Атеисты по сравнению с верующими менее честны, реже жертвуют на благотворительность и меньше времени уделяют волонтерству, гласят исследования. Значит ли это, что они лишены морали, спрашивает выдающийся нейробиолог Роберт Сапольски в своей новой книге «Все решено: жизнь без свободы воли», главная идея которой заключается в том, что у человека в действительности нет свободы воли
Американский нейробиололг и автор бестселлера «Биология добра и зла» Роберт Сапольски много лет занимается вопросом свободы воли и пришел к выводу, что ее не существует. Наш мозг, как показывают различные исследования, принимает решение еще до того, как мы осознаем это, говорит Сапольски. Причем речь идет в том числе о судьбоносных решениях, обдумыванию которых мы посвящаем недели или месяцы нашей жизни. На самом деле, уверен нейробиолог, все эти решения предопределены нашей генетикой, биологией и обстоятельствами жизни.
Таким образом под сомнение ставятся нравственные и юридические основы идеи свободной воли. Ведь если все предопределено, то не стоит хвалить лучшего студента на курсе за его достижения — сложись его жизнь иначе, он был бы мусорщиком. А преступника не за что наказывать — он ведь ничего на самом деле не решал. «Свободы воли не существует, и поэтому возлагать на людей моральную ответственность за их действия неправильно», — говорит Сапольски. В отношении преступников ученый предлагает действовать так же, как общество поступает с больными людьми, нуждающимися в изоляции — их не наказывают и не ругают, а лечат или помещают в специальные учреждения, где они не могут причинить другим вред.
Книга «Все решено: жизнь без свободы воли» выходит в декабре в издательстве «Альпина нон-фикшн». Forbes публикует отрывок, в котором Сапольски ищет ответ на вопрос, что будет с обществом, если мы перестанем верить в свободу воли.
Не впадем ли мы в амок?
Идея промчаться по улицам в состоянии амока (от малайского amoq — «впасть в слепую ярость и убивать») имеет определенную привлекательность. Буйствовать как безголовая курица — неплохой способ выпустить пар. Еще это шанс встретить новых, интересных людей, плюс полезная физическая нагрузка. Но, несмотря на такие очевидные плюсы, меня не так чтобы часто подрывает сорваться в амок. Это кажется утомительным, да и пропотеешь насквозь. К тому же меня беспокоит, что не смогу всецело отдаться затее и буду выглядеть глупо.
Однако вокруг всегда было полно людей, которые с большим удовольствием впадают в амок — брызжа слюной, судорожно тараторя бессмыслицу, адски желая сеять хаос. Переключатель может сработать в любой момент, но есть обстоятельства, склоняющие людей к амоку, и в первую очередь — безнаказанность. Анонимность тоже подливает масла в огонь. Известно, что в ходе так называемого полицейского бунта во время съезда Демократической партии США в Чикаго в августе 1968 года полицейские снимали свои жетоны, прежде чем впасть в амок и затем избивать прохожих и мирных демонстрантов, ломать видеокамеры съемочных групп. В традиционных культурах анонимность бойцов (например, ношение ими масок) повышает вероятность того, что они будут уродовать трупы своих врагов. На попытку прикрыться анонимностью похоже и оправдание «но все остальные тоже впали в амок» — когда человек позволяет себе отпустить тормоза в расчете на то, что его не поймают.
Прошлое столетие продемонстрировало нам еще один, более изощренный способ почувствовать, что ты можешь позволить себе «впадать в амок» безнаказанно и средь бела дня. Это оправдание снова и снова звучало на Нюрнбергском процессе, к нему без конца прибегали немцы военного поколения, пытаясь объяснить свои поступки негодующим потомкам. Фраза «я просто выполнял приказ», когда, впав в амок, устроил геноцид, предполагает отсутствие у того, кто оправдывается, ответственности, воли и чувства вины.
Куда это нас ведет, уже должно быть понятно. Если свобода воли — миф, а наши поступки — аморальный итог биологической случайности и никакой ответственности мы за них не несем, то почему бы просто не впасть в амок?
