В Нижегородском театре оперы и балета им. А.С. Пушкина с 6 по 9 марта прошла серия премьерных показов оперы Н.А. Римского-Корсакова «Золотой петушок».
Созданный в 1906 – 1907 годах Н.А. Римским-Корсаковым «Золотой петушок» стал его последним творением. Это таинственное, заключающее в себе разные смыслы произведение завершает семидесятилетний период развития русской романтической оперы, начавшийся с представленной в 1836 г. «Жизни за царя» М.И. Глинки. Явленный в глинкинском шедевре самодержавный пафос словно в кривом зеркале отразился в «Золотом петушке», где вместо чаемого царя была выведена карикатура на правителя, обуреваемого гордостью, гневом, алчностью и вожделением. Политическая тема, заряженная имевшим не самые лучшие отношения с царским двором Римским-Корсаковым в его последнюю оперу, отчасти стало причиной того, что мировая премьера «Золотого петушка» была осуществлена в московском театре Солодовникова силами частной труппы Сергея Зимина, а не на императорской сцене. Но, конечно, «Золотой петушок» не только и не столько про политику. Как верно отметил в буклетной статье к премьере в Нижнем Михаил Мугинштейн, случившийся в начале XX века «дерзкий прилёт» Петушка не только закрывает «занавес великой эпохи театра переживания», но становится зачином нового русского театра, «театра представления».
Для Нижнего Новгорода «Золотой петушок» – опера, отлично вписывающаяся в концепцию главного городского оперного фестиваля «Болдинская осень». Положенная в основу либретто пушкинская сказка была написана во время третьего и последнего визита поэта в расположенное в двухстах километрах от Нижнего имение. Это стало одной из причин того, что не имеющий в своем современном репертуаре опер Римского-Корсакова Нижегородский оперный решил обратиться именно к данному шедевру Николая Андреевича. Перед режиссером-постановщиком Ангелиной Никоновой, имеющий опыт работы в кино, но всего лишь второй раз заходящей на территорию оперы, художественный руководитель театра Алексей Трифонов поставил задачу сделать спектакль, понятный для зрителей, не особо искушенных в тонкостях режиссерского театра, и способный увлечь молодежь. Эти пункты были выполнены, спектакль получился вызывающе яркий и пестрый, местами смешной, и при этом почти без сатиры, без едких подколов и намеков.
Сценограф, она же художник по костюмам Варвара Тимофеева представила на сцене нарочито вызывающую палитру цветов и стилей. Главный герой, царь Додон в первом действии предстает в блестящих черных штанах и «леопардовой» с белым меховым воротником куртке, его сыновья, царевичи Гвидон и Афрон, в беретах и со шпагами похожи на пажей и средневековой сказки. Появляющийся в начале оперы Звездочет в плаще и колпаке с посохом – пришедший из мира фэнтези маг, ключница Амелфа в рыжем парике и зеленом платье – мультяшный персонаж из анимационной франшизы о трех богатырях. Шемаханская царица в пурпурном одеянии также вызывала в памяти образ главной злодейки одной из серий упомянутой саги. Царство Додона, в котором происходят события первого и третьего действия, со стоящей в глубине сцены аркой-воротами с гербом посередине, увитым плющом бетонным забором с протянутой над ним колючей проволокой и огромной кроватью с каркасом над ней напоминало дизайн незамысловатой компьютерной игры-стратегии, в которой с помощью нехитрых манипуляций добавляются или удаляются разные элементы. Перед воротами оказалась высокая этажерка, на которую и взбирался подаренный Звездочетом Петушок. Образ волшебной птицы – калька с картины Васнецова «Ангел с лампой» (эскиз художника для Владимирского собора в Киеве): золотые крылья, светлые кудри, белое платье, из-под которого, правда, выглядывали рыцарские доспехи.
