Фото: Калининград.Ru
Калининградский зоопарк — одно из самых популярных мест региона. Ежегодно его посещают сотни тысяч человек: не только туристов, но и местных жителей. В последние годы зоопарк наметил несколько крупных проектов по строительству новых и реконструкции старых вольеров. Однако из-за проблем с финансированием многие из них пришлось перенести.
Как зоопарк переживает старение коллекции, когда будут заводить новых крупных животных, где взять денег на ремонт объектов и почему наглеют павлины — об этом и многом другом мы пообщались с директором учреждения Светланой Соколовой.
— За последние несколько лет туристический поток в Калининградской области очень сильно увеличился. Расскажите о посещаемости зоопарка, как она менялась с годами?
— Посещаемость зоопарка начала меняться ещё задолго до пандемии, которая привела к резкому росту туристов в Калининградской области. Ещё до этого мы выявили абсолютно чёткую корреляцию между инвестициями в развитие зоопарка и посещаемостью. Чем больше вкладывается в развитие, тем больше людей приходят. И, наверное, одно из самых простых и правильных решений, которое дало первый значительный рост посещаемости, мы сделали в первый год моей работы — отремонтировали все дорожки и покрасили решётки. После этого ушло ощущение разрухи, и буквально за год-два рост посещаемости составил чуть ли не 100 тысяч человек сразу.
Потом пошли такие крупные открытия, как, например, Тропический дом (бывший обезьянник), Дом тропической птицы. И каждый раз это давало всё новый и новый приток посетителей. Когда я возглавила зоопарк, в конце 2011 года, у нас в зимнее время 10% было туристов, а 90% — местных. В летнее время процент туристов доходил до 30%. В последние годы эта пропорция изменилась в обратную сторону. Теперь у нас до 70% туристов может быть, но при этом очень много постоянных посетителей из Калининграда и области.
Сейчас к нам приходят свыше 600 тысяч человек в год, и мы входим в тройку самых посещаемых объектов показа в регионе наравне с федеральными — национальным парком «Куршская коса» и всеми филиалами Музея Мирового океана. Но общее увеличение турпотока в область, конечно, само собой повлияло на посещаемость.
— Как вы определяете, турист к вам пришёл или местный?
— Мы периодически проводим маркетинговые исследования, просто делаем релевантную выборку и задаём вопросы посетителям.
— Сколько вообще посетителей может принять зоопарк? Вы считали, условно говоря, пропускную способность?
— Когда у нас было 600 тысяч, по-моему, впервые за 30 лет — для нас был серьёзный прорыв. Я бы, наверное, считала, что миллион — это хороший показатель. И, наверное, не очень бы хотелось идти дальше. С точки зрения финансовой устойчивости, чем больше посетителей, тем лучше. Но с точки зрения комфорта для посетителей и для животных, конечно, всё-таки не хотелось бы иметь перегруз. Хотелось бы сохранить ощущение комфорта
— То есть может такое случиться, что когда-то придётся ограничивать количество посетителей зоопарка?
— Конечно нет. Территория зоопарка — 16 гектаров. Очень часто люди говорят, что у нас не так много животных, как, например, в Московском или в Новосибирском зоопарках. И когда мы в 2012 году разрабатывали концепцию развития организации, то как раз одним из ключевых вопросов был — что делать с парковой зоной. Если мы хотим больше животных, нужно строить больше вольеров. Если мы строим больше вольеров, соответственно, мы должны вырубать парковую зону.
Во-первых, это невозможно, потому что мы являемся объектом культурного наследия и особо охраняемой природной территорией. Поэтому любая вырубка должна быть прямо очень жёстко обоснована. А во-вторых, когда мы делали новую концепцию, все — и внешние эксперты, и горожане, которых мы опрашивали, все сказали, пожалуйста, сохраните в центре города вот такой оазис покоя. И поэтому у нас достаточно большие буферные зоны между вольерами.
Поэтому перед нами стоит очень непростая задача — планировать развитие территории, чтобы и людям было комфортно, и в то же время было что показать. Потому что зоопарк — это в первую очередь животные.