В основе состояния, названного некогда амоком, как раз и лежит представление, что какой бы чудовищный поступок ты ни совершил, это не твоя вина. В малайском/индонезийском языке, откуда и позаимствовано слово meng-âmuk, амоком называют приступы беспричинной жестокости и необъяснимого бешенства, которые охватывают какого- нибудь мирного и безобидного человека. Традиционная интерпретация ловко обходит вопрос свободы воли: считается, что человек одержим злым духом, не отвечает за свои действия и не испытывает никакой вины.
«Не осуждайте меня, в меня вселился Ханту Белиан, злой дух лесного тигра» — это всего лишь шажок, прыжок, скачок в сторону от «Не вините меня; мы просто биологические машины».
То есть если люди признают, что свободы воли не существует, все вокруг обезумеют и будут носиться, гонимые амоком? Ряд исследований говорит именно об этом.
Жесткие детерминисты, несущиеся по улицам
Эксперимент, позволяющий проверить это предположение, прост — настройте людей так, чтобы ослабить их веру в свободу воли, и посмотрите, не стали ли они подонками. Как заставить испытуемых засомневаться в свободе воли? Можно, конечно, заставить их потратить 20 лет на изучение нейробиологии, поведенческой генетики, теории эволюции и на всякий случай этологии. Метод эффективный, но непрактичный. Самая популярная альтернатива — подготовить участников исследования, попросив их прочесть убедительный текст, где обсуждается отсутствие свободы воли. В этом качестве часто используют отрывок из вышедшей в 1994 году книги Фрэнсиса Крика «Удивительные гипотезы: наука в поисках души» (The Astonishing Hypothesis: The Scientifi c Search For The Soul). Крик, тот самый Крик, что вместе с Уотсоном открыл структуру ДНК, в поздние годы увлекся проблемами мозга и сознания. Жесткий детерминист и превосходный писатель, Крик кратко и ясно излагает научные аргументы в пользу идеи, что мы — это всего лишь сумма своих биологических составляющих. «Вы не более чем кучка нейронов», — заключает он.
Попросите испытуемых прочесть отрывок из книги Крика. Контрольная группа пусть читает отредактированный вариант, где утверждается обратное (то есть «Вы — это гораздо больше, чем какая-то кучка нейронов»), или отрывок скучного и не вызывающего сильных чувств текста. Затем испытуемые заполняют анкету с вопросами типа «Насколько вы согласны с утверждением, что люди должны нести полную ответственность за любой свой неправильный выбор?» Это нужно для того, чтобы убедиться: манипуляция сработала.
Что происходит в мозге, когда вы экспериментально ослабляете веру людей в свободу воли? Во-первых, снижается то, что лучше всего описать как интенциональность, то есть усилия, которые люди вкладывают в свои действия. Это можно продемонстрировать при помощи электроэнцефалографии (ЭЭГ), позволяющей регистрировать волны мозговой активности. За секунду до того, как испытуемый решает пошевелить пальцем, ЭЭГ регистрирует характерный волновой паттерн, исходящий, по всей видимости, из моторной коры. Но первый признак предстоящего двигательного акта обнаруживается в виде волны, возникающей несколькими секундами раньше; ее назвали «ранний потенциал готовности». Он, похоже, возникает в пре-ДМО (дополнительная моторная область), шагом выше в цепи нейронов, инициирующей движение, и интерпретируется как сигнал о намерении, которое затем переходит в действие. Когда людей заставляют чувствовать себя беспомощными и ни на что не способными, подсовывая им нерешаемую головоломку, ранний потенциал готовности ослабевает. То же самое происходит, когда людей вынуждают меньше верить в свободу воли, причем чем слабее вера, тем слабее становится волна (но размер волн в моторной коре не изменяется) — это выглядит так, будто люди меньше стараются и меньше фокусируются на задаче.