Из символического и многомерного полотна опера Римского-Корсакова превратилась у режиссера в достаточно простую и незамысловатую историю, из которой оказывается убрана не только политическая сатира, но и чувственность с эротизмом (никаких «бесовских соблазнов чувственной красоты», о которой писал композитору либреттист Бельский). Второе действие с висящей сверху напоминающей гигантскую паутину сеткой и светящимся посередине фонарем-луной стилистически оказалось более цельным. В застилавшем сцену темно-фиолетовом цвете (художник по свету – Стас Свистунович) меркли краски. Собранные из человеческих рук и ног, коряжистые деревья, пронзающие друг друга шпагами манекены (царевичи Гвидон и Афрон) не столько пугали, сколько напоминали очередной уровень компьютерной игры. Восседавшая на спустившимся сверху троне Шемаханская царица была окружена свитой дам-обольстительниц, играющих на лирах, напоминающих огромные амбарные замки. Вооруженный многофункциональным посохом, превращавшимся периодически в подзорную трубу, Додон неуклюже комиковал перед соблазнительницей, срываясь на верного воеводу Полкана, которому дамы в пурпурных платьях накидывали на голову сплетенную из веревок паутину. В последнем действии шествующие за водруженной на постамент царской коляской прислужницы Шемаханки оказались в масках африканских животных (лев, гиена, зебра), распугивая простодушных обывателей царства Додона (в музыке их появление было сопровождалось автоцитатой Корсакова из «Сечи при Керженце»). Убивший Звездочета своим посохом-трубой Додон после приговора спустившегося со своего помоста Петушка охает и оседает. Игра закончена, миссия провалена.
Линейная логика развития сюжета сочеталась с грамотным построением мизансцен, массовые сцены были умело разведены, отдельные персонажи выделены. В каждом из составов складывался свой актерский и вокальный ансамбль. Додон Сергея Теленкова больше комиковал, тогда как Виктор Ряузов, несмотря на гротеск, подчеркнул в нем брутальность и напор, отказавшись от привычной для героя бороды, выйдя в образе эдакого чуть поизносившегося мачо. Шемаханская царица Венеры Гимадиевой пленяла роскошным тембром (певица исполняла эту партию в знаковых европейских постановках) добавив в своих сольных номерах чувственной красоты. Певшая обольстительницу во второй премьерный день Галина Круч очень точно старательно выпевая колоратуры показала больше бесплотно-инфернальную сущность. Долговязый воевода Полкан, с красной орденской лентой через плечо, одинаково убедителен получился и у Матвея Пасхальского, и у Вадима Соловьева. Ключница Амелфа в зеленом платье у Софии Схиртладзе по-хозяйски властно обозревала царство, втихаря забирая себе игрушечные золотые слитки. Карина Хэрунц напоминала в этой роли строгую школьную учительницу, не терпящую никаких возражений. Звездочета с его высокими пронзительными нотами представили Сергей Годин и Владимир Куклев, однако настоящей звездой в этой партии показал себя стоявший за пультом главный дирижер Дмитрий Синьковский, профессионально владеющий ремеслом контратенора. Звучащие в заключении оперы загадочные слова Звездочета («Вот чем кончилася сказка. Но кровавая развязка, сколь ни тягостна она, волновать вас не должна») были пропеты настолько завораживающе, с таким чувством и вкусом, что померк весь предшествующий карнавал, и в эти несколько заключительных минут становилось очевидно, что пленительная и волшебная музыка Римского-Корсакова оказывалась выше и глубже простых иллюстраций.
Дирижировавший основным театральным оркестром (а не своим составом первачей La Voce Strumentale) Синьковский добился слаженности звучания групп, «подсушив» всю романтическую роскошь и чуть погасив тембровые краски в пользу большей упругости и моторики. В отдельных моментах это было здорово (например, ансамбль фаготов в куплетах Додона, где он на мотив «Чижика» старательно выпевает банальные стишки перед Шемаханской царицей), где-то, конечно, хотелось больше ярких оркестровых красок. Однако в строгой графичности мастерство Корсакова становилось еще очевидней. Обратившись к «Золотому петушку», не ставившемуся в Нижнем Новгороде почти семьдесят лет, театр взял для себя очередную высоту, и не сбавляя интенсивности и продолжает ставить амбициозные планы и задачи. Уже в апреле поклонников балета ждет новая версия «Лебединого озера», а под занавес сезона в театре прозвучат «Сказки Гофмана» Оффенбаха.
Георгий Ковалевский