Становление и развитие «всемирной паутины» на рубеже тысячелетий шло в русле визионерской концепции «отцов-основателей» гражданского Интернета о создании уникальной глобальной среды безграничной свободы для пользователей, в основе которой лежит беспрепятственный доступ и обмен любой информацией. Однако с тех пор образ Интернета претерпел кардинальные изменения: из одного большого чата и файлообменника он эволюционировал в главную (наряду с искусственным интеллектом) сквозную, то есть всеобъемлющую технологию по переводу обществ по всему миру на новый технологический уклад. И этому есть простое инженерное объяснение: стремительная цифровизация социально-экономических и производственных процессов ведется на базе Интернета только лишь потому, что он представляет собой готовую технологическую и развитую с точки зрения инфраструктуры систему по трансграничной передаче данных. Никакое другое изобретение последних десятилетий не дает таких возможностей, как Интернет по связыванию людей и приведению их деловой активности к общему знаменателю. Кроме того, он успешно и вполне легально обходит такие прежде очевидные и непростые барьеры для взаимодействия людей и обществ, как расстояния и национальные границы. В этом смысле реализуемые во многих странах мира проекты государственного масштаба, аналогами которых в России выступают национальные программы «Цифровая экономика» (2019–2024 гг.) и «Экономика данных» (2025–2030 гг.), лишь повышают общемировое значение Интернета — фундамента цифровой трансформации или «оцифровки» социально-экономических и производственных процессов.
По последним опубликованным в мае 2021 г. данным Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД), мировой рынок электронной коммерции достиг рекордных 26,7 трлн долл. При этом чуть скорректированная в 2024 г. статистика показывает, что темпы ее роста составляют в среднем 10% в год на фоне длительной стагнации глобальной экономики. Стоит отметить, что цифровая экономика растет за счет постепенного поглощения и замещения традиционной «аналоговой» экономики. В этом основная «заслуга» принадлежит Интернету, который открыл новые возможности по генерации огромных прибылей в цифровом измерении, поскольку в ряде случаев электронная коммерция развивается даже без производства физического или материального продукта. Поначалу, когда «всемирная паутина» представляла собой, по сути, один большой мессенджер и файлообменник, а уровень интернетизации (подключенности) в мире оставался ограниченным, государства и бизнес не придавали Интернету такого значения, как сегодня. Однако трансграничная и транснациональная природа данной технологии оказалась настолько удобной для формирования деловой активности нового типа, что массовое подключение к сети будущих абонентов по всему миру стало лишь вопросом времени. В свою очередь стремительная интернетизация, т.е. выход за пределы западноцентричного блока стран, объединенных общей философией и видением развития «всемирной паутины», по сути, предопределила неизбежное возникновение феномена фрагментации глобального Интернета — его распад на зоны с различным правовым и контентным регулированием.
Фрагментация Интернета — это постепенно укореняющийся и, вероятно, долгоиграющий тренд, который будет прямо влиять на будущее онлайн-пространства по всему миру.
С технологической стороны вопроса, как недавно заявили эксперты Международного союза электросвязи, пока «всемирная паутина» функционирует на унифицированных аппаратных и программных решениях связи, проблема фрагментации глобальной сети носит лишь «контентный» характер, когда та или иная страна (или группа стран, например, Евросоюз) не мешает прокачке интернет-трафика как такового, но занимается цензурированием информпотоков в своем национальном сегменте. При этом следует понимать, что опосредованно фрагментацию Интернета ускоряют отдельные регуляторные инициативы наподобие вступившего в силу в 2018 г. Регламент Евросоюза в области защиты персональных данных — GDPR и его аналогов в других регионах мира. У подобных законов, конечно, нет задачи ограничить прокачку международного трафика данных или влиять на контентную политику цифровых платформ, однако эти законодательные нормы способны существенно ограничивать операционную деятельность ТНК в конкретных национальных юрисдикциях. А любые ограничения неизбежно сказываются на общем объеме информации, циркулирующей во «всемирной паутине» — в каких-то зонах или национальных сегментах ее может быть существенно меньше. Почему так происходит уже сегодня и почему этот тренд будет только усиливаться в будущем? Ответ на этот вопрос имеет две составные части:
1. Государства стремятся удержать постоянно растущие денежные потоки от электронной коммерции в рамках своих суверенных границ. В их логике перевод экономических процессов на цифровые рельсы в Интернете целесообразен лишь при условии сохранения у себя прибыли от такой цифровизации в виде налогов и внебюджетных поступлений (штрафов, лицензий, подписок и пр.). Естественно, такой подход идет вразрез с интересами глобальных цифровых платформ, привыкших за годы «свободного Интернета» аккумулировать в своих руках практически все полученные в странах операционной деятельности средства. Единственным эффективным способом заставить цифровые платформы поумерить собственные аппетиты оказалась практика их принуждения выстраивать свою работу исходя из приоритета местного законодательства, традиций и общепринятых норм морали над корпоративными правилами и декларативными принципами интернет-свободы, под которой по факту подразумевалась вседозволенность.