— Давайте поговорим про деньги. Как формируется бюджет сейчас, сколько средств уходит на корм животным? И на что в первую очередь, не хватает денег?
— Ну, скажем так, на текущее содержание (коммуналку, корма, медикаменты, зарплату и мелкие текущие ремонты) денег нам хватает. И сейчас у нас пропорция примерно такая: треть — это целевая субсидия на муниципальное задание администрации Калининграда, а две трети мы зарабатываем сами. Но если мы говорим в фактических деньгах, то это около 100 миллионов целевая субсидия, ещё примерно 200 миллионов мы зарабатываем сами.
Кажется, что деньги огромные, но ещё раз подчеркну, это только лишь на текущее содержание. Стоимость крупных инвестиционных проектов может исчисляться огромными суммами. Например, новый медвежатник в ценах 2022 года — свыше 300 миллионов рублей. То есть это весь наш годовой бюджет. Или, например, реконструкция объекта для ластоногих оценивалась в 600 миллионов рублей. Для сравнения, реконструкция комплекса для ластоногих в Московском зоопарке вышла далеко за сумму в один миллиард. Вообще, зоопарк — это очень дорогое удовольствие. Далеко не каждый город может себе позволить.
Но, с другой стороны, мы фактически являемся якорным объектом притяжения туристов, в первую очередь семейных. Посещение зоопарка сильно влияет на решение туриста о продолжительности пребывания в нашем регионе в целом. Это, минимум, полдня, а зачастую закладывают целый день. И это приносит дополнительные доходы региону в целом — на оплату гостиниц, питание в общепите, покупку сувениров (в том числе и местных мастеров).
Во-первых, зоопарк нужно переводить с муниципального уровня на региональный. Ведь мы являемся региональным объектом показа и, напомню, входим в тройку самых посещаемых объектов показа! Во-вторых, сейчас разрабатывается очень много программ по развитию туризма в регионе. Я считаю, что зоопарк должен туда войти как один из ключевых объектов.
Произойдёт это или нет, я не знаю. Во всех стратегических сессиях, в которых я принимаю участие, мы всегда активно об этом говорим. Нас вроде бы слышат, но произойдёт это или нет… Поживём — увидим.
— Заработок в 200 миллионов рублей включает все наши партнёрские программы и опекунство?
— Да, конечно. Это полностью доходы зоопарка из всех источников.
— Сколько денег уходит именно на корм?
— В 2023 году мы потратили 24 миллиона рублей на приобретение кормов. Это чуть меньше 10 процентов от общего бюджета. Но мы покупаем очень хорошие корма. У нас есть закупки, например, мёда, цветочной пыльцы, креветок. В общем, некоторые продукты, которые едят животные в зоопарке, мы с вами покупаем только на праздничный стол.
Основные расходы — это у нас, конечно, зарплаты и налоги на зарплату. Это чуть больше 100 миллионов, потому что у нас очень большой штат.
— А сколько сотрудников у вас сейчас?
— В зимнее время около 150 человек, в летнее время чуть-чуть больше. Из них 60 человек — это чисто зоотехнический персонал, который ухаживает за животным. По технике безопасности, например, за крупными и опасными животными можно ухаживать только вдвоём, то есть нельзя работать поодиночке. И я планирую увеличивать это число, так как мы активно переходим к новым современным методам работы, например, ветеринарным тренингам с животными, изготовлению самых разнообразных предметов обогащения среды, чтобы животные не скучали, а это требует значительного большего количества времени от сотрудников.
И это, конечно, очень сильно увеличило нагрузку по сравнению с тем, что было лет пять или шесть назад. Тренинги занимают очень много времени. Приведу пример с копутами жирафа. В природе они стачиваются естественным путём. Животное много ходит по твёрдой поверхности в поисках еды, воды или спасаясь от хищников. В зоопарке спасаться от хищников не надо, еду добывать не надо, животные ходят по мягкому грунту, соответственно, копыта начинают разрастаться. Можно или применить наркоз, что небезопасно для животного, либо использовать так называемые тренинги. Мы приучаем животное, оно ставит ногу на подставку, а мы делаем ему «педикюр», обрабатывая копыта турбинкой или рашпилем. Но это всё через очень-очень-очень кропотливую работу. А ещё мы, например, добровольно берём кровь из хвоста леопарда!
