На минувшей неделе ФАС потребовала у переработчиков зерна объяснить, почему в стране подорожала гречка. Именно с нее в 2020 году был запущен процесс ручного управления ценами на продукты на самом высшем уровне, и вот опять. «Фонтанка» спросила у главного по зерну в России, что вообще происходит и почему.
На этот раз ФАС России, похоже, сыграла на опережение. Обнародованное ведомством письмо Российскому Союзу мукомольных и крупяных предприятий говорит об увеличении себестоимости гречки в ноябре–декабре 2024 года. Правда, пока об этом не в курсе ни Росстат, ни руководство отраслевых объединений.
Проблемы с ростом отпускных цен производителей действительно есть, но в другом месте — с семенами подсолнечника, от которых зависят цены на растительное масло. Вот оно действительно дорожает в магазинах в отличие от гречки, правда, пока в очень ограниченных количествах.
«Фонтанка» поговорила с главой Зернового союза России Аркадием Злочевским, который рассказал, в чем реально заключается проблема отрасли и почему, несмотря на все старания чиновников, цены в магазинах будут вести себя по законам рынка, а не по указаниям сверху.
— Действительно ли на рынке наблюдается рост оптовых цен на гречиху, о котором говорит ФАС, и если так, то с чем он связан?
— Нет, ну на гречиху мы не видим особого роста.
— В магазинах она вроде тоже не особо дорожает.
— Это уже вопрос к сетям. У нас всё достаточно стабильно, урожай хороший, для нормального потребления в стране его хватит. Он хуже, чем в прошлом году, но этому есть объяснение: меньше площадей было засажено, и с погодой было так себе.
— Россияне потребляют плюс-минус миллион тонн в год, и столько мы вырастили?
— Мы вырастили больше. Почему ФАС обратила внимание на гречку, я не знаю. Возможно, был задан вопрос торговым сетям, а те сослались на переработчиков, которые делают эту крупу. Но у нас на зерновом рынке с сырьем гречихи ничего не происходило.
— А что с подсолнечником? В последних отчетах говорится, что урожай сильно упал относительно прошлого года.
— С ним как раз все понятно. Мы же переходим на отечественные семена по настоянию Минсельхоза. А они по урожайности показывают результаты гораздо ниже. Мы летом сравнивали поля, засеянные отечественными и импортными семенами. При одинаковой инфраструктуре и технологиях урожайность пока ниже на 30%.
— То есть для того, чтобы с отечественными семенами поддержать требуемый стране уровень урожая, надо сажать на 30% больше подсолнечника?
— Да, чтобы произвести такое же количество, надо на треть больше площадей засевать. Но это абсурд. Дело в том, что подсолнечник очень требователен к севообороту — если его не производить, то почвы быстро деградируют. Все специалисты это знают, и никто не рискует так делать. Ведь если после нескольких урожаев подсолнечника посеять на этом поле пшеницу, кукурузу или что угодно, то не получишь урожая вообще.
Но основная проблема даже не в этом, а в отсутствии внешних рынков сбыта. Его сырье больше нельзя экспортировать. Из-за этого испарилась конкуренция за подсолнечник между экспортерами и внутренней переработкой.
Справка. Здесь имеется в виду не полный запрет на экспорт семян подсолнечника, который действовал в 2021 году, а, по сути, заградительные экспортные пошлины в 50%, но не менее 32 тыс. рублей за тонну. Они касаются только стран за пределами ЕАЭС. Во многом из-за этого экспорт семян подсолнечника из России в страны ЕС обрушился с 432 тыс. тонн в 2020 году до всего 10 тыс. тонн в 2023 году. Тем не менее с начала 2024 года Россия все же экспортировала не менее 66 тыс. тонн семян (данные ООН и таможенного ведомства Китая) против 1,34 млн тонн в 2020 году. Основные покупатели в этом году — «беспошлинные» Казахстан и Киргизия (не менее 28 тыс. тонн) и Китай (21 тыс. тонн за январь–ноябрь).
А внутренняя переработка, в свою очередь, сильно монополизирована. Она контролируется несколькими крупными компаниями, которые согласовывают между собой закупочную политику. Мы видим, что картельные соглашения у них существуют, но государство с этим не разбирается.
Чиновники считают, что экспорт подсолнечного масла все оправдывает, но это же демотивирует производственную базу. Естественно, когда цены обваливаются, как в прошлом сезоне, когда цена за тонну упала ниже 19 тысяч рублей, то проще ничего не сеять.
— А какова линия рентабельности для производителей?
