Воронежский историк и музыковед – об отношениях со временем, с людьми и личных правилах жизни
Бронислав Яковлевич Табачников известен в Воронеже, России и в Европе не только ценителям сложного искусства, ученым-культурологам, историкам, литературоведам. Мир музыки, литературы, истории, который он открывает воронежцам самых разных профессий и поколений, сделал его имя близким и дорогим для многих в нашем городе. Именно поэтому в Воронежскую областную филармонию давно приходят не только на сам концерт, но и «на Табачникова».
Но за этой яркой и понятной популяризацией самых сложных сокровищ мирового искусства – глубина научных знаний и сила нелегкого личного опыта. В беседе с редакцией заслуженный работник высшей школы России, председатель Общественного совета при областном министерстве культуры, член областной Общественной палаты профессор Бронислав Табачников делится этим опытом и самыми сокровенными «правилами движения» по дороге длиною в 88 лет.
Об эвакуации
- Я родился и провел детство в Днепропетровске. Через четыре дня после начала войны 26 июня 1941-го от неизлечимого тогда онкозаболевания умерла моя мама. Ей было всего 27 лет. Теперь я всем говорю, что живу уже четвертую жизнь своей матушки. Вернувшись в родной разбомбленный Днепропетровск из эвакуации, мы с отцом долго искали ее могилу, но так и не нашли. Еще яркие картинки детства – наша эвакуация. Я уезжал с маминой сестрой и ее мужем Соломоном Волынским – администратором городского театра Днепродзержинска. Он был большим приятелем Леонида Брежнева, который в то время работал вторым секретарем Днепропетровского обкома КПСС и занимался эвакуацией всей промышленности Приднепровья. Но также помог эвакуироваться Аркадию Райкину, который в это время был у нас на гастролях. И театру его родного Днепродзержинска. Вызвал к себе дядю, сказал: «Бери «пульмановский» спальный вагон, заселяй туда театр, актеров с семьями, все реквизиты – и выезжайте в Лениногорск, в Восточный Казахстан».
Так я оказался в эвакуации - в семье дяди и в большой актерской семье. Отец-то ушел на фронт. Три дня в неделю наш театр играл, а еще три дня все мужчины-актеры шли работать на рудники Лениногорска. Там, в эвакуации, я пошел в садик. Родной Днепропетровск был освобожден 25 октября 1943-го. Хорошо помню этот день. Все актеры собрались в одной из квартир, все обнимались. Радости не было предела.
О Пушкине как путеводной звезде
- В 1944-м мы вернулись в освобожденный Днепропетровск. Город был разрушен основательно - но все ж не так, как Воронеж. А вот наш дом на Пушкинском проспекте сохранился. Рядом с ним стоял памятник Пушкину, который теперь снесен. А тогда был и проспект, и памятник, и городской конкурс, посвященный 150-летию великого поэта. Я стал его победителем, ответив большой цитатой из «Евгения Онегина» на вопрос: какие гости поименно приехали на день рождения Татьяны? Сам тогда не подозревал, что уже знал любимого «Онегина» наизусть. Меня наградили одним из ста томов собрания сочинений Льва Толстого. Потому, уже в Воронеже, я увидел это полное собрание в квартире почетного доктора ВГУ литературоведа ныне покойного Виталия Борисовича Ремизова.
А тогда, еще в Днепропетровске, после окончания школы я принял для себя твердое решение дальше жить в России. Я был человеком русской культуры. Будучи старшеклассником, прочел про зверское убийство в послевоенном Львове публициста западного украинца Ярослава Галана. Он был зарублен топором в своем кабинете за приверженность СССР и интернационализму. Этот почерк жестокости меня потряс.
О Ягеллонском университете и сундуке Ленина
- В 1958-м году, учась в Ярославском пединституте, я по студенческому обмену поехал в Польшу. Под Краковом познакомился с московскими сотрудниками института марксизма-ленинизма. Они искали в тех местах работы Ленина, который много времени там прожил. И ведь действительно - нашли целый сундук его трудов. А нас, студентов, привлекли к этой поисковой работе. Все это определило мой интерес к польскому языку, я овладел им в совершенстве.
Потом, уже после службы в армии в Иркутске, отправился в Воронеж, куда к тому времени переехал мой научный руководитель Лазарь Генкин. Поступил к нему в аспирантуру ВГУ и продолжил разрабатывать польскую тему. В Краков я снова попал, уже будучи профессором ВГУ. Начал читать в Ягеллонском университете лекции на польском языке по истории Польши. С этой целью трижды в году приезжал в Краков. Одна из моих научных работ в этом одном из старейших университетом Европы посвящена общественному движению на польских землях в конце 19 – начале 20 столетия. А одно из самых памятных и дорогих событий – поездка вместе с Воронежским симфоническим оркестром в город Освенцим недалеко от Кракова. Там, на территории бывшего лагеря смерти «Аушвиц-Биркенау» воронежские музыканты в 2004 году играли 5-ю симфонию Бетховена.
