Начало зимы открыло очередной этап кризиса политической системы современной Франции: 4 декабря, впервые за 62 года, кабинет министров был отправлен в отставку, получив вотум недоверия от Национального собрания. Тем самым правительство Мишеля Барнье, с огромным трудом сформированное всего три месяца назад при опоре на центристов и умеренно правых, оказалось одним из самых недолговечных в истории страны, не сумев даже принять бюджет на следующий год. Данная ситуация стала отражением сложившегося еще летом расклада сил, когда ни одна партия или коалиция не получила абсолютного большинства в парламенте. В итоге президент Эммануэль Макрон, чье решение о досрочных выборах в нижнюю палату как раз и запустило цепную реакцию, столкнулся с необходимостью спешно искать нового премьера, и, видимо, тоже на короткий период.
Прямой дорогой к краху
Объясняя гражданам подоплеку отставки М. Барнье в своем специальном телеобращении, глава государства сделал акцент на появлении в стране некоего «антиреспубликанского фронта» — ситуативного блока крайне правых и крайне левых, которые, якобы кулуарно договорившись между собой, намеренно поставили страну на путь «хаоса» ради личных амбиций своих лидеров. Подобное определение предложено им по аналогии с фронтом «республиканским», который во Франции на выборах различных уровней обычно составляют все системные силы против радикальных кандидатов. И действительно, голосование 4 декабря явило противоестественную картину, когда за один и тот же вотум недоверия выступили как в «Национальном объединении» М. Ле Пен, так и в «Новом Народном фронте», включающем в себя, помимо социалистов, коммунистов и зеленых, еще и крайне левых от «Непокоренной Франции» Ж.-Л. Меланшона. Дополнительной остроты ситуации придал тот факт, что правительство М. Барнье, как и предыдущие кабинеты Г. Атталя и Э. Борн, напротив, держалось на уверенности в хронической недоговороспособности двух флангов, когда оппозиционные партии по традиции продолжают голосовать каждая за собственный вотум или воздерживаться. В сентябре для начала работы кабинета решающую роль сыграл нейтралитет М. Ле Пен, посчитавшей правильным, в отличие от левых, судить М. Барнье лишь по его делам. Впрочем, авторитетный журнал Le Pointне исключал, что лидер крайне правых могла в тот момент попросту приберечь «вотумный» козырь, до поры до времени продолжая закулисный торг (и собственную судебную тяжбу).
Тем не менее даже если ситуативное объединение двух флангов преподносится Э. Макроном как нечто неожиданное и опасное, представляется, что оно стало возможным не столько по чьей-либо злой воле, сколько из-за того, что за короткий срок своей работы правительство успело совершить несколько серьезных просчетов. С одной стороны, далеко не все оценили желание М. Барнье сохранять тактический диалог с крайне правыми, выглядевшее как невольное попустительство их превращению в «нормальную», респектабельную партию. Показательный эпизод произошел в первые же дни работы кабинета, когда министр экономики А. Арман рассказал о нежелании принимать во внимание позицию лепенистов при подготовке бюджета, из-за чего М. Барнье был вынужден лично принести извинения за своего подчиненного самой М. Ле Пен. Для левых чрезмерная зависимость премьера от голосов крайне правых мгновенно стала удобным поводом для критики в его адрес за едва ли не сговор с политической силой, доселе считавшейся нерукопожатной. Не вызывала восторгов такая линия и у макронистов.
С другой стороны, для того же «Национального объединения» («НО») экс-премьер так и не стал — и никогда не мог стать — своим. Системный, проевропейский политик, годами строивший карьеру в брюссельских структурах, все же далек от «популистских» установок крайне правых, пусть и смягчившихся в последние годы. К тому же он получил премьерский пост, представляя правоцентристских «Республиканцев» (в прошлом голлистов), электорат которых М. Ле Пен в последние годы отчасти сумела переманить. Успех кабинета М. Барнье в теории мог бы привести к некоторому возрождению его родной партии, что для «НО» сейчас было бы совсем некстати. Более того, в составе правительства портфель министра внутренних дел получил еще один «республиканец» Б. Ретайо, который быстро сделал ряд ярких заявлений в пользу ограничения иммиграции и анонсировал подготовку нового закона в этой сфере. В теории лепенисты должны были поддержать данную линию, но на практике слишком быстро возникла угроза, что правительственная команда перехватит повестку, обычно выгодную для крайне правых.