— Линия рентабельности сейчас — около 27 тысяч рублей за тонну. В итоге фермеры «припали» в этом сезоне. Меньшую технологичность по посевам были вынуждены применять в том числе и по причине отечественных семян. Ну какое-то количество импортных семян осталось, кто-то запасся до того, как квоты были введены. А остальные — всё.
И, в общем, естественно, урожай просел, а дальше — и это совершенно логично — выросла цена подсолнечника. И сейчас он стоит около 47 тысяч рублей за тонну. Вообще, для производителей это в чем-то и хорошо. Из-за высоких цен инвестиции в масленичную отрасль текут достаточно активно. А переработчикам-то при таких ценах куда деваться? Они же только что мощности нарастили, вот и покупают.
Получается, что сами себя загнали в угол. Это же именно переработчики пролоббировали ограничения на экспорт и тому подобные вещи.
А вот на Украине никаких ограничений на экспорт сырья нет. Так что она сохраняет свои позиции на рынке продажи масла, которое у них совершенно не подорожало.
— А что на мировом рынке с ценами сейчас происходит?
— В целом, они снизились по сравнению с прошлым годом. Но 2023 год был аномальным, там цены доходили до 2 тыс. долл. за тонну растительного масла. Сейчас же средний уровень — 1 100-1 200 долларов. А я помню сезоны, когда они падали до 700-800 долларов. Пережили же мы эти сезоны, так что дело не в этом.
У нашего главного конкурента, Украины, нет экспортных ограничений. Она продолжает экспортировать подсолнечник и производит его все больше и больше. И ей хватает на внутреннюю переработку, чтобы занимать лидирующие позиции по поставкам масла, и на экспорт. И в результате закупочные цены внутри Украины на подсолнечник на 30% выше, чем в России.
Потому есть и мотивация производить как можно больше семян, и потому и нет таких проблем и провалов для переработчиков. А у нас закупщики как зажмут своей монопольной политикой цены — все, мы перестаем сеять.
— Но если посмотреть на это все-таки с точки зрения чиновника, низкие закупочные цены должны сдерживать рост стоимости растительного масла?
— Расскажите мне, как это сдерживает! Цены на масло все равно растут. Вот в прошлом сезоне закупочные цены на семена обваливались до 15 тысяч за тонну. И что, сильно в магазинах масло подешевело?
— Да, интересный эффект, конечно.
— Более того, из-за того, что цены на масло не снижаются, государство ввело пошлины на его экспорт. Теперь уже по производителям масла бьют. Ну, в общем, это не очень эффективная политика. Все эти ограничения все равно в конечном итоге заканчиваются одним и тем же.
— А вы помните эту историю, когда власти в 2020 году, тоже в конце декабря, требовали из-за резкого роста цен на масло и гречку срочно принять меры для их сдерживания? Тогда это закончилось постановлением правительства, которое разрешило ограничивать розничные цены. Однако с тех пор они не особо как-то снизились.
— Конечно, в таком режиме ручное управление будет неэффективно. Справиться с ценовой ситуацией такими методами невозможно. Мы же практически с самого начала, когда пришла команда Патрушева в Минсельхоз, объявили, что теперь ориентируемся на аргентинский опыт.
Справка. Сразу после назначения в 2018 году министром сельского хозяйства Дмитрий Патрушев заявлял, что не видит причин для введения пошлин на экспорт пшеницы. Однако уже в 2019 году допустил, что такой механизм может быть использован «при острой необходимости, исходя из рыночной ситуации». В 2020 году были введены экспортные квоты, а в июне 2021 года были установлены и экспортные пошлины, действующие до сих пор. Первоначально они носили характер демпфера и заявлялось, что получаемые государством деньги от пошлин пойдут на возмещение расходов производителей зерна.
— Это как?
— А именно так. В Аргентине 30 лет назад ввели ограничения на экспорт — и пшеницы, и масла, и всего. Как раз, чтобы сдержать внутренние цены на продукты. И к чему это привело через 30 лет? А к тому, что по прошлому сезону в Аргентине самый высокий уровень роста цен на все продовольственные товары. Вообще в мире самый высокий. А ведь все 90-е годы — мы просто забываем, память короткая, — все 90-е годы мы сидели на аргентинском подсосе, импортируя оттуда пшеницу.
А что сегодня Аргентина из себя представляет как экспортер? Да ничего. Теперь уже мы сами поставляем пшеницу в Бразилию, в Мексику — на их традиционный рынок сбыта.
— Какая-то неправильная наука.
— Ну так я и говорю, самый неэффективный опыт регулирования в мире был взят за основу для нашего отечественного рынка. Я об этом тогда уже кричал. Кто-нибудь это, хоть слово в прессе написал тогда?