2. Помимо схватки государств и ТНК за контроль над денежными потоками от электронной коммерции, распаду Интернета на зоны способствует также и упомянутая выше «контентная фрагментация» или, говоря проще, — различные страновые подходы к цензуре в цифровом пространстве. После начала эры «твиттерных революций», самой эффективной из которых стала серия уличных демонстраций и протестов в Египте в январе – феврале 2011 г., приведшая сначала к отставке правительства, а затем и президента страны Х. Мубарака, правительственный контроль над национальными сегментами Интернета стал еще и вопросом государственной безопасности. Основная задача центральной власти любого государства заключается в сохранении своей монополии на информационно-идеологическую повестку в пределах суверенных границ. В контексте «всемирной паутины» этот принцип затрагивает область допустимого и недопустимого контента, что прямым образом противоречит базовому принципу единого и неделимого Интернета — свободному циркулированию информации с максимальным охватом населения вне зависимости от места проживания.
В силу неустранимых в ближайшем будущем противоречий между государствами и преимущественно американскими ТНК (их цифровыми платформами) по линии контроля денег от электронной коммерции, а также в рамках борьбы за монополию владеть умами пользователей, дальнейшая фрагментация Интернета видится неизбежным сценарием при пока еще сохраняющейся высокой интероперабельности сети, т.е. взаимосвязанности национальных и региональных сегментов «всемирной паутины».
Россия традиционно выступает за сохранение глобального Интернета, как открытого, транспарентного и безопасного для всех акторов пространства, но с суверенным правом государства управлять своим национальным сегментом. Принципиальным моментом является наше неприятие односторонних ограничений и присваивания отдельными странами исключительных прав в управлении Интернетом. Вместе с тем представляется, что России должна быть выгодна фрагментация сети, поскольку она открывает легальные возможности по формированию собственной регуляторной модели в национальном сегменте Интернета. При таком развитии событий у нас значительно расширится свобода действий и вариативность в вопросах выстраивания рамок экономической активности, а также в целях сохранения когнитивного суверенитета российского общества путем внедрения системы контроля и модерации контента согласно, например, Указу Президента России «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей». Еще несколько лет назад попытки России вводить ограничения на деловую активность глобальных цифровых платформ (например, закон 2021 г. «О деятельности иностранных лиц в информационно-телекоммуникационной сети "Интернет" на территории Российской Федерации»), включая требования Роскомнадзора соблюдать наше законодательство в части удаления по запросу вредоносного контента, воспринимались «в штыки» ТНК и стоящими за ними государствами (прежде всего США). Со стороны же «партнеров» Москве предъявлялся внушительный набор претензий за несоблюдение в должной мере взятых на себя обязательств в части обеспечения справедливой конкуренции, а также защиты принципов демократии и свободы слова в цифровом пространстве. Понятно, что это все неприкрытый протекционизм и вмешательство в суверенные дела России со стороны Соединенных Штатов, подход которых основан на следующей логике: кто доминирует в глобальном цифровом пространстве, тот и обладает властью трактовать правила в свою пользу.
В этом смысле легальный распад Интернета на зоны позволит нам с легкостью выйти из этой ловушки, в которую мы сами когда-то себя загнали, согласившись играть по правилам «единого и неделимого Интернета», написанным США в интересах себя и своего американского бизнеса.
