В 2017 г. авторы данной статьи писали о том, что после введения в Сирии зон деэскалиции в рамках размежевания оппозиции и продолжения антитеррористической борьбы логично было бы учитывать сложный процесс «сириизации» внутри «Хайат Тахрир аш-Шам»* (ХТШ). Было предложено, что неформальное деление группировки на две фракции («тяжелую», состоящую из иностранцев и сторонников идеологии «Аль-Каиды»*, и «легкую» — из местных сирийских групп, которые присоединились к структуре из-за военных соображений) позволит повысить эффективность контртеррористических операций и усилить координацию с Турцией, изначально незаинтересованную в обрушении всего повстанческого фронта и увеличения нового притока мигрантов в перенаселенной провинции.
Время подтвердило правильность прежних утверждений: процесс «сириизации», направленный на легитимацию группировки и сопровождавшийся отдалением руководства ХТШ от «Аль-Каиды», военными реформами, укреплением местных квазигосударственных структур и борьбой с ячейками ИГ*, «Хуррас ад-Дин»* и ряда других формирований, лидеры которых включены в списки Интерпола, привел к серьезной внутренней трансформации. С одной стороны, руководство ХТШ получило реальный опыт управления территориями с несколькими миллионами населения через свое «министерство» (Правительство спасения), с другой — укрепило не только свои силовые структуры, но и повысило эффективность инструментов «мягкой силы» за счет реконструкции инфраструктуры, организации образовательного процесса, проведения переговоров с меньшинствами и созыва конференций с племенными лидерами.
В итоге операция ХТШ, начатая 27 ноября, сопровождалась не только стремительным натиском на позиции САА на линии боевого соприкосновения, но и агентурной работой в тылу войск Асада и оперативным развертыванием служб безопасности на захваченных территориях, в первую очередь в Восточном Алеппо. Последующий быстрый и во многом неожиданный даже для оппозиции коллапс режима в некотором роде подтвердил репутацию институтов ХТШ среди аппарата сирийских чиновников: по некоторым данным, вопреки желанию «южной оппозиции», опирающейся на поддержку Иордании и ОАЭ и первой добравшейся до столицы, первыми взять власть в Дамаске, премьер-министр Мухаммед Гази аль-Джалали предпочел сотрудничество с Абу Мухаммадом аль-Джулани (Ахмадом аш-Шараа) и передачу власти связанному с ХТШ Правительству спасения.
Сложный вопрос доверия
Утверждение у власти в Сирии Переходного правительства, которое аккумулировало в себя сотни бывших мелких чиновников Асада на местах и во главе которого до марта 2025 г. встал теперь уже бывший глава Правительства спасения Мухаммед аль-Башир, для многих международных игроков остро поставило вопрос о будущей траектории развития новых властей. От того, позволит ли ХТШ провести в марте 2025 г. выборы и сформировать инклюзивное правительство или все-таки будет уклоняться от интеграции других оппозиционных политических структур и настаивать на превращении Сирии в некое подобие талибского* Афганистана со строгой шариатской системой и временным правительством, которое стало постоянным, будут зависеть динамика внешних связей и перспективы снятия с Сирии санкций.
Однако, несмотря на некоторые очевидные сходства ситуации в Дамаске с кабульской историей, создание в Сирии исламского государства, которое установили талибы после прихода к власти, маловероятно: все-таки в Идлибе, где фракция ХТШ опробовала систему управления, которую теперь, вероятно, будет экстраполировать на всю территорию страны, шариатские нормы имели ограниченное применение и касались прежде всего сферы гражданского и семейного права. Так, в отличие от Афганистана, где талибы запретили женское образование, в университете Идлиба до 60% обучающихся составляли студентки.
Публичные заявления и заверения Ахмада аш-Шараа подразумевают, что он отошел от идеологии салафитского джихадизма, которая сформировала его как командира группировки, и старается соответствовать традициям умеренных исламистских политических партий. В последние годы «изоляции» в Идлибе Ахмад аш-Шараа нередко и, прямо скажем, небезосновательно обвинялся местными активистами в монополизации власти и подавлении инакомыслия, однако Правительство спасения под его неформальным руководством гораздо больше фокусировалось на предоставлении ключевых госуслуг, чем на обеспечении соблюдения жесткой и строгой версии законов шариата. Да и борьба с конкурентами, возможно, была связана не только с его взглядами на организацию политической жизни в регионе, но с попытками удержать фронт и подготовить 11 бригад ХТШ к военному реваншу не на словах, а на деле.
