Пять орденов у Н. К. Жернакова — за ратный труд, за писательский и общественный
Николай Кузьмич родился 110 лет назад, 15 декабря 1914 года. Умер тоже в декабре – в 1988 году
В воспоминаниях о Ф. А. Абрамове «Чтобы свет от тебя воссиял!» Александр Михайлов привёл мнение Фёдора Александровича о Н. К. Жернакове: «Не всегда справедлива судьба к писателям, живущим в провинции... «Краснотал» много весит. Это тяжёлая по весу жизни, по знанию её книга. Скажу тебе, немного таких книг о деревне в нашей литературе. Не всё у него получается, когда он выходит за черту деревни, да ещё в городскую черту вступает, но деревенская жизнь показана густо, картинно, и характеры тоже один к одному, живыми рядом стоят, не забудешь. А вот вы, критики, не ставите его в свой большой ряд, другие у вас в обиходе, которые в столицах проживают».
Не как на киноэкране
Перед поступлением в 1962 году на Высшие литературные курсы при Литинституте Николай Жернаков предъявил москвичам повести «Восход», «Быть флоту российскому», роман «Единомышленники». Было Николаю Кузьмичу в ту пору уже 47 лет, поздно бы учиться, но для талантливого «великовозрастного» земляка М. В. Ломоносова сделали исключение.
В воспоминаниях о Фёдоре Абрамове «Кони мои, деревянные кони…» Николай Жернаков не утаил от читателей оценку тех же «Единомышленников» Фёдором Александровичем: «Пора уж тебе, парень, на всю ступню шагать. А то ты около главного‑то вроде как на цыпочках ходишь. Добрая могла бы получиться книга, если бы ты не оглядывался на власть предержащих. Смелей надо, смелей! Не для себя пишешь – для народа!»
Писатель Жернаков начинал трудно, сложно, мучительно. Читал разгромные рецензии того же Михайлова, который через годы будет хлопотать о присуждении земляку Государственной премии РСФСР (увы, как говорится, не сложилось). Пробивался в литературу через детство в Холмогорах в семье бедняка. В 1962 году в автобиографии написал: «Систематическая учёба в школе оборвалась у меня со смертью отца в 1930 году. Большая семья, нужда вынудили уйти с последнего курса Школы крестьянской молодёжи. Зато прошёл большую школу жизни. Был учеником в столярной мастерской детского дома, учеником пекаря и пекарем, работал столяром в портах Архангельска, Соломбалы, Маймаксы. Кадровую армию прошёл на карело-финской границе. После армии и краткосрочных курсов в 1938–1941 годах работал на строительстве Северодвинска (тогда Молотовска) в качествах нормировщика, хронометриста, старшего техника Нормативно-исследовательской станции.
Учился заочно в средней школе, но не закончил её: ушёл на фронт».
С Великой Отечественной войны Николай Жернаков вернулся старшим лейтенантом. С двумя боевыми орденами.
До «сороковых роковых, свинцовых, пороховых» учился Жернаков и на курсах немецкого языка: понимал, что схватка с Германией неизбежна, и воевать намеревался как можно лучше. Так и воевал.
Далеко не всем солдатам столько досталось в те годы, как Жернакову. Воевал он с октября 1941 года по январь 1943‑го под Москвой, Калинином (Тверь), Ржевом, Харьковом – командиром взвода лыжников, роты противотанковых ружей, роты автоматчиков.
Бои под Ржевом – одна из самых жестоких страниц войны; если бы не те многочисленные жертвы, неизвестно, удалось бы стране отстоять Сталинград… По-своему не легче было и под Харьковом: равнинная, почти бесснежная степь, «вымораживающие душу ветры при крепких морозах, земля, промёрзшая до звона – ни окопаться, ни даже снега наскрести перед собой, если выпадет когда нужда залечь». Рукопашный бой…» – так вспоминал Николай Кузьмич свою войну.
В 1969 году Н. К. Жернаков написал письмо – вместо рецензии – пробовавшему свои силы в литературе человеку. Рецензент ободрял автора военного рассказа, но и критически говорил о тексте. К месту вспомнил сорок первый год: «…в одной из деревень под Москвой, из которой мы сходу вышибли гитлеровцев, я давал себе клятву, что отныне всё человеческое по отношению к немцам во мне умерло… О, думал я, только бы добраться до неметчины! Но было не суждено: уже из‑под Касторной, после четвёртого ранения, меня увезли из армии навсегда».