Зажатому меж двух огней М. Барнье, возможно, стоило бы воспользоваться методом своего министра — сделать ставку на политический пиар, сразу же продемонстрировать себя в выгодном свете за счет решения одной-двух точечных проблем. Стоит напомнить, что его предшественник Г. Атталь пошел именно по этому пути, благодаря чему даже после полугода работы в премьерском кресле сохранял достаточно высокий личный рейтинг. У М. Барнье же прослеживалась негативная динамика: по опросу института IFOP, к концу ноября его работу одобряли 36% французов (–9% по сравнению с сентябрем). Не ставя под сомнение личные качества и профессионализм, опрошенные отмечали, что именно в роли премьера ему не хватает некоторой динамичности. Непубличная аппаратная работа и умение добиваться своего через длительный поиск компромиссов востребованы на уровне Евросоюза, но во французских реалиях с учетом массы накопившихся проблем от второго лица в государстве требуется большая напористость, которая была бы заметна невооруженным взглядом. В дополнение к этому, по сравнению с предыдущим составом кабмин покинули известные столпы макронизма (Б. Ле Мэр, Ж. Дарманен), которые в иной ситуации могли бы послужить для премьера ценными союзниками внутри пропрезидентского лагеря.
Наконец, непосредственным поводом для выдвижения вотума недоверия стал проект бюджетного законодательства, предложенный кабинетом на 2025 год. В этом отношении основными камнями преткновения стали вопросы о росте налогов и сокращении социальных расходов, назревшие в свете необходимости обуздать почти 6%-ный дефицит государственных финансов. В программной речи от 1 октября М. Барнье обозначал, что возрастающая налоговая нагрузка должна лечь на наиболее обеспеченных граждан и крупные корпорации. Видимо, осознав, что тем самым он нанесет удар по основному электорату президента, ближе к декабрю премьер совершил вираж в обратную сторону, наметив ряд мер, болезненных для менее обеспеченных слоев (включая рост тарифов на электроэнергию). В социальной сфере исполнительная власть предложила отложить инфляционную индексацию пенсий, ограничить для мигрантов доступ к государственной медицинской помощи, ввести новый денежный сбор для пациентов и иные шаги. Вполне ожидаемо, что и левая, и правая оппозиция, конкурирующая за право выражать интересы народных слоев и «периферийной» Франции, не могла согласиться с такими мерами. И хотя М. Барнье пошел на ряд уступок (что примечательно, вновь в пользу «НО», а не кого-то еще), общего отношения они не изменили. Соответственно, бюджет пришлось утверждать по конституционной процедуре 49.3, позволяющей принять документ без поддержки депутатского корпуса, но с риском получения вотума недоверия в течение 48 часов, — как и получилось. Перед голосованием премьер-министр рассчитывал припугнуть оппонентов, спрогнозировав еще больший рост налогов для 18 млн французов в случае правительственного кризиса, однако должного эффекта данная угроза уже не возымела.
Примечательно, что правительство М. Барнье не особо активно стремился спасти и сам глава государства. По мере приближения дня голосования по бюджету Э. Макрон как будто все больше погружался в собственную повестку: саммитG20 в Бразилии и дальнейшее турне по Латинской Америке, визит в Саудовскую Аравию, подготовку к открытию Собора Парижской Богоматери с присутствием ряда международных гостей. Он словно предоставил кабмин его собственной судьбе. Более того, в упомянутом телеобращении президент, помимо намеков на «антиреспубликанский» заговор, фактически обвинил в произошедшем самих граждан, «не понявших» его решение о досрочном роспуске Национального собрания и ошибочно давших слишком много власти радикалам. При этом брать на себя «ответственность за других» и тем более самому уйти в отставку он в очередной раз отказался. Отклик общества на такие обвинения не заставил себя ждать: по ряду соцопросов, показатель личной популярности Э. Макрона упал с 30% в сентябре до 23% в начале декабря, а более половины граждан как раз хотели бы его отставки уже в наступающем году.
Палитра вариантов и назначение Ф. Байру
По мнению известного историка Э. Тодда, для современных политических элит Франции характерна тяга к «иммобилизму»: все менять, чтобы глобально не менять ничего. Притом данная черта свойственна как опытным кадрам вроде М. Барнье, так и молодым лидерам, которые, казалось бы, олицетворяют курс на обновление, — Э. Макрону, Г. Атталю, крайне правому Ж. Барделла [1]. Так это или нет, но, согласно Конституции, Пятой республике положено иметь нормально функционирующее правительство, вследствие чего президент сразу же запустил процесс широких консультаций. По данным прессы, Э. Макрон абстрагировался от обсуждения содержательной стороны реформ, предстоящих следующему кабинету, но в большей степени уделил внимание принципиальной договоренности — заключению «пакта о ненападении» между всеми умеренными силами, чтобы новый премьер не повторил судьбу М. Барнье в первые же часы после назначения. Иными словами, глава государства вернулся к тактике, не сработавшей летом: отсечь крайне правых и крайне левых, расколоть «Новый народный фронт» и собрать все «республиканские» силы от коммунистов до правоцентристов в большую коалицию. Именно в таком формате 10 декабря в Елисейском дворце прошли межпартийные переговоры — событие, для французской политической культуры тоже обычно не свойственное. Не приглашенные туда лидеры «Непокоренной Франции», естественно, раскритиковали такой шаг за попытку создать откровенно искусственный союз без учета идеологических расхождений между участниками; М. Ле Пен предрекла, что встреча превратится в банальное распределение министерских портфелей.