Еще одна характерная ЭЭГ-волна, которая называется сигналом негативности рассогласования (ERN), возникает, когда мы понимаем, что совершили ошибку. Это видно на примере задачи «да/нет», когда на экран компьютера выводится один из двух стимулов (скажем, красная или зеленая точка) и вам нужно быстро нажать на одну кнопку и запретить себе жать на другую. Точки сменяют друг друга с сумасшедшей скоростью, и, когда люди делают ошибку, из префронтальной коры поступает сигнал: «Ой, я все запорол», после чего наблюдается небольшая задержка ответа, как если бы теперь испытуемые, пытаясь добиться правильной реакции, уделяли задаче больше внимания и прилагали больше усилий: «Да ладно, я могу и лучше». Вселите в участников чувства беспомощности и безуспешности, и их ERN-волна ослабнет, а задержка ответа сократится (действительная частота появления ошибок не изменится). Заставьте людей меньше верить в свободу воли — и получите тот же эффект. Такие ЭЭГ-исследования показывают: когда люди меньше верят в свободу воли, они вкладывают меньше усилий в свои действия, не так внимательно отслеживают ошибки и меньше переживают по поводу результатов.
Теперь, когда мы убедились (с помощью анкеты или ЭЭГ), что нам удалось внушить испытуемым сомнения в существовании свободы воли, пришло время выпустить их в ничего не подозревающий мир. И они помчатся, гонимые амоком? Похоже, что так.
Серия исследований, начатых специалистом по поведенческой экономике Кэтлин Вос из Университета Миннесоты, показывает, что скептики свободы воли начинают вести себя более асоциально. В экспериментах они чаще мошенничают с тестами и берут больше, чем им положено, денег из общего котла. Они реже помогают нуждающемуся в помощи незнакомцу и ведут себя агрессивнее (столкнувшись с холодным приемом, испытуемый получает возможность отомстить обидчику, отмерив количество острого соуса, которое тому придется съесть, — так вот, уничтожьте его веру в свободу воли, и он из мстительности почти удвоит объем соуса). Меньше веры в свободу воли — и испытуемый чувствует меньше благодарности к тому, кто оказал ему услугу, — за что благодарить, если поступок был продиктован простой биологической необходимостью? И если вам вдруг кажется, что эти скептики свободы воли просто получают свое маленькое нигилистическое удовольствие от мести — блюда, которое подают острым, то знайте, что эта экспериментальная манипуляция заставляет людей еще и ощущать меньше смысла в жизни и меньше чувства принадлежности. Более того, ослабление веры в свободу воли заставляет людей чувствовать, что они плохо знают самих себя, и ощущать отчуждение от своего «истинного я» в принятии решений морального характера. Это неудивительно, поскольку неверие в свободу воли в первую очередь заставляет вас принять тот факт, что львиная доля ваших поступков обусловлена скрытыми биологическими силами, о которых вы ничего не знаете, или ставит вас перед глобальной проблемой — где же «я» внутри этой машины.
Ослабление веры в свободу воли, вероятно, может даже помешать борьбе с зависимостью. Конечно же, экспериментов, где добровольцев превращают в наркоманов, а потом смотрят, станет ли им сложнее отказаться от этой пагубной привычки, если они начитались Фрэнсиса Крика, никто не проводил. Но можно предположить следующее. Люди обычно считают, что зависимость предполагает утрату свободы воли; более того, наркологи говорят, что алкоголики и наркоманы часто обнаруживают детерминистские взгляды на зависимость — такая сомнительная атрибуция позволяет им оправдывать себя. Вокруг этой тонкой грани ведется немало разговоров. Если выбор стоит между тем, чтобы считать зависимость болезнью, и тем, чтобы считать зависимого слабаком, который никак не может оторваться от бутылки, то первое — это огромный шаг в сторону гуманности. Но если выбор стоит между тем, чтобы считать зависимость болезнью, не подвластной воле человека, и такой, которая ей подвластна, то большинство практикующих врачей сочтут, что второе определение скорее поможет зависимому остановиться. Заметьте, однако, что в данном случае предполагается следующее: если зависимость несовместима со свободой воли, то она несовместима и с изменениями. Это далеко не так.