Еще одним важным и долгосрочным трендом становится усиливающаяся интернетизация глобального общества, которая помимо технической возможности подключения к сети означает еще и перенос значительной части внутри-социальных отношений в цифровое пространство.
Согласно последнему ежегодному исследованию «Digital 2024 Global Overview Report», проведенному агентством We Are Social, общее число интернет-пользователей за 2023 год в мире увеличилось на 97 млн чел. (1,8%), и к январю 2024 г. составило 5,35 млрд чел. (66,2% мирового населения, которое составило на момент проведения исследования 8,08 млрд чел.). Таким образом, интернет-аудитория практически сравнялась по численности с ТВ-аудиторией (5,41 млрд чел.) и в ближайший год-полтора ее превысит. Примечательно, что только пользователей соцсетей за десятилетие увеличилось в 2,5 раза — до 5,17 млрд чел. Среднее время, которое пользователь в возрасте от 16 до 64 лет проводит в сети ежедневно составляет 6 часов 40 минут. В буквальном смысле эта статистика означает, что практически 40% времени своего бодрствования человек проводит в Интернете как для целей работы, так и общения или отдыха. И это не предел. В некоторых странах, например, в ЮАР, этот показатель уже превысил 9 часов в день.
Источник: Datareportal.
На фоне очевидного усиления роли и влияния государств за процессами во «всемирной паутине», ТНК и подведомственные им цифровые платформы стремятся ускоренными темпами успеть приватизировать национальные сегменты Интернета в странах своей основной операционной деятельности (без учета Китая и других государств, решивших пойти по пути существенного ограничения работы иностранных игроков). Приватизацию следует понимать как комплекс мер по монополизации национальных сегментов Интернета и/или разделу между несколькими ТНК рынка цифровых услуг в конкретной стране/регионе. Тот, кто контролирует экономическую, а также социальную активность в национальном сегменте сети, тот и определяет ее контентное наполнение и регуляторные рамки. Попытки, например, Евросоюза выйти из этой практики через принятие пакета законодательных норм встречает жесткое противодействие со стороны цифровых платформ, которые в судебном порядке пытаются обжаловать новые регуляторные правила. Помимо генерации прибыли и влияния на информационную повестку у ТНК есть и третья вполне очевидная цель: контролируя значительную часть цифрового пространства по всему миру, крупный бизнес способен задавать нужный вектор развития Интернета на базе собственных технологических решений. Контроль за сетью — это не только владение проводами и серверами, но и дирижирование активностью людей в Интернете. От 6 до 9 часов ежедневно 5 млрд граждан по всему миру становятся «клиентами» ТНК. Такой себе цифровой аналог «Юрьева дня» (узаконенной смены хозяйской принадлежности крепостного крестьянина), ведущий к возникновению и укоренению двойной лояльности или двойного подчинения у глобального общества. Что имеется в виду? По факту значительную часть своей жизни граждане проводят в не полностью подконтрольном государству измерении. Что там с ними происходит, чем они там заняты и с каким мировоззрением оттуда выйдут — в ряде случаев большой вопрос. При кажущейся в целом прозрачности цифрового информационного пространства, не контролируя его ключевые области, которые находятся в частных руках, довольно сложно объективно оценить степень влияния этой виртуальной реальности на общество и поведенческие паттерны людей. Более того, транснациональный бизнес крайне заинтересован в дальнейшем усилении своих позиций в Интернете и еще более активной работе с пользователями. Для того, чтобы активность современного человека в Интернете по максимуму замыкалась или вертелась вокруг сервисов ТНК, такие решения в виде цифровых платформ уже сегодня активно консолидируются в экосистемы, а завтра и в метавселенные, охватывающие практически всю жизнь отдельно взятого лица и всего общества в целом с перспективой выхода на создание цифровых «теневых» правительств. Разумеется, данный сценарий актуален в первую очередь для стран, исповедующих «политику открытых дверей» в отношении иностранного капитала, и не имеющих собственных альтернатив в деле суверенного развития ИКТ.