В дневной рукопашной схватке у комроты была перебита правая рука, ранена и левая. Поэтому он оказался беззащитен перед подбегавшим к нему верзилой-автоматчиком – и получил в грудь прямую очередь. Его спас лежавший за отворотом шинели трофей, парабеллум, – оружие исковеркало пулями. И ещё помог русский мороз, который сковал раны с одеждой, это не позволило изойти кровью двадцативосьмилетнему воину.
Об этом бое писатель Жернаков рассказал в книге «Кричите, гуси осени моей».
О большинстве военных фильмов Николай Кузьмич отзывался как о тех, в которых «дурачат молодёжь», имея в виду, что война была совсем не такой, как на экранах. Не лучше и ныне.
«Аккуратно и добро»
После лечения инвалид войны Николай Жернаков снова учился на курсах – и девять лет работал мастером и технологом в тресте «Севрыба». Год директорствовал на рыбзаводе. Во второй книге «Краснотала» о главном герое, Илье Рябове, говорится: «Превозмогая постоянные боли, возникающие внезапно то тут, то там, точно изранено было всё тело, Илья по‑прежнему не щадил себя. Он и представить себе не мог, как бы он остался один на один со своими ранами и болезнями. На людях ему всегда становилось легче».
Очевидно, это и о себе.
В 1948 году Н. К. Жернаков принят в ряды ВКП(б) – Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Одну из рекомендаций дал технологу заместитель директора завода В. В. Онегин. В ней есть такие слова: Жернаков Н. К. «с порученной работой справляется аккуратно и добро».
«Писал всю жизнь», – из той же автобиографии Н. К. Жернакова.
После завода Николай Кузьмич работал журналистом районной газеты и писал рассказы, которые Александр Михайлов убедительно критиковал, как уже сказано, весьма жёстко. Но и находил в них достоинства. Впрочем, не во всех – рассказ «Резервы» отверг начисто: «Слишком газетен, сух и скучен, несмотря на небольшой объём, его трудно дочитать до конца (тем более что конец заранее известен)». Жернаков был сильно огорчён, о чём и сказал письменно главе писательской организации Е. С. Коковину: продукт своего времени, Николай Кузьмич написал, по его словам, «актуальный рассказ, который мог бы иметь сейчас (именно сейчас, в период уборки урожая) воспитательное значение». Жернаков надеялся, что Коковин «протолкнёт» рассказ в «Правду Севера». Евгений Степанович в роли толкача выступать не стал.
В семье Николая Жернакова выросло шестеро сыновей. Деревенское жильё – половина дома, две комнаты и кухня. Дети хорошо запомнили: ложатся спать, а отец садится подшивать валенки, потом что‑то пишет. (Позднее, в Архангельске, в семье из семи-девяти человек Жернаковым пришлось десять лет жить на 38 квадратных метрах).
Через изматывающий труд в холмогорской районке, через собкорство в «Правде Севера» – к первой публикации в альманахе «Север»: 1953 год, рассказ «Стерляжники». А далее – книги не только в Архангельске, но и в Москве. Первая вышла в 1954 году в нашем областном издательстве.
В Союз писателей Жернаков принят бюро правления Союза писателей России в марте 1959 года как «прозаик-очеркист». «Не рано ли?» – прозвучал вопрос на приёме. Но писатель Анна Караваева потрясла книжкой «Быть флоту российскому» и сказала: «Да если бы Жернаков написал только одну эту повесть, я не сомневалась бы, что передо мной зрелый писатель». И вопрос был решён положительно.
Без стихов
16 января 1961 года Николай Жернаков вступил в должность ответственного секретаря областной писательской организации. В «тронной» речи такие слова: «В недалёком будущем, мне кажется, на бюро обкома партии будут читать хорошие стихи, писатели будут делиться своими думами».
Что это – святая простота? Коммунистический идеализм? Благодарность Чапая – прозвище Жернакова – руководству областной власти, обкому КПСС за доверие?.. (Мнение руководителей областного комитета коммунистической партии было решающим.)