Итак, подорвите веру человека в свободу воли, и он потеряет ощущение собственного «я» и смысл жизни, почувствует, что сам с собой не знаком, и будет испытывать меньше благодарности за чужую доброту. И, что самое для нас важное, он начнет вести себя агрессивно и непорядочно и не захочет помогать другим. Сожгите эту книгу, пока на нее не наткнулся кто-нибудь еще, а то, не ровен час, собьется его моральный компас!
Но, естественно, все гораздо сложнее. Для начала влияние на поведение, обнаруженное в этих исследованиях, весьма незначительно; чтение Крика не повышает вероятность того, что испытуемые не только будут жульничать при выполнении какого-то задания, но еще и украдут ноутбук исследователя по пути к выходу. Результатом был не амок, а скорее что-то вроде махонького такого амочка. Это отражает тот важный факт, что уничтожить веру в свободу воли, прописав испытуемому дозу Крика, как правило, невозможно. Его вера всего лишь станет чуть менее пылкой (важность, какую испытуемые придают своей свободе воли, не меняется). Это не удивительно — разве могут чтение отрывка из книги, сообщение, что «ученые ставят теперь под сомнение…», или даже просьба вспомнить момент, в котором свободы воли у вас оказалось меньше, чем вы надеялись, серьезно повлиять на базовое ощущение, что вы контролируете свою жизнь?
Самое важное, что существует масса исследований, в которых не удалось воспроизвести основной результат, а именно что люди начинают вести себя менее порядочно, если их вера в свободу воли ослабевает. Надо отметить, что объем выборки в некоторых из них был намного больше, чем в первоначальных, на основе которых был сделан вывод «нас всех охватит амок». Проведенный в 2022 г. метаанализ всей литературы на эту тему (а это 145 экспериментов, 95 из них неопубликованных) показал, что манипуляция с текстом Крика действительно несколько ослабляет веру в свободу воли и усиливает веру в детерминизм … но никакого устойчивого воздействия на порядочность поведения не оказывает.
Итак, научная литература свидетельствует, что экспериментальными манипуляциями практически невозможно превратить человека в истинного скептика свободы воли; более того, даже если вы слегка ослабите уверенность испытуемого в существовании свободы воли, никакого устойчивого воздействия на этичность его поведения в лабораторных условиях это не окажет.
Конечно, это всего лишь предварительные выводы, поскольку, учитывая все обстоятельства, исследований в этой области проводилось мало. Однако у предмета под кодовым названием «Не вините меня за украденную у ребенка конфету; свободы воли не существует» есть близкий родственник, и вот он-то как раз изучался очень глубоко, причем результаты этих исследований чрезвычайно интересны и многому могут нас научить.
Идеальная модель
Давайте рассмотрим вопрос, близкий к тому, что нас интересует (если свободы воли нет, мы пустимся во все тяжкие): поступают ли люди аморально, если приходят к выводу, что ответственности за свои поступки они не понесут, поскольку Всемогущего Кого-то, распределяющего награды и наказания, попросту не существует? Как говорил Достоевский, если Бога нет, то все дозволено.
Прежде чем мы возьмемся за атеистов, нам стоит узнать кое-что о богах, которые судят и наказывают, — что бы вы там ни думали, они далеко не универсальные и не древние. Увлекательная работа психолога Ары Норензаяна из Университета Британской Колумбии показывает, что такие «проповедующие мораль боги» — относительно новое культурное изобретение. Охотники-собиратели, чей образ жизни преобладал на протяжении почти всей (99%) истории человечества, не изобретали морализующих богов. Конечно, их боги могли время от времени требовать себе жертвоприношений по высшему разряду, но их совершенно не интересовало, хорошо ли люди относятся друг к другу. Эволюции сотрудничества и просоциальности содействовали стабильные, понятные отношения, построенные на личном знакомстве и возможности оказывать друг другу взаимные услуги; именно в таких условиях в маленьких группах охотников-собирателей и складываются моральные ограничения, избавляющие от необходимости в том, чтобы кто-то из богов подслушивал. Морализующие боги появляются только тогда, когда люди начинают жить в больших обществах. По мере того как они объединяются в деревни, города и протогосударства, жизнь в обществе людей впервые начинает подразумевать частые мимолетные и анонимные встречи с незнакомцами. Это порождает потребность в изобретении всевидящего ока в небе, морализующих богов, которые начинают преобладать в мировых религиях.