Неудивительно, что теперь для своих сторонников аш-Шараа — проницательный стратег и тактик, который не только смог перехитрить и пережить лидеров двух крупнейших террористических организаций («халифа» ИГ Абу Бакра аль-Багдади и преемника бен Ладена посту лидера «Аль-Каиды» Аймана аз-Завахири), но и помог освободить страну от многолетней диктатуры Асадов. Для недоброжелателей он — оппортунист, чьи идеологические маневры могут оказаться лишь прикрытием для установления авторитарного руководства, основанного на притеснении светских граждан и религиозных меньшинств.
В свое время главный помощник аль-Багдади Абу Али аль-Анбари и спикер ИГ Абу Мухаммад аль-Аднани в ходе поездок в Сирию и оценки ситуации на местах давали нелицеприятную характеристику аш-Шараа, называя его «двуличным» и «готовым пожертвовать кровью солдат, чтобы сделать имя в СМИ». Конечно, безусловно ориентироваться на слова этих радикалов, уничтоженных в разное время в 2016 г., не стоит, учитывая разные факторы, включая личную неприязнь и конкуренцию, тем не менее аш-Шараа привык к многолетнему маневрированию в сложных условиях. Поэтому не исключено, что он продолжит балансирование и в будущем, выстраивая формальные и неформальные альянсы за спиной тех, кто прежде оказывал ему помощь. Это касается и Турции, отношения с которой у ХТШ никогда не были простыми, несмотря на поддержку, которые они оказывали друг другу в Идлибе и которую демонстрируют сейчас в новых условиях.
В составе ХТШ по-прежнему присутствуют члены различных группировок с радикальными взглядами на устройство жизни в Сирии, в том числе и русскоязычные. Они продолжают составлять весомую часть в структуре электората ХТШ, для которых то или иное решение внутри организации всегда объясняли временной политической целесообразностью и обосновывали шариатским предписанием. Не исключено, что они еще способны оказывать влияния на близких к аш-Шараа людей и способствовать ужесточению тех решений, которые были объявлены Переходным правительством в рамках нынешней «оттепели».
Во власти аш-Шараа постепенно ослабить эти группы через процедуру разоружения и фильтрации в созданных Центрах идентификации и примирения, которая была в первую очередь объявлена для представителей экс-спецслужб Асада, получающих там временные удостоверения личности. Однако пока неясно, насколько анонсированный роспуск всех так называемых революционных группировок с интеграцией их в единую структуру под эгидой Минобороны касается именно костяка ХТШ, а не других фракций, власть над которыми хотело бы получить Переходное правительство во избежание мятежа.
Первые шаги аш-Шараа по наведению порядка в Восточном Алеппо еще до падения Дамаска и последующие решения на пути строительства новых институтов в общенациональном масштабе говорят о том, что у него есть примерные сценарии, разработанные с опорой на прежнюю практику территориального управления. Этот опыт вряд ли стоит недооценивать, поскольку Ахмад аш-Шараа действительно смог многое сделать для того, чтобы сирийцы в целом перестали видеть во фракции ХТШ врага и не боялись разделить с ней свое будущее. Хотя группировка, которая прошла непростой путь внутренней трансформации от салафитско-джихадистской организации до фракции, транслирующей близкие к «Братьям-мусульманам»* установки, очевидно, выступает за сохранение исламских основ сирийской государственности, она оставляет открытыми двери для всех сирийцев.
Реальность трансформации
Было бы упрощением объяснять осознанно выбранный аш-Шараа «срединный путь» лишь мастерством мимикрии и хорошим ориентированием в сирийской действительности.
В последние годы в научных кругах много говорилось о крахе проекта политического ислама на Ближнем Востоке и таком явлении как «постисламизм», характеризующееся трансформацией исламистских движений, которые убирают из своих политических программ любые упоминания ислама и получают возможность интеграции и признания на политической арене. Феномен аш-Шараа заключается в том, что он сумел воспользоваться тем идеологическим вакуумом, который образовался с одной стороны между такими «исламскими демократами» и салафито-джихадистами с другой, и заполнить его, оказавшимся приемлемым выбором для многих сирийцев. Произошло это следующим образом.
Первый серьезный ребрендинг структуры аш-Шараа в 2016 г. — из «Джебхат ан-Нусры»* в «Джебхат Фатх аш-Шам»* — хотя и был во многом мотивирован не только наметившимся антитеррористическим сотрудничеством России и США в то время, однако обосновывался осмысленным отказом от концепции «боевого авангарда» в пользу местного широкого оппозиционного движения, способного укорениться и управлять частью страны на постоянной основе.