— На одной из экскурсий я слышал, что леопард Хан не против работы с хвостом и абсолютно не боится уколов?
— Абсолютно верно. Некоторые животные уже совершенно спокойно относятся к нашим процедурам.
— Какие ещё у вас статьи расходов?
— Ещё очень много средств мы тратим на коммуналку. В 2023 году почти 22 миллиона отдали. Например, за воду заплатили пять миллионов. Очень много расходуется на бассейны. Мы пока ещё себе не можем позволить по финансовым причинам поставить системы очистки воды, но если бы мы реализовали новый проект по ластоногим, то там как раз предусмотрена круговая система очистки воды, которая предполагает сброс только один раз в год. Очень хочется реализовать современные проекты, но пока живём как есть. И по старинке просто спускаем всё это в канализацию и набираем снова. Это всё очень дорого стоит. Зимой пореже, летом намного чаще воду меняем.
За электричество мы платим сейчас около 12 миллионов рублей, так как значительная часть зоопарка всё ещё отапливается электричеством. Также мы используем очень много специализированных ламп для наших животных.
Расходы большие — 16 гектаров территории, около 70 зданий и сооружений, почти две тысячи самых разнообразных жильцов: ползающих, лазающих, летающих и прыгающих. В общем, хозяйство беспокойное.
— Хотел спросить у вас про недавнюю крупную конференцию, которая прошла в Калининграде. Что удалось нового почерпнуть, узнать? Может быть, какие-то идеи вы возьмёте себе для реализации? О чём говорили с коллегами?
— Я невероятно горжусь тем, что мы впервые организовали такую конференцию в нашей стране. Не знаю были ли такие тематические конференции даже в Советском Союзе.
Она действительно нужна, потому что вы сейчас уже услышали, какие суммы тратятся на реконструкции в зоопарках, настроенных на самые современные практики содержания диких животных в условиях неволи. Но проблема в том, что в нашей стране нет специализированных зооархитекторов. Их нет вообще, их нигде не готовят. То есть в лучшем случае это какой-то обычный архитектор, который начинает сотрудничать с зоопарками и постепенно, путём весьма дорогостоящих (для заказчика) проб и ошибок, начинает приобретать опыт. У нас всего пара-тройка фирм в России, которые, набирая опыт, начинают специализироваться именно на таких объектах. Но стоимость работ высокая, объекты нетиповые. Проектировщики и строители пользуются СНИПами и ГОСТами. Все вот эти наши, как они говорят, хотелки, зачастую просто не учитываются.
Я когда пришла в конце 2011 года и принимала обезьянник после реконструкции, то список моих замечаний был не на одной странице. Вот пример. Решётки в вольере для орангутанов были изготовлены из тонких прутьев, которые орангутан снял бы в течение 15 минут. И когда я сказала, что так нельзя, этот объект невозможно использовать под содержание крупных приматов, мне ответили, что в техническом задании не было написано, какая должна быть решётка. Так что проблема ещё и в отсутствии опыта взаимодействия с исполнителями со стороны заказчиков — нас ведь тоже никто не учит, как всё делать правильно, и мы тоже набираемся опыта путём дорогостоящих проб и ошибок. Те решётки мы заменили на более прочные, а старые установили в качестве ограждения у гигантских муравьедов. Стараемся минимизировать ошибки и находить вторую жизнь всем пригодным вещам.
Поэтому такие конференции — это фактически уникальная возможность обменяться опытом. Я очень рада и горжусь тем, что мы впервые такую конференцию провели. На неё, кстати, приехали не только коллеги из зоопарков. К нам приехали коллеги из МГУ, из Эрмитажа.
На конференцию приехали представители зоопарков из Ульяновска, Сахалина, Санкт-Петербурга, Москвы, Гданьска, Красноярска, а также сотрудники нескольких частных учреждений.
