Жизнь как русская песня: в "Лете Господнем" показали Россию возможную и не очень

Круговорот праздников

Жизнь маленького Вани (Максимилиан Кутузов) течёт вместе со всей его большой семьёй по годовому кругу православных праздников, наполняя дни связанными с их соблюдением обычаями. Вот во время Великого Поста дворня ходит по дому с тазами, паром из которых выкуривают Масленицу, вот домашние заняты приготовлением многочисленных постных блюд, одно перечисление которых звучит как песня, а отец Вани (Евгений Редько), знатный купец, изо всех сил старается не грешить и не ругаться с приказчиком Василь Василичем (Тарас Епифанцев), но это у него не очень, ко всеобщей потехе, получается. Вот на Страстной неделе идут в церковь и Ваня смотрит на живот священника, думая, сколько он съел блинов, вот отцу на день ангела прислуга придумала подарить гигантский крендель, а вот на Пасху всё вокруг становится радостным и цветным, как окрашенная яичная скорлупа. Но потом размеренная, весёлая и пёстрая жизнь меняется из-за печального события – отца Вани ударила лошадь, и он постепенно угасает, внося в жизнь маленького сына новое – размышления о смерти и загробной жизни...

Спектакль поставлен по одноимённому автобиографическому роману Ивана Шмелёва, который он начинал писать как серию рассказов-воспоминаний  о своём детстве в дореволюционной России для крестника Ива Кутырина-Жантийома, французского мальчика, ставшего для него вторым сыном после гибели его единственного сына Сергея. Детское фото Сергея Шмелёва украшает афишу спектакля РАМТа. Переживший химическую атаку на полях Первой мировой войны, Сергей Шмелёв был расстрелян советской властью, о чём его отец долго не знал, а, узнав, так и не нашёл его тело. Убитый горем Иван Шмелёв уехал в эмиграцию во Францию, где и провёл последние 28 лет жизни, посвятив себя литературе. В 2000 году, согласно его последней воле, его прах вернулся на родину и упокоился на кладбище Донского монастыря.

Больше, чем текст

Наверняка кто-то из тех, кто знаком с романом Шмелёва, шёл на спектакль с вопросом, как можно поставить на сцене этот непростой для современного секуляризованного городского человека, густо начинённый описаниями православной обрядовой жизни, как пирог сложной начинкой (сам писатель наверняка был бы не против такого сравнения), текст и не заставить утомлённого непростыми и архаичными деталями зрителя заскучать? 

С самых первых сцен захватывает полифоничность этой постановки: насыщенный длинными описаниями текст Шмелёва усилиями артистов превращён в многоголосую симфонию. Его произносят, вытанцовывают, играют и поют так слаженно и стройно, что сложно представить тот объём усилий, который был потрачен на поиск единственно верно найденного ритма, в котором актёры по очереди произносят текст романа, перебрасываясь предложениями, как теннисным мячиком. По этому струящемуся речевому потоку развешаны, как игрушки на новогодней ёлке, переливающиеся смыслами и красками мельчайшие сценические акценты, и довольно быстро ты начинаешь сожалеть, что обладаешь всего парой глаз, а не тремя, чтобы воспринять рисунок проживаемой каждым актёром на сцене жизни. В этой непрерывно меняющей краски игре текст, в конце концов, отходит на второй план, давая понимание происходящего на сцене без вслушивания в оформленный в слова смысл.

Музыкальные сравнения в случае с этим спектаклем вовсе не голословны: каждая из ритмично разыгрываемых сцен в итоге расцветает русской песней, которую запевают сольно, дуэтами и заканчивают стройным хором, вдруг пронзающим внезапным пониманием, что это и есть то, что принято называть соборностью. Жизнь героев на сцене буквально становится песней и, пожалуй, нельзя было придумать лучшего, чем это, воплощения главной идеи романа писателя: прославления русской патриархальной жизни как непрерывного круговорота освящённых верой, ярких и светлых, даже в их трагизме, будней и праздников. Это ощущение от ушедшей жизни было дано Шмелёву через пережитое им страдание после гибели сына, которое он как глубоко православный человек сумел переработать в нечто надличное.

В нашем спектакле текст – всегда не первый план, он просто сопровождает игровую ситуацию. Шмелёв переполнен сюжетами, юмором, буйным ритмом, которые мы и "раскапываем" за литературой. Для меня эта история о том, что очень точно сформулировал философ Николай Бердяев, – о необходимости понимания прошлого для определения "контуров будущего". Марина Брусникина, режиссёр

Повествование в книге ведётся от первого лица – мальчика Вани, проекции воспоминаний взрослого писателя, и в премьерном спектакле эту двойную авторскую фигуру воплощали два актёра – Александр Девятьяров и Максимилиан Кутузов. Этот приём усложнил на сцене оптику авторского взгляда на рассказываемое, превратив его в перетекающий в диалог монолог и обратно: Иван Шмелёв то смотрит на маленького Ваню из будущего, то маленький Ваня протягивает к нему из прошлого руки, то они сливаются в единое целое, говоря, почти буквально, одним языком. Маленький артист играет очень непростую роль, насыщенную перекличками с взрослым альтер-эго и знаменательную исполнением довольного длинного, в рамках театрального эпизода, соло на трубе.

Подобным образом в спектакле удалось разыграть в театральных формах всё то, что укладывается в определение прозы: даже длиннейшие шмелёвские перечисления блюд, напоминающие гомеровские списки кораблей, усилиями режиссёра превращены в танцевально-декламационные номера, поданные так, что все без исключения зрители наверняка пережили приступ желания что-то немедленно съесть или пуститься вместе с актёрами в хоровод. Гастрономические этюды – одна из ключевых особенностей романа, но идею изобилия русской жизни в контексте постановки воплощают не только они, но и общая насыщенность действия движением, звуком и цветом.

Режиссёр-постановщик спектакля Марина Брусникина не стала щадить тех, кого охватило в первой части постановки ощущение радости и праздника, и во второй части спектакля заставила до дна прожить вместе с героями болезнь и умирание Ваниного отца. В этом режиссёрском решении есть и дань личной трагедии писателя, и чисто технический способ привести зрителя к тому, что принято называть катарсисом: удивительно, но и через несколько прошедших после спектакля дней от него остаётся всё то же праздничное воспоминание. Такая структура позволила показать отношение к смерти не как к концу, а как началу вечной жизни, которое обыденно для православного человека, но непонятно для атеиста: "Душа одёжку на земле покинет, а сама паром выпорхнет".

"В книге я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своём сердце… Россию, которая заглянула в мою детскую душу", – так писал Шмелёв о своём романе. Перед началом спектакля на закрытый занавес проецируются строчки пояснения, что этот спектакль – о России, которой уже, наверное, больше не будет. И это "наверное" подтверждает, возможно, и режиссёрскую догадку, которая уж точно воплощена в этой постановке: такая Россия и была, и есть, иначе она была бы просто невозможна на этой сцене.

"Лето Господне"

12+

Режиссёр: Марина Брусникина

В ролях: Александр Девятьяров, Максимилиан Кутузов, Дмитрий Брусникин, Евгений Редько, Алексей Блохин, Тарас Епифанцев, Анна Тараторкина, Татьяна Матюхова, Яна Палецкая, Антонина Писарева, Полина Каленова, Денис Баландин, Алексей Мишаков, Владимир Зомерфельд, Дмитрий Бурукин, Иван Юров, Виктор Панченко