Концепция «боевого авангарда» была созвучна с установками Сайида Кутба, которые развил современный идеолог джихадизма Абу Мухамммад аль-Макдиси. Он считал, что задачи «джихада» должны взять на себя «избранные» представители исламской уммы, поскольку все остальные мусульмане, с точки зрения аль-Макдиси, «погрязли в грехах» и не разделяют «правильных взглядов». А пока они не стали на «истинный путь», задачи вооруженной борьбы возлагаются на «элиту», «боевой авангард». Эта доктрина или концепция, которую еще называют «джихадом элиты», с определенными оговорками была принята «Аль-Каидой» и на нее на раннем этапе опирались боевики «Джебхат ан-Нусры», привлекая в свои ряды убежденных джихадистов, прошедших проверку на соответствие их религиозных воззрений салафитско-джихадистсткой идеологии, опирающейся в свою очередь на ваххабитские трактовки ислама. То есть мусульмане-суфии, шафииты-ашариты или ханафиты-матуридиты не могли войти в ряды ранней «ан-Нусры», не изменив своих религиозных взглядов и не пройдя соответствующую проверку на «искренность» убеждений.
В 2016 г. «Джебхат Фатх аш-Шам» отходит от концепции «джихада элиты» в версии аль-Макдиси и начинает опираться на иную доктрину — «джихад уммы», выразителем которой стал другой идеологом джихадизма Абу Катада аль-Филистини. Она подразумевает вовлечение в вооруженную борьбу всех мусульман-суннитов, чьи воззрения и «праведность» вписываются в гораздо более широкие рамки, чем в случае «джихада элиты», и, соответственно, — отказ от каких-либо проверок при пополнении рядов организации. Кроме того, эта доктрина допускает возможность ограничения вооруженной борьбы на отдельной территории, после «освобождения» которой нет необходимости распространения «джихада» за рубеж.
Переход структуры аш-Шараа от салафитского джихадизма к технократическому салафизму, с одной стороны, позволил убедить внешние заинтересованные стороны, что фракция представляет угрозу только режиму Асада и никому больше. С другой — сделать возможным присоединение к структуре, которая всегда отличалась своей боеспособностью, других сирийских оппозиционных групп, многие из которых стояли на гораздо более умеренных позициях. Такая идеологическая реструктуризация окончательно завершилась в 2017 г. в результате последнего ребрендинга, в ходе которого фракция «Джебхат Фатх аш-Шам» стала «Хайат Тахрир аш-Шам», и привела к окончательному разрыву сирийских исламистов с «Аль-Каидой» и Аль-Макдиси. Вышедшие из ХТШ сторонники «Аль-Каиды» образовали собственную группировку ««Хуррас ад-Дин», которая к 2020 г. была практически полностью уничтожена службой безопасности аш-Шараа.
Однако в 2019–2021 гг. идеология фракции ХТШ вновь стала претерпевать изменения по мере дрейфа ее руководства в сторону исламизма. Определенную роль в этом сыграл пример «Талибана», пришедшего к власти в Афганистане, однако люди аш-Шараа вместо утверждения на управляемой ими территории наиболее жестких форм шариата стали работать над легитимацией структуры, позиционировать ее как важного и незаменимого игрока, борющегося с радикальными и токсичными для международного сообщества джихадистскими ячейками. Успехи в борьбе со сторонниками «Аль-Каиды», а также группами ИГ и его руководящим составом в Идлибе позволили аш-Шараа заставить Турцию учитывать интересы ХТШ, тем более что это происходило на контрасте с неудачными попытками Анкары выстроить из Сирийской национальной армии на севере страны боеспособную структуру, способную на более-менее самостоятельные операции. В купе это затормозило процесс установления шариатского законодательства в Идлибе, который так и остался не реализован.
Новая идеология
Ряд исследователей называют новую идеологию ХТШ «салафизмом-шами» (с акцентом на аш-Шам, то есть Левант), которая отличается терпимостью к другим направлениям суннизма, включая суфизм, и контрастирует с салафитским джихадизмом, опирающемся на недждийскую догматику (зародившейся в Неджде во времена Первого Саудовского государства), то есть ваххабизм. Согласно такой классификации, «салафизм-шами» сформировался под влиянием различных «реформистских» исламских ученых, таких как Али аль-Тантави, Мухаммад Бахджат аль-Битар и Иссам аль-Аттар, то есть — идеологии «Братьев-мусульман». Так, аль-Аттар, который в свое время возглавлял группу «Братьев-мусульман» в Сирии, по словам исследователя Рами Далати, хотя и является салафитом, но его политическая программа была, по сути, «ихванской» (связанной с «Братьями-мусульманами»).
«Салафизм-шами» призывает к постепенным изменениям, отвергаемым «Аль-Каидой» и ваххабитами, и применению шариата «снизу вверх» и только тогда, когда «общество созрело до этого». Поэтому важным отличием «салафизма-шами» от ваххабизма и салафитского-джихадизма является «мораторий» на наказания против религии (худуд). Если террористы ИГ как можно скорее старались организовывать на подконтрольных территориях показательные казни вероотступников и ввести наказания (побивание камнями прелюбодеев, отсечение рук ворам и пр.), то представители «салафизма-шами» отказались от наказаний.