Потому что зоопарки — это же не только зоо. Хотя зоо — это важно, но парк — это тоже очень важно. И от того, как мы ухаживаем за нашей дендро-коллекцией, зависит общее восприятие зоопарка.
Очень здорово, что к нам приезжали коллеги, которые делились опытом благоустройства таких открытых парковых территорий. И я надеюсь, что это многих предостережёт от ошибок. У меня, как, наверное, у любого руководителя, тоже есть свой список ошибок, которые я бы точно не повторила, если бы этими знаниями обладала раньше.
Когда уже проводилась эта конференция, мне поступило предложение от исполнительного директора Союза российских зоопарков и аквариумов возглавить рабочую группу СОЗАР по проектированию и дизайну.
Проведение конференции было настолько успешным и удачным, что мы сейчас уже планируем на следующий год вторую. Проводить её будем не в Калининграде. Важно поездить, посмотреть, как это реализуется в разных местах. Но начало положено, и это очень здорово.
— Какой-то конкретный проект удалось подглядеть у коллег?
— У нас, например, большие проблемы с прудами. У немцев была система каскада прудов. Возле Большого пруда есть скважина, построенная ещё в немецкое время. Вода со скважины поступала в Большой пруд, оттуда перетекала в двойной, потом дальше и сбрасывалась в ручей Парковый. Сейчас сделать так невозможно с точки зрения санитарии и ветеринарии. Потому что если птица заболела здесь, то заражённая вода потечёт во все остальные пруды, а сбросы в ручей без очистных вообще невозможны по законодательству.
Что касается Большого пруда — он не глубокий, быстро зацветает, в нём появляются патогенные бактерии и водоросли. И чаша там полностью уже в негодное состояние пришла, у нас даже птица там погибала, засовывая головы в расщелины в поисках корма. И нам очень хочется реконструировать этот объект, применив современные методы.
На конференции выступали коллеги, которые реализовывали проекты по созданию биоплато. Это очистка при помощи околоводных растений. Плюс ещё коллеги из МГУ рассказывали о плавучих островах, когда тоже такие высаживаются растения, которые поглощают всякие вредные вещества.
— То есть водоём сам себя очищает без специальных фильтров?
— Ну да. Мы сейчас пока наладили с ними контакты, общаемся и посмотрим, хватит ли у нас площадей. Потому что для этого нужно, чтобы рядом с водоёмом была возможность такое биоплато организовать.
Потом у нас на конференции был профессиональный зооархитектор из Нидерландов Эрик Ван Влиет. Я с ним знакома давно, с 2012 года. Он рисовал нам несколько эскизных проектов на некоторые объекты. С ним мы тоже договорились, что он нам нарисует эскизный проект Большого пруда, потому что здесь у нас целый комплекс проблем помимо реконструкции чащи и устройства очистки воды. Мы до сих пор не знаем, что делать с пингвинником, например.
— Этот вопрос волнует многих посетителей.
— Он был построен в своё время для содержания пингвинов, как следует из его названия. Но это, опять же, период накопления знаний. Жили они там, насколько я знаю, очень недолго. Потому что для южноафриканских и южноамериканских пингвинов вообще такое здание не нужно. В Гданьском зоопарке они живут под открытым небом. А для антарктических пингвинов нужны гораздо большие площади, более серьёзные системы очистки воздуха, ведь эти птицы очень часто страдают аспергиллёзом. Для них очень важен постоянный хороший воздухообмен. Всё это здесь реализовано не было, и поэтому для содержания этих птиц он не подходит на 100%.
Но здесь хотелось бы несколько развить тему. Калининградский зоопарк является одним из трёх исторических в России. Самый старший — это Московский (1864 год), потом Ленинградский (1865) и Кёнигсбергский (1896). Все остальные зоопарки нашей страны были построены уже при Советском Союзе. То есть они абсолютно отличаются от зоопарков 19-го века по своей стилистике. Как правило, это достаточно упрощённый вариант. Минималистичные конструкции и так далее. Но, в отличие от московского и ленинградского зоопарков, только у нас сохранилось свыше двух десятков исторических зданий и сооружений. То есть в масштабах всей страны мы абсолютно уникальны. И это я готова доказать на все 100%.
