заведений, ополчился на независимость в академических кругах и иностранных студентов, особенно китайцев. Администрация Трампа намекнула, что в будущем будут приняты и другие жесткие меры, включая обложение бюджета университета высокими налогами.
Администрация Трампа обосновывает многие из этих мер тем, что американские кампусы превратились в очаги антисемитизма в результате протестов против военного наступления Израиля на Газу, вызванного террористической атакой ХАМАС 7 октября 2023 года. Однако, как я уже отмечал, многие критики считают, что Белый дом использует обвинения в антисемитизме для продвижения гораздо более широкой консервативной или даже авторитарной политической повестки. То же самое можно сказать и о частых обвинениях Трампа политики равенства и разнообразия как социального заболевания, которое необходимо искоренить.
Эти угрозы направлены на высшее образование с разных сторон. Какими бы большими ни казались бюджеты некоторых американских университетов, подавляющее большинство этих средств может быть использовано только на определенные спонсорами цели, будь то строительство новой лаборатории или оплата профессорам в узкой научной области. Неопределенные или общие фонды часто используются для снижения платы за обучение.
Даже в случае с Гарвардом его бюджет крайне недостаточен, чтобы заменить федеральные гранты на исследования, которые являются основой его ведущей работы в области науки и медицины, а также его способности находить и оплачивать работу востребованных преподавателей. Между тем, попытки Трампа помешать Гарварду принимать иностранных студентов ослабляют способность университета привлекать лучших абитуриентов со всего мира. Гарвард может выиграть битву с Белым домом на юридическом фронте, но ничто не помешает мстительному Трампу продолжить кампанию подавления университета.
Читая книгу Кирби, невольно закрадываются сомнения, смогут ли Соединенные Штаты сохранить свои ведущие мировые университеты в условиях этих нападок. Помимо всего прочего, эти действия нанесут ущерб американской экономике. Администрация, озабоченная торговым дисбалансом, не придает особого значения доходности высшего образования. В 2023-24 учебном году вклад иностранных студентов в экономику США оценивается в 43,8 миллиарда долларов.
Возникает еще один вопрос, который недостаточно обсуждается в обществе: разве не Соединенные Штаты получают наибольшую выгоду от того, что не только лидируют в сфере образования, но и распространяют свои идеи и идеалы по всему миру благодаря тем людям, которые обучались в американских университетах?
Картина, которую рисует Кирби о целях Китая в области образования, должна заставить задуматься тех, кто хочет ограничить финансирование американских университетов или иным образом оказать на них давление. Пекин вкладывает средства в высшее образование с чувством собственного достоинства и в таких масштабах и темпах, которые превосходят любую ускоренную программу национального развития.
Как прямо заявляет Кирби, в XXI веке "именно Китай имеет самые большие амбиции в области высшего образования". С 1978 по 2020 год число студентов в университетах Китая выросло с 800 тысяч до более чем 40 миллионов. В 1999 году только 3% китайцев учились в университетах, сегодня эта цифра выросла до более чем 50%. Тем временем в Китай стало приезжать все больше иностранных студентов. Согласно последним данным, с 2013 по 2018 год число выходцев из африканских стран, обучающихся в Китае, увеличилось более чем в два раза и достигло 81 тысячи человек. Этот рост отражается и на студентах из других регионов.
Амбиции КНР не ограничиваются количеством. Согласно одному из международных рейтингов, в 2008 году ни одно китайское учебное заведение не входило в число 200 лучших университетов мира. Всего десять лет спустя три из них вошли в сотню лучших. Два из них, Университет Цинхуа и Пекинский университет, вошли в топ-25 в 2021 году, причем первый опередил все университеты Лиги плюща, кроме двух. По оценкам Пекина, 42 китайских университета "находятся на пути" к тому, чтобы стать или "имеют потенциал" стать университетами мирового класса.
Китайское правительство открыто говорит о том, что образование — это "краеугольный камень национального возрождения". Как пишет Кирби, в основном моделью китайского образования стала университетская система США, которая сто лет назад пришла на смену немецкой системе в качестве величайшей в мире. Тем не менее, китайские университеты находятся под гораздо более прямым контролем правительства, чем американские и другие западные университеты. Это влияет на темы исследований, а также на то, какие вопросы можно задавать и как на них отвечать.
Учитывая это, остается открытым вопрос, сможет ли Китай добиться успеха без предоставления своим университетам большей свободы и не став пока настоящим центром мирового образования, открытым для всего мира и любых идей. Тем временем США, похоже, идут в другом направлении, открыто планируя уничтожение того, что было основным источником их жизнеспособности на протяжении последнего столетия.
Говард В. Френч — обозреватель журнала Foreign Policy, профессор Высшей школы журналистики Колумбийского университета и иностранный корреспондент с большим опытом работы. Его последняя книга — "Рожденные в черноте: Африка, африканцы и становление современного мира с 1471 года до Второй мировой войны".