Другим значимым сюжетом в первые же дни стала дальнейшая судьба бюджета, так и зависшего в воздухе из-за отставки М. Барнье. Здесь Э. Макрон предложил пойти на исключительную меру, в срочном порядке приняв «специальный бюджетный закон» — временный документ, утверждающий финансирование на первые месяцы 2025 г. по всем статьям ровно в таких же пропорциях, как в 2024 г., без существенных увеличений или снижений. Закон был представлен на заседании уходящего правительства 11 декабря, тогда как его рассмотрение в Национальном собрании ожидается через неделю. Полноценный же бюджет на 2025 г., как ожидает глава государства, должна будет заново разработать новая правительственная команда уже после Нового года.
Главной же интригой, как и три месяца назад, оказалась фигура следующего премьер-министра. В заголовках СМИ стали мелькать персонажи, которых и ранее сватали на этот пост: ставленница объединенной левой оппозиции Л. Касте, экс-премьер на завершающем отрезке президентства Ф. Олланда Б. Казнев и многие другие. Однако обозначились и некоторые другие фигуры, ранее котировавшиеся чуть ниже. Так, с определенной настойчивостью зазвучала фамилия министра обороны С. Лекорню, работающего в президентской команде на разных позициях еще с 2017 г. и сохранявшего свой нынешний пост во всех кабинетах с 2022 года. Его наиболее важным козырем можно считать умение хорошо «продавать» собственные успехи, которым он активно пользуется в оборонной сфере и чего отчасти не хватало М. Барнье.
Также на горизонте возникла кандидатура Ф. Байру — лидера союзной для макронистов партии «Демократическое движение», Верховного комиссара по экономическому планированию и одного из главных долгожителей французской политики. К нему могли бы благосклонно отнестись левые силы, учитывая, что именно Ф. Байру сыграл заметную роль в их победе в 2012 г., тогда призвав своих избирателей поддержать Ф. Олланда, а не Н. Саркози. Параллельно возможным главой правительства «технократов» стали называть председателя Банка Франции Ф. Вилльруа де Гало. На его стороне, как ни странно, были бы симпатии большинства населения, ведь, по опросу центра Elabe, формирования «правительства экспертов» желали бы 66% французов. Одной из первых открыто обозначила свои премьерские амбиции экс-кандидат в президенты 2007 г. С. Руаяль, напрямую сообщившая Э. Макрону о своей «готовности» занять вакантную должность. Среди ее преимуществ — безусловно, большой политический опыт и поддержка левых, притом отчасти даже меланшоновцев.
Вместе с тем каждый из названных вариантов имел и существенные минусы, не позволявшие выделить однозначного фаворита. В частности, назначение С. Лекорню выглядело бы как стремление продолжать «макронизм» в прежнем виде, что в нынешних реалиях невозможно. Его закулисная поддержка со стороны Н. Саркози, вероятно, имеющая место, вызывала вопросы и у левых, и у крайне правых. В свою очередь, «технократические» черты прослеживались уже в образе М. Барнье, что не спасло его от скорой отставки. Что касается С. Руаяль, то в 2020 г. она достаточно шумно разошлась с командой Э. Макрона, оказавшись уволенной с поста спецпосланника по делам Арктики и Антарктики за несвоевременную критику социально-экономического курса президента. В любом случае глава государства, как и летом, явно не хотел делать слишком больших кадровых уступок оппозиционным силам, чтобы избежать перспективы «сосуществования» с сильным премьером, способным заслонить его самого.