И если мы говорим об уникальности нашего зоопарка с точки зрения архитектуры, то пингвинник, построенный в 70-е годы прошлого века, это тоже особенность нашего зоопарка, образчик советской, но весьма необычной, архитектуры. Можно его, знаете, в чём-то даже сравнить с Домом Советов.
— Само здание весьма интересное. Главное найти ему достойное применение.
— У нас в зоопарке мнения разделились. Часть коллег считает, что его нужно демонтировать и вообще что-то планировать на его месте новое. Тем более что здесь рядом вода и скважина, рядом большой пруд.
Мне его очень хочется сохранить именно из-за архитектуры, но он очень нефункциональный. Купол треугольником, с огромным объёмом воздуха, который необходимо прогревать.
В общем, мы сейчас хотим попробовать провести мозговой штурм с нашим коллегой из Нидерландов. И в совокупности рассмотреть всю эту территорию. Пока вот предварительные такие идеи: внутри пингвинника оборудовать либо вольер гиббонов, либо туда поселить азиатских бескоготных выдр. Возможно, для гиббонов построим отдельный павильон. Рядом сделать открытую экспозицию (без решёток) на одном из островов для гиббонов, потому что они панически боятся воды и не переберутся через водное ограждение. Ещё хотим разместить где-то зимний павильон для пеликанов и переселить их на Большой пруд. Они там и смотреться будут гораздо лучше — крупные птицы на большом водном пространстве, и их условия зимовки значительно улучшатся по сравнению с существующими. Но всё это очень недёшево, поэтому пока работаем только на уровне эскизных проектов.
— Мы неоднократно говорили, что зоопарк переживает старение коллекции. Особенно это касается крупных животных. Есть ли у вас какие-то планы по новым постояльцам?
— Тут порадовать особо нечем. Прежде чем заводить животных, им нужно обустроить дом. Сейчас мы переделали вольер для львов, где в скором времени объединим наших львов Тиграна и Лею. Второй вольер тут, скорее всего, оставим как некий такой карантинный, потому что если между такими крупными животными случаются конфликты, у нас должна быть возможность их куда-то отделить.
— Ну и если у них львята появятся, наверное, лучше иметь отдельный вольер.
— Мы планируем размножить львов один-единственный раз. Объясню, почему. Россия просто наводнена львятами. Недавно я с огромным удивлением увидела на открытии одного из ресторанов в Калининградской области фотографирование с львёнком. У меня, честно говоря, был шок.
Опасных животных сейчас можно содержать только в зоопарках. Эта деятельность лицензированная. Но если вы зайдёте в соцсети, вы увидите массу фотосессий. Как это происходит, почему на это не реагируют соответствующие органы, вопрос не ко мне. Но, к сожалению, такая проблема есть.
Львов огромное количество, их не знают, куда пристроить. То, что мы взяли Тиграна, это одно из десятков, наверное, обращений, которые мы получали: «Заберите, пожалуйста, хоть кто-нибудь».
— То есть даже не вы ищете, а вам предлагают забрать?
— Именно. Мы размножим только один раз, чтобы сформировать прайд, чтобы была полноценная семья. И больше мы размножать их не планируем. Потом будем применять методы гормональной контрацепции.
А тигров нам просто некуда везти. Их тоже предлагают, но условий у нас нет. Есть проблемные тигры, которых изымают из природы с какими-то травмами, животные из цирков и нелегальных частных коллекций и так далее.
Но если мы говорим о ценности коллекции животных в зоопарках, то это должны быть генетически полноценные особи. Это не должны быть инбридинговые (полученные от скрещивания с близкими родственниками) животные, это не должны быть гибриды. У нас в стране, к сожалению, до сих пор контроль за этим не налажен. Я надеюсь, что это произойдёт, потому что сейчас законодательство ужесточается, но насколько оно исполняется, это большой вопрос.
Но мы отвлеклись. Мы планируем к нашей волчице Весте привести в пару волка, потому что это животное социальное, в одиночку жить не должно.