Итак, если в узде нас держит исключительно вера в морализующих богов, то понятно, куда нас может завести отсутствие веры. Тема провоцирует дискуссии, которых еще не удавалось избежать ни одному атеисту:
Верующий: Как мы можем доверять вам, атеистам, в вопросах морали, если вы не верите, что Господь спросит с вас за ваши дела?
Атеист: А что это говорит о вас, религиозных людях, если вы ведете себя порядочно только потому, что иначе будете гореть в аду?
Верующий: У нас по крайней мере есть мораль.
И так далее. Как жить, если никто не будет верить в свободу воли? Многое можно понять, посмотрев, как живут люди, которые не верят в морализующих богов.
Атеисты, слетающие с катушек
Впадают ли атеисты в амок? Многие в это и вправду верят, и предубеждения против атеистов широко распространены. В 52 странах мира атеизм карается смертью или тюрьмой. Большинство американцев плохо относятся к атеистам, и предубеждения против них распространены даже шире, чем предубеждения против мусульман (которые занимают второе место), афроамериканцев, ЛГБТК (деятельность международного общественного движения ЛГБТ признана экстремистской и запрещена на территории Российской Федерации), евреев или мормонов. Такое негативное отношение имеет самые серьезные последствия. Присяжные на учебных судебных процессах часто приговаривают атеистов к более длительным тюремным срокам; адвокаты повышают вероятность благоприятного судебного решения, подчеркивая религиозность своего клиента; люди перемещают имя предполагаемого атеиста вниз в гипотетической очереди на пересадку органов; родителям атеистам отказывают в опеке над детьми. В некоторых штатах до сих пор действуют законы, запрещающие атеистам занимать государственные должности; в более просвещенных местностях атеистов реже избирают на выборные должности. В США атеисты чаще верующих страдают от клинической депрессии, и какая-то часть этого разрыва, вероятно, отражает маргинальный статус атеистов, принадлежащих к меньшинству (согласно опросам, среди американцев их около 5%).
Предубеждения против атеистов проявляются в самых неожиданных местах. Психологи Уилл Жерве и Максин Найле из Университета Кентукки вспоминают историю об обувной компании из Германии, получавшей массу жалоб от своих американских клиентов — купленная онлайн обувь доставлялась с большой задержкой или не доходила до покупателя вовсе. Как называлась компания? «Ботинки атеиста» (Atheist Shoes). Владелец компании провел эксперимент: половина отправлений в Америку шла с указанием компании на упаковке, а половина — без. Вторая часть доставлялась как положено, первая часто задерживалась и терялась. Работники почтовой службы США противостояли предполагаемой безнравственности обувщиков-атеистов и старались удостовериться, чтобы ни один богобоязненный американец случайно не прошел и километра в таких ботинках. С доставками этой обуви по Европе подобных проблем не наблюдалось.
Откуда берутся предубеждения против атеистов? Дело не в том, что их считают менее дружелюбными или менее компетентными по сравнению с верующими людьми. Дело всегда в морали — широко распространенном убеждении, что вера в бога — краеугольный камень морали, и этого убеждения придерживается большинство американцев и более 90% жителей таких стран, как Бангладеш, Сенегал, Иордания, Индонезия и Египет. Люди в большинстве стран, где проводились опросы, ассоциируют атеизм с такими нарушениями моральных норм, как серийные убийства, инцест или некрозоофилия. В одном из исследований верующие христиане сообщали, что испытывают чувство животного отвращения , когда читают атеистический трактат. Даже атеисты ассоциируют атеизм с нарушением норм, что выглядит довольно жалко: узрите, атеист, который сам себя ненавидит!
Итак, ощущение, что атеисты в любой момент могут взбеситься, укоренено глубоко. Но вернемся к главному вопросу: действительно ли атеисты меньше верующих склонны к просоциальному и больше — к антисоциальному поведению?