Как самокритично признало издание FranceInfo, «кастинг» на пост премьера, в котором так полюбили упражняться журналисты и обозреватели, вовсе не имел принципиального значения. По законам жанра многие кандидатуры вбрасывались в публичное пространство Елисейским дворцом лишь для проверки общественного мнения о той или иной опции, первой реакции других политических сил. Отдельные варианты вроде малоизвестной К. Вотрен, лоббировавшейся в макроновской партии рядом «тяжеловесов», появлялись исключительно в интересах самих лоббистов (в данном случае — создать противовес С. Лекорню) без реальной перспективы назначения. Бесконечный перебор альтернатив позволяет затушевать, возможно, более значимые в долгосрочной перспективе сообщения — например, о том, что экс-премьер Г. Атталь ныне получил контроль над всей макроновской партией «Возрождение». Факт же заключается в том, что фамилии как М. Барнье, так и всех других премьер-министров с 2017 г. никогда не фигурировали заранее, но появлялись лишь непосредственно перед назначением. По всей видимости, Э. Макрон, в чьих руках и оставался выбор подходящего кандидата, в этот раз тоже рассчитывал поставить общество перед фактом, приняв решение самостоятельно в привычном для него «юпитерском» стиле. На этапе поиска нового премьера выглядело вероятным, что он все же попробует взглянуть на левый фланг и назначить кого-то из его умеренных представителей, — лишь для того, чтобы разделить с ними ответственность за развернувшийся кризис и непростую экономическую ситуацию и тем самым ослабить перед следующими избирательными кампаниями. Долговечность же большой коалиции, на которую мог бы опереться следующий премьер, в любом случае вызывает большие сомнения, учитывая слабое развитие культуры межпартийных компромиссов во французской политике по сравнению с немецкой или итальянской.
Сделанный в итоге выбор в пользу вышеупомянутого Ф. Байру стал для Э. Макрона со стилистической точки зрения исключением, подтверждающим правило: он все-таки назначил премьером одного из широко обсуждавшихся кандидатов, но сделал это, почти неделю продержав общественность в полном неведении о своих предпочтениях. По мнению главы фракции социалистов в Национальном собрании Б. Валло, президент специально хотел как можно дольше демонстрировать, что «именно он находится в центре политической игры». Представительница крайне левых М. Обри выразилась жестче: «Следующего премьер-министра зовут Эммануэль Макрон». Он имела в виду, что глава государства с удовольствием назначил бы сам себя на дополнительную должность, лишь бы не делиться властью, а прежний курс будет продолжаться. Что касается самого Ф. Байру, то для него, 73-летнего политика, участвовавшего в президентских выборах в 2002, 2007 и 2012 гг. (максимум — 18% голосов со второй попытки), попадание в премьерское кресло, видимо, становится зенитом карьеры. Здесь можно усмотреть своего рода благодарность со стороны Э. Макрона, ведь именно Ф. Байру был фактически первым представителем прежнего политического бомонда, присоединившимся к молодому лидеру в 2016–2017 гг. Подконтрольное ему «Демократическое движение» неизменно сохраняло лояльность макронистам, но в нынешних условиях может выступать мостом для поиска компромиссов с другими партиями, прежде всего — умеренно левыми (правые силы по старой памяти наверняка будут настроены изначально скептически). И это говорит об одной принципиальной вещи: если в начале своего правления Э. Макрон безапелляционно заявлял о крахе старого мира французской политики и безнадежном уходе некогда «мейнстримных» партий в прошлое, то теперь, похоже, он все больше в них нуждается.
***
Еще один французский исследователь М. Гоше заметил, что правящим кругам Пятой республики наряду с «иммобилизмом» сегодня свойственно ожидание помощи в разрешении насущных проблем откуда-то извне (главным образом, из ЕС); проще говоря — нежелание брать на себя ответственность [2]. Политика Э. Макрона, собственными руками погрузившего страну в затяжной политический кризис и обвиняющего в этом кого угодно, кроме себя, подтверждает данный тезис. Для знатоков истории ситуация с разделенным парламентом и правительственной чехардой напомнит периоды Третьей и Четвертой республик. Само по себе это еще не проблема: Третья республика просуществовала достаточно долгий срок (1870–1940), успешно пройдя через Первую мировую войну. Однако в нынешних условиях негативные эффекты внутриполитической дестабилизации слишком быстро дадут о себе знать, идет ли речь об откладывании борьбы с социально-экономическими проблемами или дальнейшем ослаблении внешнеполитических позиций Франции. Занявшему пост премьера Ф. Байру предстоит работать в точно таких же условиях между молотом и наковальней, как М. Барнье, с риском оказаться следующим калифом на час. Отсюда сохраняет актуальность очевидный еще несколько месяцев назад вывод о том, что всем участникам процесса предстоит тянуть до лета 2025 г., когда можно будет вновь досрочно распустить парламент (пусть даже Э. Макрон обещает более к этому инструменты не прибегать). Однако и тогда появление сколь-либо устойчивого большинства и, как следствие, разрешение кризиса будут вовсе не гарантированы.
1. Тодд Э. «… если концепции Добра и Зла больше не существуют, то за что вообще нам стоит бороться?» – интервью Наталии Руткевич // Тетради по консерватизму. 2024. № 3. С. 330-331.
2. Гоше М. «Демократия стала бессильной, а либерализм – всесильным» – интервью Наталии Руткевич // Тетради по консерватизму. 2024. № 3. С. 322.