Медвежатник нам нужно закрывать на капитальный ремонт. И более того, он по площади даже для этих двух медведей маловат. Все наши надежды на строительство нового медвежатника пока разбиваются. На 2025-й год нас не включили, насколько я знаю, в бюджет области. Поэтому никаких крупных приобретений мы пока не планируем.
Вообще вопрос комплектования коллекции сейчас перед нами стоит достаточно остро ещё и по другой причине. Раньше мы получали животных по программам сохранения редких видов из европейских зоопарков и получали их абсолютно бесплатно. По понятным причинам в последние годы это невозможно.
— С российскими зоопарками такая же система налажена?
— Не со всеми. Мы очень много животных получаем от Московского зоопарка, за что я им очень благодарна, от Ленинградского зоопарка, от Новосибирского. Но сейчас приобретение чаще осуществляется уже за деньги. И то, что я слышу по ценам, меня повергает в состояние просто шока. Пока не понимаю, как приноровиться к этой новой реальности и перестроиться.
— А раньше всех животных вы получали бесплатно?
— Нет. Мы могли, например, купить ламу, ну таких обычных животных, нередких. А вот животных действительно редких, исчезающих видов мы получали бесплатно в рамках специальных программ Европейской ассоциации зоопарков и аквариумов (EAZA). Платили только за транспортировку и за оформление документов. Так мы получили бесплатно орангутанов, гигантских муравьедов, амурского леопарда, мандрилов, одного из ленивцев (в пару ему купили ленивца в Екатеринбургском зоопарке), броненосца и многих других животных.
Надеюсь, что такие программы возникнут у нас в стране. Вернее, часть из них уже работает (по белоплечему орлану, тому же амурскому леопарду и амурскому тигру), начинают создаваться новые, как в рамках Союза российских зоопарков и аквариумов (СОЗАР), так и Евроазиатской ассоциации зоопарков и аквариумов (ЕАРАЗА). Последняя привлекает к себе всё больше участников из юго-восточных стран, с других континентов. Но для этого нужно время. И, возможно, радикальная смена деятельности зоопарков, когда редкие и исчезающие виды в принципе не должны являться предметом купли-продажи.
— Давайте тогда поговорим про более мелких животных. Кустарниковые собаки стали просто находкой для зоопарка. Может, ещё кого-нибудь необычного нам привезёте?
— Мы заканчиваем сейчас преобразование их павильона. Раньше зимой практически не было их видно. Мы теперь во внутренних помещениях сделали бассейн, чтобы они зимой не страдали без воды, собаки очень любят воду. Вставили ещё одно большое смотровое стекло в торец здания. Так что это сильно изменит привлекательность объекта. Фактически откроем их заново для публики.
У нас ожидается достаточно большой привоз птицы в этом году и в начале следующего. Мы очень много потеряли птиц из-за неоднократного нападения бродячих собак, потом начался карантин по птичьему гриппу и целый год мы не могли завезти новых птиц.
Справедливости ради хочу сказать, что не видовой состав зоопарка определяет его качество. Я видела совершенно потрясающий зоопарк, например, в Австрии, в городе Инсбрук, где содержатся только местные, региональные, виды животных. Но он настолько качественно сделан, что вызывает только восхищение. Животных в зоопарках не должны жалеть. Если животным комфортно, если экспозиции сделаны качественно, если зоопарк выполняет свою функцию, ну как минимум просветительскую, то это может быть очень классный зоопарк и без слонов, и без носорогов. Я понимаю, что всем хочется увидеть гигантов, но мы же с вами уже живём в другом веке. Мы же не можем поставить их в стойло и просто приходить на них потыкать пальцем. В первую очередь, нужно заботиться о благополучии животных в зоопарках и подходить к их подбору очень осознанно, желательно в рамках тех самых программ по сохранению редких и исчезающих видов. Если у нас нет возможности создать для них нужные условия, значит нужно просто отказываться и концентрироваться на других.
— То есть можно сказать, что с уходом крупных животных вы не будете замещать их и станете переходить на более мелких?