— Я сейчас напишу.
— Ориентируйтесь лучше на Бразилию, которая никаких ограничений не вводила и 30 лет назад была на одних стартовых позициях с Аргентиной, а сегодня второй экспортер продовольствия в мире после США. Через 30 лет! И где там Аргентина? В каком-то хвосте барахтается со своим экспортом.
— А вот с вашей, извините, колокольни руководителя отраслевого союза, каким образом видится резкое подорожание хлеба в магазинах летом этого года? Вы за этим процессом с какими чувствами наблюдали?
— Это стандартная вещь, которая вообще никак не связана с ценами на зерно, как бы об этом ни кричали хлебопеки. Никогда цены на зерно не приравниваются к ценам на хлеб, всегда играют роль другие факторы. В стоимости хлеба зерно составляет процентов 15-16. И даже если цены на зерно выросли на 40%, то в булке хлеба это отражается повышением на 2-3%. А вот если тарифы на электроэнергию растут на 10%, или зарплаты — на 30%… тут это все сразу ощущается.
В качестве примера возьмем далекий 2009 год — тогда цены на пшеницу обвалились в 3 раза: с 9 до 3 тысяч рублей за тонну. А цена на хлеб выросла (в расчете на килограмм) с 26 до 32 рублей. Поразительная история!
А с импортозамещением по пшенице так же обстоит ситуация, как с подсолнечником?
— Пшеница никакого импортозамещения не требует вообще — у нас все свое, тут мы уже выстроили систему. В 90-е была дискуссия среди селекционеров, стоит ли использовать метод гибридизации, но поскольку гибриды живут очень короткое время — всего 3-5 лет — в отличие от сортов, которые живут десятилетиями, пришлось от него отказаться. А что в результате? Посмотрите на весь перечень импортозависимых семян, которые мы завозим из других стран — абсолютно все. За исключением сои, потому что она не поддается гибридизации. А все остальное — это гибриды. Вот по сортовым семенам у нас никаких проблем нет, они все свои.
— Какие у нас культуры наиболее импортозависимые?
— В первую очередь, сахарная свекла — у нее импортозависимость выше 90%. Далее идут подсолнечник (72%), кукуруза (56%) — в общем, у всех культур этот показатель 50%.
— А рис у нас свой?
— Свой, но только короткозерный, тот самый, Краснодарский. А вот длиннозерный рис мы до сих пор импортируем.
— Вот как раз с рисом, судя по урожаю этого года, у нас все очень хорошо?
— Действительно, неплохо с урожаем на самом деле, он действительно рекордный в этом году — 1,2 млн тонн. Но почему-то экспортировать рис нельзя, поэтому нет стимулов к расширению посевных площадей. А ведь несмотря на то, что он короткозерный, у него достаточно высокое качество. Помню, к нам приезжала делегация из Японии в 2010-х, оценивали возможность использования нашего кубанского риса в суши-ресторанах в Европе.
— Подошел?
— Да.
— А мы все какие-то дорогие японские сорта покупаем…
— В Европе в принципе рис весь импортный, своего не хватает, чтобы снабжать рестораны. Везут из Таиланда, из других стран Азии, а Кубань-то ближе.
— Но из нее нельзя ничего экспортировать?
— Да, теперь нельзя. А тогда активно пытались закупать. Но потом в 2020 году случилась авария на Кубанском водохранилище из-за засухи, которая вырубила экспортный потенциал на несколько сезонов. Сейчас урожай восстановился, но появились экспортные ограничения.
— А есть интерес, чтобы снова экспортировать рис?
— Я считаю, что экспортные ограничения вообще крайне вредны. Они демотивируют производственную базу. Если мы хотим удержать внутренний уровень, надо позаботиться о том, чтобы у нас было перепроизводство — производилось как можно больше.
Что плохого в том, что цены на зерно начинают расти в связи с ростом экспорта, когда курс рубля падает, а цены подгоняются под мировые? Кто мне может объяснить, почему должно быть иначе и почему надо действовать по аргентинскому сценарию? Ведь это приведёт к тому, что мы будем потом опять импортировать ту же самую пшеницу. Или даже не импортировать, но внутренние цены все равно будут намного больше, чем сегодня.
Нет никаких стимулов для выращивания пшеницы — это экономически неоправданно. Зачем ее производить, если цену утрамбовали так, чтобы производства ее брали почти за так. И у нас не только экспортные квоты, но и пошлины сверху.
— Получается, что самая главная боль — это ограничения на экспорт. А если взять этот сезон, то что самое неприятное происходит у вас в отрасли?