Очевидно, что аш-Шараа в процессе попыток легитимации ХТШ, а теперь и Переходного правительства, учитывает ошибки, сделанные талибами после прихода к власти, поскольку неоднократно делал ремарки в их сторону. Так, лидер ХТШ отмечал, что, несмотря на историю конфликтов в Афганистане, теперь руководство «Талибана» не только регулярно принимается в Катаре и координирует действия с США в соответствии с условиями Дохийского соглашения, заключенного при посредничестве Трампа, но и регулярно посещает в Москву, несмотря на сохраняющийся в России статус террористической организации.
Впрочем, рискнем предположить, что после падения Дамаска в заявлениях и действиях ХТШ прослеживается теперь отход и от «салафизма-шами». Это касается, например, продажи алкоголя, что недопустимо в рамках «салафизма-шами», но не запрещено в рамках идеологии ихванов, которые говорят, что лишь общественный консенсус должен позволять вводить те или иные шариатские ограничения, и что они не могут насаждаться силой в один момент.
Учет всех голосов
Отношения новых властей Сирии с меньшинствами находятся под пристальным вниманием мирового сообщества. В декабре 2024 г. Ахмад аш-Шараа выпустил ряд заявлений для предотвращения гонений на христиан, алавитов, друзов, шиитов, исмаилитов и т.д., а сотрудники служб безопасности — пресекать угрозы в их адрес и не допускать проявления соответствующей пропаганды. Например, в Дамаске со стекол автомобилей принудительно убирают наклейки с антихристианскими лозунгами. Однако случаи стихийных расправ в Хомсе и Латакии все же были. Впрочем, в этих печальных эпизодах участвовали не столько группы ХТШ, сколько местные жители, сводившие счеты с бывшими функционерами режима Асада — прежде всего сотрудниками спецслужб (мухабарат) и так называемой «шабихи».
Пока новые власти в принципе стараются подчеркивать «разнообразие сирийской культуры и наследия», однако остается непонятным, насколько в реальности будет обеспечено перманентное культурное и религиозное разнообразие в стране и будут ли меньшинства интегрированы в новый госаппарат.
В Идлибе аш-Шараа неоднократно посещал христианские и друзские поселения, исправляя ошибки некоторых иностранных командиров «ан-Нусры», которые были замечены в угнетении меньшинств. Так, в июне 2022 г. он участвовал в церемонии открытия колодца в друзском Джабаль ас-Суммак (Идлиб), обещая местным старейшинам расширить водопроводную сеть, улучшить ситуацию с медуслугами и инвестировать в территории через компанию Al-Raqi и разработку каменоломен. В июле 2022 г. он посетил христианские деревни Аль-Кунья, Аль-Якубийя и Аль-Джадида в сельской местности региона Джиср-эш-Шугура, после чего в деревне Аль-Якубийя была открыта после реставрации Церковь Святой Анны, а христианам региона было беспрепятственно отпраздновать праздник Святой Анны.
Однако стоит учитывать, что истинные намерения Ахмада аш-Шараа должны пройти проверку временем, поскольку, заинтересованный в легитимации, он вполне может использовать шариатскую «лазейку» для демонстрации своей «благожелательности» в отношении меньшинств. Их общинам в Идлибе был предоставлен статус мустаминов, то есть чужеземцев, находящихся на мусульманской земле для ведения бизнеса или торговли в течение длительного периода на основании амана (обещания безопасности), который во многом подчинен и основан на принятии правления и господства мусульман-суннитов. С одной стороны, это позволяет переходному правительству демонстрировать привилегированный статус меньшинств, защищать их и освободить от ряда налогов. С другой — временный статус пребывания не исключает сценария, что власти могут потребовать мустаминов покинуть территорию или потребовать от них обращения в ислам.
Это создает проблемы с правом этих общин на собственность и строительство религиозных объектов, поскольку для них, арендаторов, предусмотрены запреты и ограничения на сделки по купле-продаже или владению недвижимым имуществом и сельскохозяйственными угодьями. Правительство спасения в 2023 г. обещало рассмотреть ряд запросов христиан и друзов, связанных с куплей-продажей недвижимости, однако о дальнейшей реакции на эти запросы не сообщалось. Тем не менее для Ахмада аш-Шараа и переходного правительства защита прав меньшинств и обеспечение некоего религиозного плюрализма наряду с борьбой против ИГ — это те аргументы, которые способны перевесить претензии со стороны международных игроков по другим вопросам.
* Признаны террористическими организациями и запрещены в РФ.