Николай Кузьмич энергично взялся за работу, которой оказалось, по его слову, уйма.
Не без влияния писателей и их главы Архангельский городской Совет депутатов трудящихся 30 июня 1961 года принял на своей сессии решение «Об увековечении памяти С. Г. Писахова». 4 июля текст решения продиктован по телефону: видимо, писателям хотелось побыстрее узнать, за что голосовали депутаты. За следующие четыре пункта: «Организовать в областном краеведческом музее, а впоследствии в областном музее изобразительных искусств мемориальный зал картин и книг С. Г. Писахова.
Организовать в школе № 3, где Писахов преподавал рисование, уголок С. Г. Писахова. Просить управление культуры и музей выделить несколько картин для уголка.
Установить на Поморской, д. 27 мемориальную доску «Здесь жил и работал писатель-сказочник и художник Севера Степан Григорьевич Писахов. 1879–1960».
Установить на могиле Писахова ограду и памятник. Обязать отдел культуры… подготовить ограду и памятник».
Увы, не всё выполнено. Не только мемориальная доска не появилась, но и дом писаховский не удалось сохранить.
Жернаков оставил о Писахове воспоминания.
Без греха
В сентябре 1963 года на Высшие литературные курсы позвонили из журнала «Юность»: главный редактор Борис Полевой просит зайти в редакцию второкурсника Николая Жернакова. Окажется, автор «Повести о настоящем человеке», – ею в своё время зачитывалась едва ли не вся страна, восхищаясь лётчиком-истребителем, вернувшимся в строй после ампутации ног, – хочет познакомиться с архангелогородцем и сказать ему, что его повесть «Поморские ветры» одобрена редколлегией и будет напечатана. Полевой очень тепло принял Жернакова, с того времени завязались их добрые отношения и профессиональные контакты. Ещё не одна вещь Жернакова будет опубликована в популярном журнале.
«Поморские ветры» были «поприветствованы», по слову Жернакова, Александром Яшиным, Василием Беловым, Фёдором Абрамовым, Юрием Казаковым, Александром Михайловым.
Вспоминая впоследствии Б. Н. Полевого, Н. К. Жернаков написал: «Мне кажется, самый большой грех, который берёт на душу большинство наших знаменитых писателей, заключается в том, что они мало читают книг авторов, чьё имя ещё не прозвучало в большой литературе».
Жернаков такой грех на душу не возьмёт.
После учёбы на Литературных курсах Н. К. Жернаков опять руководил писательской организацией. Но тяготился этим делом, отнимавшим много писательского времени. В 1967 году охотно уступил свой пост поэту Дмитрию Ушакову.
Будучи «вольным художником», Н. К. Жернаков не только брался за дорогие ему темы как писатель, – не забывал о журналистике; писал рецензии на рукописи коллег и других земляков, пробовавших свои возможности в литературе.
В 1968 году «Правду Севера» наградили орденом Трудового Красного Знамени. Редколлегия газеты и партбюро решили выпустить в связи с этим «для внутреннего потребления» газету на четырёх страницах формата А3. Обратились и к Жернакову с просьбой дать статью на тему «Писатель и газета». Николай Кузьмич отодвинул в сторону писательский хлеб и выразил в статье благодарность старейшим журналистам, которые в своё время чутко и с пониманием способствовали его «литературной учёбе и работе».
Жернаков состоял на учёте в первичной организации Союза журналистов СССР при «Правде Севера». Участвовал в работе собраний. На отчётно-выборном собрании 22 октября 1979 года сказал: «Сегодня здесь, можно сказать, цвет архангельской интеллигенции, критиковать которую надо конкретнее. В наших газетах идёт много необязательных материалов. Много общих мест, шаблонов. Порой публикуются неоправданно пафосные статьи. О людях нужно писать уважительней. Хочется, чтобы выступления «Правды Севера» были действеннее».