Как отмечалось выше, формирующаяся в последние годы новая форма «цифровой власти» ИТ-гигантов, фундаментом для которой служит единый и неделимый Интернет, уже сейчас вполне способна самостоятельно задавать в нужном ключе информационную повестку и извлекать максимум прибыли, акцентированно воздействуя на ту часть населения, которая является активным потребителем их цифрового продукта. Нарождающийся тренд фрагментации глобальной сети способен существенно изменить сложившийся баланс сил. Именно поэтому ТНК так активно продвигают идею «единого и неделимого Интернета», который по причине отсутствия непреодолимых пока регуляторных и технологических барьеров, позволяет им в достаточно комфортных условиях выходить на рынки большинства стран мира. Кроме того, при отсутствии собственных альтернатив, многие правительства вынуждены идти на выгодные ТНК схемы сотрудничества (в частности, распределения прибыли и контентной политики), поскольку уход ИТ-гигантов с местных рынков неизбежно приведет как к деградации экономической активности, так и технологическому отставанию этих стран (по причине отсутствия своих собственных наработок и альтернатив). Таким образом, степень проникновения ТНК в области, где раньше абсолютную монополию имели государственные институты (извлечение прибыли и контроль деловой активности, а также формирование идеологической повестки) в странах со значительным западным влиянием будет лишь усиливаться.
В качестве наглядной иллюстрации можно привести работу таких ИТ-гигантов как Microsoft и NVidia по созданию собственных метавселенных с целью построения в будущем на их основе некой всеобъемлющей условно-бесплатной цифровой реальности для удовлетворения полного спектра потребностей человека и даже обществ по всему миру вне рамок системы государственного контроля и управления. Чем не план по девальвации или понижению значения для населения фокусной страны/региона классических институтов власти с целью последующего перехвата управления социально-экономическими процессами? Звучит как фантастика, но иного объяснения этой масштабной и дорогостоящей деятельности со стороны ТНК найти трудно. По некоторым оценкам, уже к 2030 году международный рынок метавселенных может достигнуть внушительных 8–13 млрд долл. И это при том, что исчерпывающим стеком готовых технологий для запуска полноценной метавселенной в полном объеме пока еще не обладает ни один ИТ-гигант. Однако уже на ранней стадии, то есть сегодня, предполагается, что метавселенные в обязательном порядке будут иметь собственную валюту, которая может выражаться в виде игровых токенов, стейблкоинов и криптовалют. Не слишком ли серьезно для просто масштабной интерактивной игры? Если люди по всему миру начнут большую часть своей жизни проводить в метавселенных для целей работы, учебы, отдыха и развлечения, привыкнут зарабатывать и тратить местные «трансграничные условные единицы», то зачем тогда будут нужны государства с их громоздкими бюрократическими аппаратами и неудобными для цифровой жизни национальными валютами? Ответ на этот и многие другие сопутствующие вопросы даст только время. Обозначенные в этой статье тренды пока трендами и остаются. Для формирования на их основе устойчивых закономерностей, ведущих к реализации определенных сценариев будущего глобального цифрового взаимодействия, нужно еще подождать буквально два-три года. Однако то, что можно утверждать уже сегодня — изменения самого Интернета, как ключевой сквозной технологии XXI в., непременно будут, поскольку весь мир и сопровождающий его технологический прогресс стремительно ускоряются. При этом лежащие в основе этого динамичного трансформационного процесса ИКТ не могут оставаться статичным.
Наблюдаемые сегодня столкновения ТНК и национальных правительств за контроль над отдельными (в том числе страновыми) сегментами цифрового пространства будут происходить все чаще, с перспективой перерастания в длительное противостояние до момента формирования новых общепринятых правил функционирования глобального Интернета. И это главная причина нарастающей фрагментации «всемирной паутины» — сумма противоречий всех ключевых акторов цифрового взаимодействия не позволяет им пока договориться о разграничении влияния и распределении прибыли в рамках ведущегося перевода деловой и социальной активности в цифровое измерение. Как и в мировой геополитике, в цифровом пространстве мы наблюдаем формирование центров силы: объединенные общими целями группы (ТНК), отдельные регионы со своим уникальным регуляторным режимом (Евросоюз), ведущие страны мира, выбравшие путь суверенизации национального сегмента Интернета (Китай и отчасти Россия). Рано или поздно им всем предстоит выработать новую систему глобального цифрового взаимодействия. Однако до тех пор «всемирная паутина» будет расползаться на лоскуты, хотя перспектива полного разрыва общей «ткани» видится крайне маловероятной.