Тут перед нами сразу же встает серьезное препятствие, не позволяющее получить четкого ответа. Предположим, вам интересно, может ли новое лекарство защитить от какого-то заболевания. Что вы делаете? Вы берете две группы добровольцев, подобранных по возрасту, полу, истории болезни и так далее; случайно выбранная половина получает препарат, другая половина — плацебо (при этом испытуемые не знают, что за вещество они получили). Но такие вещи, как религиозность, подобным образом не изучишь. Нельзя взять две группы религиозно наивных добровольцев, приказать половине уверовать, а второй половине — отринуть веру, а затем наблюдать, кто из них будет лучше себя вести. Люди становятся атеистами или верующими не случайно: пример, к которому мы еще вернемся: мужчины вдвое чаще женщин причисляют себя к атеистам. Точно так же верующие и не верующие в свободу воли занимают эти позиции не по велению жребия.
Еще одна трудность в исследовании теистов и атеистов очевидна любому, кто застревал на необитаемом острове в компании унитариста и южного баптиста-евангелиста, — религия и религиозность чудовищно неоднородны. Какая именно религия? Вот этот человек — он всю жизнь веровал или только недавно обратился? Религиозность для него связана прежде всего с его отношениями с божеством, с единоверцами или с людьми в целом? Что для него Господь — любовь или наказание? Как он обычно молится — в одиночку или в компании единоверцев? Что для него вера — мысли, чувства или ритуалы?
Разумеется, похожая, хотя и меньшая неоднородность свойственна и атеизму: кто-то пришел к нему аналитическим путем, кто-то эмоциональным, кто-то был воспитан в вере, а потом отошел от нее, а кто-то не верил никогда.
Как бы там ни было, основная масса исследований, описанных в этой обширной литературе, поддерживает представление, будто люди, решившие, что бога, который следил бы за их поступками, не существует, — это люди испорченные. Атеисты, если сравнивать их с верующими, не так честны и добросовестны, меньше жертвуют на благотворительность как в экспериментах, так и в реальной жизни и меньше времени уделяют волонтерству. Дело закрыто. Теперь вопрос только в том, кто раньше слетит с катушек — люди, которые не верят в бога, или те, что не верят в свободу воли.
Что нам сейчас нужно сделать, так это разложить по полочкам результаты таких исследований. Поскольку реальная картина совершенно иная и тесно связана со скептицизмом в отношении свободы воли.
Говорить — и делать
Первый вопрос, с которым надо разобраться, вряд ли вызовет затруднения. Что вы делаете, когда хотите узнать, склонны ли ваши испытуемые к благотворительности, — наблюдаете за их действиями или же спрашиваете, как часто они жертвуют на добрые дела? Если спрашиваете, то узнаете лишь, насколько ваши испытуемые хотят казаться хорошими. Бо льшая часть соответствующей литературы основана на «самоотчетах», а не на эмпирических данных, но, как оказалось, верующие сильнее атеистов озабочены своей моральной репутацией, поскольку такая личностная черта, как стремление к социальному одобрению, встречается в этой среде чаще. Это, несомненно, отражает тот факт, что моральное поведение верующих должно вписываться в рамки, принятые в тесной социальной группе, к которой они принадлежат. Более того, социальное принятие сильнее беспокоит тех верующих, что живут в религиозных странах.
Но если наблюдать за тем, что люди делают, а не слушать, что они говорят, то окажется, что между теистами и атеистами нет никакой разницы по части донорства крови, размера чаевых или соблюдения правил «системы доверия»; то же самое касается и альтруизма, готовности прощать или проявлять благодарность. Более того, нет никакой разницы в агрессивности и мстительности в экспериментальных условиях, когда испытуемым разрешено мстить за нарушение норм (например, ударив нарушителя током).
Итак, если наблюдать за тем, что люди делают, а не за тем, что они говорят, разница в просоциальности между теистами и атеистами по большому счету исчезает. Урок для тех, кто хочет понять разницу между верующими и неверующими в свободу воли, очевиден. Исследования, изучающие реальные поступки людей в экспериментальных условиях, не выявляют различий в этическом поведении этих двух групп.