— Ну вольер для бегемотов у нас нормальный. Это животное, которое большую часть своей жизни проводит, просто лёжа в воде. Потом встал, прогулялся и снова лёг. Для бегемотов вполне нормально у нас и они вполне ещё в расцвете жизненных сил. Дай бог, чтобы они прожили долго и счастливо. А вот слониха у нас возрастная. В её вольер мы точно никого не повезём. Слоны — это животные социальные. Минимально должны жить по четыре особи. Очень мало места у нас.
Из крупных животных, о которых можно говорить, возможно получится реализовать вольер для тигров, хотя пока я не представляю как.
— А ещё была у вас идея про белых медведей, помните?
— Уже нет, потому что территорию для белых медведей мы как раз хотим отдать под тигров. Тут несколько причин. Во-первых, это был бы очень дорогой объект, белый медведь — это морское млекопитающее, это огромное количество воды, стоимость такого объекта, ну, за миллиард точно. А мы для своих медведей не можем реконструировать уже существующий вольер.
Во-вторых, климат очень сильно меняется. В Калининграде в последнее время очень жарко. И если теплолюбивые животные хорошо приспосабливаются к холодам, то холодолюбивые к жаре практически не приспосабливаются. Им будет нужна система охлаждения, это очень дорого в содержании.
А тиграм тоже нужно много места. Тигры более реальны, поэтому мы взяли тот эскизный проект, который делали для белых медведей и поняли, что его вполне можно приспособить к вольеру для тигров.
— То есть тигры теоретически могут появится там, где сейчас старые медведи живут? Это не исторические вольеры?
— Нет. Их можно совершенно спокойно демонтировать. Более того, это так называемые каменные бетонные мешки, которых вообще в современных зоопарках быть не должны.
Животным в них некомфортно. На них сверху смотрят посетители и у них ограничен обзор. Для животных важно контролировать ситуацию. Если оно ситуацию не контролирует, то всегда находится в состоянии стресса. Поэтому сейчас, конечно, по современным требованиям такого быть не должно.
В них можно будет обустроить внутренние помещения. А вот эту всю территорию сделать под, например, размножающуюся пару тигров... Или, может быть, тигров и леопардов, или под тигров и рысей.
Кстати, ещё один объект, который мы в следующем году пока только запроектируем, это расширение вольеров леопардов и рысей. Потому что вот здесь мне хочется сформировать размножающиеся пары, но существующие вольеры небольшие, не позволяют этого сделать.
Это не очень дорогой проект, потому что нужно просто сделать более расширенный наружный вольер, здание в нормальном состоянии.
— Леопард у нас же один сейчас.
— Да, сейчас живёт один Хан. Он достаточно пожилой. Мы хотим работать на опережение, сейчас сделать эскизный проект, посчитать, сколько это стоит. И когда животное уйдёт в силу естественных причин, мы могли бы в течение одного сезона расширить вольер.
С леопардами проблем не будет. Это животные нашей фауны и получение их не вызывает вопросов.
— По поводу вольеров для лам и бизонов хотел спросить у вас. Их планируете как-то переделывать? На мой взгляд, это одно из самых удачных решений для обзора животных.
— Бизон у нас остался один. Он не слишком молодой и не слишком старый. Несколько лет, надеемся, ещё проживет.
Мы сейчас хотим формировать экспозиции по зоогеографическим зонам. Например, слева за главным мостом у нас складывается зона Африки — там жирафы, бегемоты, зебры, страусы.
Так называемая историческая деревня (в которую входит и вольер бизонов), складывается как Южная Америка. Здесь у нас живут муравьеды, мары, капибары, тапиры. Вольер для бизонов только кажется большим, но для крупных животных не подходит. Когда там было несколько бизонов, они просто стояли, извините меня, по колено в жиже, и никакие там дренажи не спасали. Бизоны — слишком тяжёлое животное, слишком маленькое там пространство для них. Поэтому я планирую перестроить его под содержание тапиров, так как им нужен бассейн и во внутренних помещениях. А в том, в котором они живут сейчас, это сделать невозможно Главное, чтобы наши дожили до этих счастливых времён или была возможность их потом каким-то образом где-то приобрести.
