Чеховская пьеса вернулась на подмостки театра в режиссуре Константина Хабенского.
В феврале 2020 года на сцене МХТ им. Чехова состоялась премьера «Чайки» в постановке Оскараса Коршуноваса. Без малого 5 лет спустя ее заместила версия худрука театра Константина Хабенского, и раз уж так вышло, без сравнения никак не обойтись.
Первая была осовремененной интерпретацией, в которой героев одели в вещи из ЦУМа, а Константин Треплев не расставался с цифровой видеокамерой. Вторая почти аутентична, но именно почти, потому что в обоих случаях молодой писатель щеголяет в кедах, словно переданных Илье Козыреву по наследству от игравшего эту роль до него Кузьмы Котрелева.
Что же роднит обе постановки, так это прежде всего установка, данная когда-то Антоном Павловичем: что «Чайка» – это комедия, а вовсе не драма, каковой ее чаще всего ставят. Ну и еще Игорь Верник – единственный, кто перекочевал из одного состава в другой. Только теперь он Дорн, а не Тригорин.
«Однако же вот он не выбрал какой-нибудь обыкновенной пьесы, а заставил нас прослушать этот декадентский бред. Ради шутки я готова слушать и бред, но ведь тут претензии на новые формы, на новую эру в искусстве. А по-моему, никаких тут новых форм нет, а просто дурной характер» – так Аркадина отрецензировала спектакль, который посредством Нины Заречной представил гостям ее сын на сколоченной на берегу озера эстраде.
И то, как читает монолог про людей, львов, орлов и куропаток Нина – на выдохе, насколько хватает дыхания, согнувшись пополам, словно выплевывая из себя слова, – и правда выглядит претензией на новые формы. То же можно сказать и про эту «Чайку» в целом.
Жалоба Треплева на мать тут адресована вовсе не Сорину (Анатолий Кот), а залу. Молодой человек выходит на самый край сцены и, ломая четвертую стену, обращается к зрителям. Позже этот прием повторяют и другие герои. Нина (Софья Шидловская) совершенно не выглядит талантливой артисткой, зато экзальтированной и неумной – даже в финале, где по пьесе должна предстать разочарованной и циничной.
Отставной военный, управляющий Шамраев (Вано Миранян) в спектакле – внезапно маленький человек, достающий Аркадиной в исполнении Кристины Бабушкиной лишь до пояса и говорящий тонюсеньким голоском, от чего байка про синодального певчего, где надо было басом крикнуть «браво Сильва!», теряется.
При этом реплики Шамраева пропускаются через синтезатор, создающий эхо и придающий инфернальный эффект, от чего невольно рождаются ассоциации с «Твин Пикс» – только красного костюма не хватает.
В каморке под эстрадой не утихает жизнь: там попеременно прячутся то Нина, то Константин, позже он там практически поселяется – спит, предается блуду с Машей (Полина Романова) и, в конце концов, стреляется. Это его «диогенова бочка», и, видимо, чтобы усилить аллюзию, Треплев в четвертом действии выглядит как Том Хэнкс в «Изгое» – длинные спутанные волосы, такая же борода, лохмотья. Для довершения образа в одной из сцен он увлеченно поедает сырую чайку, которой его же тошнит несколько минут спустя.
И на этом фоне мы чуть ранее видим удящего рыбу Тригорина (Андрей Максимов) – современные наручные часы, модные солнечные очки, спиннинг (выкрикивая «Я забыл свою трость!», он возвращается именно за ним) и бутылка пива – притом что ничто более не говорит о том, что действие происходит в наши дни. На эти игры со временем работает и выбор музыкального сопровождения, которым стали несколько песен Леонида Федорова и группы «АукцЫон».
Что еще не позволяет назвать постановку канонической – это вольности с текстом. Мягко говоря, своеобразная подача все того же монолога Нины из пьесы Треплева оборачивается кашлем, который не дает ей закончить. Зато полностью он звучит в исполнении Аркадиной ближе к финалу, чего у Чехова нет. Таким же странным самоповтором становится признание в любви Генуе, которое Дорн выдает дважды.
Что же до юмора, то текстовых шуток Антон Павлович не припас, а потому Константин Юрьевич придумал свои. Тригорин ищет в шкафу свою книгу и обнаруживает, что она заменяет отвалившуюся ножку. Перебинтовывая сыну разбитую голову, Аркадина заматывает ему лицо. Сорин жалуется, что ему не дают лекарств, будучи привязанным к инвалидному креслу. Нина говорит, как любит Тригорина, отчаянно и многократно целуя Треплева.
Тот самый выстрел застает героев играющими в жмурки. Аркадина продолжает игру, даже не понимая, что произошло. И только Федоров в динамиках меланхолично грассирует под гитару: «Конь унес любимого в далекую страну…»