— Вторая неприятность — активнейшая монополизация на экспортных направлениях, которая приводит к снижению закупочных цен. Это приводит к демотивации производителей сырья.
— А кто же эти монополисты?
— У нас с крупнотоннажными отгрузками работают три порта и пять терминалов. Всего. Это уже о чем-то, наверное, говорит?
Есть порт Новороссийск, порт Тамань, порт Туапсе. Только они способны отгружать крупные партии зерна. По одному зерновому терминалу в Туапсе и Тамани. Обратите внимание, что в Новороссийске зерновой терминал принадлежит «Деметра-Холдингу», Таманский терминал наполовину тоже принадлежит ему, и миноритарная доля (49%) в Новороссийском комбинате хлебопродуктов тоже принадлежит ему. Объединенная зерновая компания (ОЗК) — государственная. Проект крупного госбанка и «Деметра-Холдинга». Они декларировали, что вышли из проекта, но на самом деле все так и осталось.
Есть единственный независимый терминал «КСК», который принадлежит группе «Дело», который действительно нарастил свой объем перевалки более чем до 10 млн тонн. И есть терминал в Туапсе, который принадлежит Владимиру Лисину, но у него есть ограничения — нет возможности доставлять груз автотранспортом, только по железной дороге. В Тамани, напротив, нет железной дороги, только автотранспорт. Таким образом, три игрока всегда могут договариваться между собой.
— А как же наш новый терминал в Высоцке? У него 4 млн тонн мощность.
— Он развивается, но пока не те объемы, конечно. Это теоретическая мощность, а по факту он отгрузил 800 тыс. тонн за прошлый сезон. А все крупнотоннажные отгрузки идут в Черном море в Новороссийске, или на рейдовой перевалке в Керченском проливе Азовского моря.
Что сделало государство? «Отжало» торговый дом «Риф» — крупнейшего экспортера. Он в прошлом сезоне остановил отгрузки и находится до сих пор в простое с марта. Его объемы перехватили две компании: «Деметра-Холдинг» и ОЗК.
Справка. Весной 2024 года Россельхознадзор объявил, что уже готовые к отправке на экспорт партии «Рифа» примерно в 1 млн тонн не соответствуют фитосанитарным нормам, и запретил их отгрузку, чтобы не подрывать репутацию России как мирового поставщика пшеницы. Уже загруженные зерном суда в порту были задержаны, а «Рифу» резко сократили экспортные квоты, в результате чего его деятельность была полностью остановлена.
«Риф» грузил зерно через ГК «Дело», через независимый терминал, в результате он сократил перевалку на половину объема. А у «Деметры» и ОЗК — собственные морские терминалы, при этом ставки на перевалку в два раза выше, чем на других. И государство на это смотрит сквозь пальцы.
Кроме того, у «Деметра-Холдинга» в руках львиная доля вагонов-хопров — специализированного подвижного состава. ФАС не заводит дело, потому что формально там меньше 50%, но ФАС не учитывает, что от 20 до 30% всех хопров ездит не с зерном, а с удобрениями, цементом. Их мешать в одну кучу нельзя. В итоге никакой регуляторики нет, все это приводит к довольно высоким расценкам на перевозки — и понижает закупочные цены крестьян. То есть в первую очередь влияет на экономику провинции.
— А каков эффект для рынка от присоединения новых территорий?
— В прошлый сезон активно оттуда поступал, например, тот же подсолнечник по очень низким ценам. Раньше этот подсолнечник уходил на Украину и на Запад, а не к нам. И, соответственно, тот же Ростов очень сильно просел. Надо было это регулировать — там девать некуда было его, но это кризис перепроизводства был не в России в целом, а конкретно в новых территориях.
— В этом году удалось как-то исправить ситуацию?
— Я думаю, в этом году будет полегче все-таки. Теперь Минсельхоз считает все вместе, с новыми территориями и декларирует рост. Но, получается, лукавит, докладывая наверх. Потому что раньше-то мы не включали новые территории, даже Крым не включали в общую статистику по урожаю. Например, сейчас Минсельхоз декларирует, что отсеяли озимых под урожай будущего года 19 млн га, хотя план стоял 20, но умалчивается, что это с новыми территориями.
— Сколько пахотных земель прибавилось?
— Мы считаем соответственно, что у нас отсеяно реально 17,4 млн га без новых территорий. И это довольно существенное падение, потому что в прошлом году без новых территорий было 18,61 млн га. А теперь Минсельхоз говорит, что посевы выросли почти на 2 млн га.
Беседовал Денис Лебедев, «Фонтанка.ру»