ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Даже если вы никогда не слышали об этом художнике, скорее всего, вам попадалась его картина «Странник над морем тумана». Это, можно сказать, эмблема романтизма в живописи. Стоящий спиной к зрителям над клубящейся туманом бездной («бездны мрачной на краю») молодой человек в темно-зеленом сюртуке — кто он? Может быть, ученый, одержимый идеей познания мира, новый Прометей, несущий людям пламя истины? Поэт? Провидец, прозревающий в тумане судьбы мира? Или падшее существо, грешник, вообразивший себя сверхчеловеком?
Этой картины на выставке нет, в экспозиции только работы из российских музеев. Но в Эрмитаже хранится вторая по величине (после Германии) коллекция работ Фридриха. Кроме того, ее дополнили картинами из ГМИИ им. А. С. Пушкина и еще десятка российских музеев. Так что о творчестве художника можно составить достаточно полное впечатление. Выставка не просто представляет картины Фридриха, но и прослеживает его связь с Россией, императорским двором и русской культурой в целом. Обрамление фридриховским работам — картины и графика русских художников-романтиков, работавших в одно время с ним. Не удивляйтесь, увидев «Кавказские горы», изображенные Лермонтовым. Возможно, картину саму по себе и нельзя безоговорочно отнести к романтизму, но сам поэт — без сомнения, романтический герой, как и его персонажи — Демон, Печорин, Неизвестный из «Маскарада».
Статья по теме:
Романтизм обычно ассоциируется с бурей страстей. Вот как у Брюллова в «Последнем дне Помпеи» — глобальная катастрофа, которой тщетно пытается противостоять человек. В картинах Фридриха царит тишина. Здесь главное — жизнь души человеческой и ее мистическая связь с мирозданием. Его интересует прежде всего природа, и в ней — ее бесконечной изменчивости, смене времен года, чередованиях рассветов и закатов — отражаются тончайшие движения человеческой души. Люди если и присутствуют в пейзаже, то как фон. Маленькие, затерянные в огромном пространстве, хрупкие фигурки.
«Говорят, что я больше ничего не умею рисовать, кроме лунного света, вечерней и утренней зари, моря и морского пляжа, снежных пейзажей, церковных погостов, заброшенной пустоши, вереницы лесов, утесных пещер и прочего», — писал художник. Как будто этого мало. И ведь у Фридриха в каждом пейзаже есть словно бы мистическое откровение. За земным — всегда мерцает иной мир.
Оформление выставки создал архитектор Максим Атаянц. В Аванзале он выстроил две классицистические полукруглые колоннады. На белом фоне золотыми буквами — название выставки и имя художника. Николаевский зал, подобно храму, поделен на три «нефа». В центре — работы самого Фридриха: 11 картин и 16 рисунков. Слева — экспонаты, рассказывающие о венценосной чете — Николае I и его супруге Александре Федоровне. Справа — посвящение Василию Жуковскому. Эти люди сыграли важную роль в жизни немецкого художника.
Мы знаем Жуковского прежде всего как поэта, наставника великого Пушкина. Он был также прекрасным переводчиком, переводил Гете, Шиллера, Гофмана и сам себя в шутку называл «родителем на Руси немецкого романтизма и поэтическим дядькой чертей и ведьм». Понятно, что, впервые увидев во дворце прусского короля картины Каспара Давида Фридриха, поэт сразу почувствовал в нем родственную душу. Они ведь говорили об одном, пусть один пером, другой — кистью. В их возвышенных произведениях разлита светлая печаль о бренности бытия и неминуемости смерти, одиночестве, культе памяти, в них — мистика, ощущение «двоемирия». Именно Жуковский, который учил русскому языку прусскую принцессу Шарлотту, вскоре ставшую великой княгиней Александрой Федоровной, а затем императрицей, супругой Николая I, посоветовал ей купить картины Фридриха.
Поначалу картины висели в «Коттедже», любимом дворце четы, выстроенном в стиле неоготика и расположенном в Петергофе, в Александрии. В том числе картина «На паруснике», которую сейчас можно увидеть на выставке. Александра Федоровна была особой чрезвычайно романтической, любила рыцарские романы, для нее Николай Павлович устраивал в Петергофе костюмированные праздники с рыцарскими турнирами. С детства ее называли Белой розой — в честь героини романа «Волшебное кольцо». Ей поклонялись, как Прекрасной даме.
На выставке мы видим фрагмент воссозданной комнаты императрицы в «Коттедже», выполненной в стиле неоготика по эскизам Петра Садовникова — это ширма и кресла. Здесь же висит портрет Николая I кисти Вильгельма Августа Голике, прибывший в Эрмитаж из Новгородского музея-заповедника.
В правой галерее — уголок квартиры Жуковского. Мебель подобрана по аналогии, подлинная не сохранилась, как, впрочем, и сам дом на Миллионной, на месте которого выстроили Новый Эрмитаж Лео фон Кленце. Здесь можно увидеть живопись и рисунки самого Жуковского. И, конечно, нельзя пройти мимо изображения вальяжно разлегшегося полосатого кота, сделанного Герхардом фон Рейтерном, другом Жуковского, а впоследствии и тестем — поэт женился на его дочери Елизавете. К романтическому бестиарию можно добавить мистических сов на сепиях Фридриха (как не вспомнить цитату из культового сериала Линча «Совы — не то, чем кажутся»?) и белых лебедей, изображенных на фоне обжигающе-холодного розового цвета.
Небо, свет небесный в картинах Фридриха — особая тема. Люди у него часто изображены спиной к зрителям. Даже если это портрет, как в случае со знаменитой картиной «Василий Жуковский, Сергей и Александр Тургеневы». Эти трое смотрят вдаль на играющее фантастическими красками, медленно остывающее небо. Они стоят у чугунной решетки, в узор которой кириллицей вплетена надпись: «Василий Жуковский». Картина была подарена Тургеневым Жуковскому и хранилась у него.
Или вот картина «Закат солнца (братья)». Стоящие спиной фигуры в накидках и причудливых шляпах можно принять за монахов какого‑нибудь тайного ордена. Тема братства была для художника важной и травмирующей. Ему было тринадцать, когда он провалился под лед. Брат спас его, а сам погиб. Чувство вины отравляло его жизнь, вызывало депрессии. В конце жизни художник пережил инсульт, был частично парализован и совершенно разбит морально. «Был у Фридриха. Грустная развалина. Плакал как дитя», — записал в дневнике навестивший больного Жуковский. После смерти Фридриха забыли. И вспомнили лишь на переломе XIX – XX веков, что неудивительно. Он был так созвучен поэтам-символистам с их попытками высказать — несказанное, воплотить — ускользающее, разглядеть будущее в густом тумане…
Николаевский зал сейчас залит приглушенным сине-фиолетовым светом, придающим пространству что‑то мистическое. Помнится, Гете, с которым Фридрих, конечно же, был хорошо знаком, в своем «Учении о цветах» назвал синий цвет «прелестным ничто». На высоченном потолке — проекция бегущих облаков. Так бы и смотрел, особенно под мелодии эпохи романтизма, записанные специально для выставки оркестром Теодора Курентзиса musicAeterna. Вот бы поставить там пару шезлонгов…
Выставка продлится до 13 апреля.
Возрастное ограничение 6+
Читайте также:
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 240 (7816) от 18.12.2024 под заголовком «Вещая душа».