Из публицистики Николая Жернакова – статья «Помогите выстоять!» о необходимости охраны лесов и рек в одиннадцатом номере журнала «Север» за 1969 год. Рассказал о том, каким видел лес летом 1942 года под Ржевом – «расстрелянным». И подобную картину наблюдал в недавние дни в архангельских лесах. «Ни птичьего щебета, ни иного звука. А кругом – май…»
Писателю Владимиру Личутину, а в прошлом журналисту «Правды Севера», хорошо запомнилась сцена «Жернаков пришёл в редакцию»: «Красивый, волосы густые, орлиный взгляд: важный, сановный и в то же время близкий такой, крестьянских кровей мужик – все почтительно вставали, здоровались».
В 1968–1983 годах Н. К. Жернаков избирался председателем областного комитета защиты мира. Денежные средства, собранные в Архангельской области, шли, в частности, на обновление советской экспозиции в Польском государственном мемориальном музее «Освенцим», на приведение в порядок захоронений советских солдат, погибших при освобождении Европы. Николай Кузьмич Жернаков награждён медалью Всемирного совета мира.
Праздник литературы
7 декабря 1975 года в интервью «Правде Севера» Николай Жернаков сказал: «Сознание своего несовершенства – вот вечный двигатель в искусстве, то, что вызывает у писателя непреходящее стремление к написанию своей главной книги, – Николай Кузьмич сделал паузу и добавил, – которую он, может быть, так и не сумеет создать».
Владимир Личутин, полагал Жернаков, главную книгу напишет. Он подумал об этом, прочитав рукопись дебютной книги земляка «Белая горница». Николай Кузьмич, член редакционной коллегии журнала «Север», отправил рукопись в редакцию в Петрозаводск. «Белую горницу» заметили. Сам Василий Белов, автор жемчужин русской литературы – «Привычного дела» и «Плотницких рассказов» – прислал Личутину поздравительную телеграмму.
Студенческую или профессиональную научную работу можно написать филологам на основе рецензий Жернакова на произведения молодых и зрелых литераторов – настолько его работы основательны, глубоки, интересны.
Его рецензии – от трёх до десяти с лишним машинописных страниц; и похвала, и критика чаще всего убедительны. В частности, на рукописи следующих за «Белой горницей» личутинских книг – «Иона и Александра», «Бабушки и дядюшки», «Долгий отдых».
«Рождение художника – праздник литературы», – говорил Жернаков, читая личутинские рукописи.
Первая московская книга Владимира Владимировича Личутина «Время свадеб» вышла в 1975 году в издательстве «Современник». Предисловие к ней написано Николаем Жернаковым.
Личутин уважал старшего коллегу. Был ему благодарен за помощь, за поддержку. 17 февраля 1973 года в «Правде Севера» опубликована его большая статья (подвалом на две полосы) «Я пишу вам письмо» – о Н. К. Жернакове, «добром, обаятельном человеке, писателе и коммунисте»: «…изрядно поколотило Жернакова на дорожных ухабах. Тело не выдержало, погнулось побитое ранами и невзгодами, жёсткие, когда‑то тёмно-каштановые волосы запорошило снегом, безжалостно прошлась по голове январская вьюга, жёстче и скуластее стало лицо. А душа вот не остудилась, не помёрзла, не проник лёд и в пристальные серые глаза».
В мирное время к боевым наградам Н. К. Жернакова – орденам Красной Звезды и Отечественной войны I степени – прибавились ордена «Знак Почёта», Дружбы народов, Трудового Красного Знамени.
24 декабря 1988 года умер редактор «Правды Севера», литературный краевед, книгоиздатель Борис Семёнович Пономарёв. Жернаков, перенёсший несколько инфарктов, очень плохо себя чувствовал, но считал, что не может не пойти на прощание с другом. Уговоры родных не действовали. Он постоял у гроба; самостоятельно добраться до дома не смог. Опять инфаркт, «скорая». 28 декабря его не стало. Похоронен Николай Кузьмич Жернаков на малой родине, в Холмогорах. В музее Холмогор есть зал, посвящённый писателю. В 2019 году библиотеке № 2 Октябрьского округа Архангельска присвоено имя Николая Жернакова.
Фото из альбома Архангельской областной научной библиотеки имени Н. А. Добролюбова «Литературные лики Севера. Писатели-северяне в фотографиях Адольфа Афонина»
Сергей ДОМОРОЩЕНОВ