Политолог, эксперт Центра ПРИСП Николай Пономарев – о рисках возникновения массовых протестов и беспорядков в следующем году.
Как справедливо отмечает Константин Калачев, рост социального недовольства далеко не всегда конвертируется в политический кризис. Однако у текущей ситуации имеется своя ярко выраженная специфика.
Во-первых, в обществе появилась прослойка ветеранов и участников СВО. С одной стороны, далеко не всегда и не везде власти соблюдают их права. И в особенности это касается их конкретных категорий (добровольцы, бойцы ЧВК и т.д.). Некоторые реальные участники боевых действий и вовсе не являются, с точки зрения закона, ветеранами спецоперации (достаточно вспомнить о статусе пограничников). Имеют место и проблемы с помощью семьям военнослужащих. Моя бывшая супругам лично наблюдала, как в МФЦ у вдовы (!) участника спецоперации потребовали, чтобы ее супруг явился и поставил подпись под документом, без которого несчастная женщина не может претендовать на получение «гробовых». И это не единичный случай: соцсети полнятся групповыми обращениями родственников военнослужащих к президенту с жалобами на нарушение их прав. С другой стороны, значительная часть участников СВО возвращаются домой с посттравматическими расстройствами, и далеко не всегда они могут рассчитывать на адекватную помощь, в особенности в дотационных регионах (в том числе в силу банального дефицита медицинских кадров).
Во-вторых, мы наблюдаем явный рост психических и неврологических заболеваний и расстройств, которые граждане пытаются «глушить» спиртным или лекарствами. (По данным Минздрава, одной лишь депрессией страдают 15 млн россиян). В марте 2024 г. нас «обрадовали» тем, что продажи антидепрессантов в России достигли пятилетнего максимума. Меньше чем за три месяца наши сограждане приобрели более 3,5 млн упаковок соответствующих препаратов. По данным ФОМ, на текущий момент более 40% россиян испытывают состояние тревожности. Причем этот показатель стабильно фиксируется на высоком уровне. В декабре 2024 г. розничные продажи алкоголя достигли максимума с 2017 г. За последние семь лет также существенно увеличились масштабы «крепкой» алкогольной розницы: продажи одной лишь водки выросли на 15%. Таким образом, мы постепенно подходим к грани ситуации, когда количество «настоящих буйных» достигнет опасного предела, и они реально могут стать источником рекрутирования активистов и вожаков протеста.
Широкие массы действительно редко выплескивают свое недовольство на улицы. Для этого им необходим импульс от активного меньшинства, искры гнева которого и разжигают пожар протестов. Многим кажется, что крупные митинги и беспорядки в России сейчас невозможны. И эти люди, видимо, не помнят про протесты против мобилизации в Дагестане, «недопогром» в Махачкале, беспорядки в Кореновске и Тыве. Забыли они, вероятно, и про «марш справедливости», когда колона мятежников менее чем за сутки без каких-либо препятствий прошла путь от Ростова до Калужской области, по дороге сократив численность российских ВКС.
Риск возникновения «волнений и бунтов» остается высоким, и главным его источником являются отнюдь не столичные хипстеры. Вопрос заключается лишь в том, предпримут ли власти адекватные меры, чтобы купировать соответствующие риски, или продолжат действовать в рамках логики «тащить и не пущать».