О главной порции вдохновения
- Еще в Ярославле, когда я заканчивал пединститут, там появился новый талантливый дирижер Юрий Аранович. Я стал бывать на его концертах. Он был 1932-го года рождения, я – 36-го, и мы быстро подружились. А потом в октябре 1958 года в Ярославль приехала из Москвы прославленная хоровая капелла Александра Юрлова и вместе с ярославским симфоническим оркестром под управлением Юрия Арановича предстояло исполнить «Реквием» Моцарта. На партсовещании было решено: нужен человек, который бы вышел на сцену перед началом концерта и популярно рассказал о творчестве Моцарта. Аранович предложил меня. Так я впервые оказался перед публикой – ценителями классической музыка.
Мне предстояло рассказать о 12 частях «Реквиема». Рассказать просто и доходчиво о сложнейшем мировом шедевре. С этого все началось. Делиться такими знаниями – значит и самому продолжать обогащаться ими, развиваться дальше. И когда в начале нового театрального сезона в Воронежской филармонии выходишь на сцену, а тебя встречает полутораминутная овация – вот это особая порция энергии и вдохновения!
В начале декабря я провел концерт в нашей филармонии, посвященный великому Альфреду Шнитке. Рассказывал про его кантату «История Доктора Фауста», о том, как сам он, пережив три инсульта, продолжал писать музыку, держа перо в зубах. Рассказывал также про историю одной из парижских симфоний Йозефа Гайдна. Когда концерт был уже завершен, ко мне подошел 10-летний мальчик и сказал: «Большое вам спасибо за все!». Ну и спрашивается – что тебе, Табачников, еще нужно?
О табу
- Я никогда не веду концертов музыки Вагнера, потому что он был жестоким антисемитом в своих статьях и публичных заявлениях. Все это лишает меня возможности как-либо представлять его музыку, я отказываюсь. Он, безусловно, был талантливым композитором. Но талант и высокий профессионализм в любой сфере без нравственного начала делает гения злодеем.
Я убежден, что нравственное и профессиональное должно всегда находиться в гармонии, более того – нравственное начало в человеке должно идти чуть впереди профессионализма. Не слишком впереди, потому что нет такой профессии «хороший человек». А есть профессия музыканта, столяра, повара, учителя. Но этот баланс в любом из нас обязан быть. С другими людьми я не общаюсь.
О трех главных принципах
- Один из главных моих выученных уроков за длинную жизнь: «Невозможно, друзья, по блату умирающим лебедем стать». Танец Умирающего лебедя в исполнении Анны Павловой требовал от нее филигранного мастерства, которое доступно только выдающимся балеринам. Другими словами, если вы хотите добиться особого мастерства в танце, в поварском деле или кладке стен, то должны иметь к этому призвание и неустанно совершенствоваться. Ну и удача тоже должна быть. Но не блат. И если вас по блату достанется роль умирающего лебедя или должность главврача, то ваша несостоятельность обнаружится очень скоро. Никого не обманешь. Люди всегда реагируют на уровень.
Второй мой принцип: я равен всем - все равны мне. И у меня никогда в жизни не было никаких проблем в отношениях ни с властью, ни с официантами или водителями троллейбусов. Когда я общался с Хрущевым, с Горбачевым, когда общаюсь сейчас с Алексеем Гордеевым и нынешним губернатором Александром Гусевым, то в каждом в первую очередь вижу человека. Именно человек, с его характером, переживаниями, судьбой, но никак не статус имеет для меня приоритетное значение.
И третий принцип: нет ничего дороже в жизни семьи и близких друзей. У меня три дочери, шесть внуков, две правнучки, и это главная опора для всех других начинаний.
О подъеме в 4 утра и главном шансе
- Я очень дорожу отведенным мне временем. Использовать его надо осознанно, с большим уважением. Ни одна из прожитых минут уже не вернется. Я чувствую, что у времени есть свои внутренние законы. Вечером оно бежит все быстрее, а с утра его ход снова размерен, и многое можно успеть. Поэтому я начинаю свой день очень рано, встаю под душ - и сразу за работу. Сегодня с четырех утра сел писать послесловие к книге, которую мы издаем на 70-летие Алексея Гордеева. Сел и написал.
В эти предновогодние дни я бы пожелал воронежцам и всем людям этой осознанности на каждом шагу. Надо понимать: какое бы трудное время тебе ни выпало – это твои возможности и твоя жизнь. Другой у тебя не будет. Поэтому во все времена надо жить достойно, с полной самоотдачей. И не делать ничего такого, что потом будет тебя мучить. В моей жизни есть один поступок, которого стыжусь до сих пор. Когда я работал заведующим кафедрой в Воронежском институте искусств и публично разбирал лекцию одного из сотрудников, я позволил себе недопустимый тон разговора с ним, выразил свое сомнительное превосходство по поводу каких-то упущений коллеги. Прошло уже 30 лет, и я до сих пор не могу себе этого простить. При жизни просил у него прощения трижды, а сейчас его уже нет в живых. В общем, мой совет – всегда живите, делайте, говорите так, как будто это ваш последний шанс, и другого не будет.