И вы правы, такие вольеры с открытым обзором гораздо лучше, чем решётки. Этот открытый тип вольеров был придуман известным торговцем экзотическими животными Карлом Хагенбеком в Гамбурге ещё в начале 20 века. Возможно, они дружили с директором Кёнигсбергского зоопарка, и всё, что появлялось там, очень часто тут же воплощалось здесь.
Мне, кстати, очень хочется убрать решётки возле жирафов и сделать такой же открытый вольер. Но, во-первых, там дубовая аллея. Чтобы не повредить корневую систему дубов, нужно начинать ров делать, отступая на несколько метров внутрь вольера. Опять же ров должен быть специальной конструкции, чтобы жираф мог туда безопасно спуститься и подняться. Но площадь здесь достаточно большая, поэтому мы всё-таки планируем этот ров сделать.
Как сказал один мой хороший знакомый — директор Венского зоопарка: «Ремонт и реконструкция зоопарка не заканчиваются никогда. Только тебе кажется, что ты подходишь к финальной точке, как понимаешь, что снова меняются условия. Хочется сделать больше, хочется сделать лучше, поэтому это такое бесконечное движение».
— Какие объекты в зоопарке требуют срочного ремонта и находятся в неудовлетворительном состоянии?
— Одна из наших больших проблем — центральный вход. К нам приходит большое количество людей. Здания, расположенные у входа, исторически принадлежали зоопарку, а сейчас, увы, нет.
— Где сейчас расположены кафе?
— Да, в этих зданиях были кассы зоопарка, сувенирные магазины, кафе зоопарка. А потом во времена Советского Союза решили, что зоопарк должен заниматься только животными. Кафе передали Тресту столовых, а в 90-е годы их выставили на приватизацию, и затем помещения выкупили частники. И мы своих зданий лишились. У нас осталось крохотное помещение в торце кафе и две маленькие будочки для касс, построенные в советское время. И мы, конечно, с таким потоком гостей не справляемся — нужно реконструировать вход со строительством павильонов-касс внутри нашей территории, раз уж мы лишились своих зданий и упустили возможность, в силу ряда причин, выкупить одно из зданий, когда оно продавалось. Но это очень дорогостоящий проект, и, к сожалению, пока он финансово никак не поддержан.
Что мы собираемся делать в следующем году? В следующем году мы планируем для начала разработать проект на капитальный ремонт исторического медвежатника, потому что здание не в нормативном состоянии и эксплуатировать его уже небезопасно. Мы всё надеялись, что нам дадут деньги на новый вольер и мы переселим туда медведей. Но пока это откладывается. Ждать уже невозможно, поэтому, скорее всего, сделаем проектно-сметную документацию. Если сможем сделать её быстро, то начнём в следующем году работы. Соответственно, медведей нужно будет временно переместить куда-то. Это, скорее всего, будет волчатник, он же Дом старых медведей.
Как я уже сказала, с Большим прудом у нас большие проблемы. Плюс мы начинаем ремонт помещений хозяйственного двора, потому что нам катастрофически не хватает служебных и подсобных помещений. В общем, у нас одно цепляется за другое, за третье. Хотим поставить систему очистных в бегемотнике, потому что это одна из самых таких часто встречающихся жалоб.
— Вы неоднократно объясняли, что даже если им менять воду каждый день, они всё равно будут сразу метить территорию.
— Да, но людям это не объяснишь, поэтому хотя бы поставить минимальную систему очистки воды хотим. Она у нас уже спроектирована.
Плюс у нас катастрофическая нехватка бытовок для работников. Они просто ютятся, в буквальном смысле, по углам всех объектов. Это тоже неправильно. Поэтому мы планируем закупить для сектора «Копытные животные» модульную бытовку, это тоже всё очень недешево стоит.
И ещё хотим доделать помещения, где жирафы живут. Мы в него уже столько денег вложили и на ремонт кровли, и на фасад. Восстановили канализацию у слона, осталось сделать последний шаг — восстановить канализацию жирафам и сделать косметику. Вроде бы нам город выделил деньги.
— Это на следующий год вы имеете в виду?
— На следующий год. В этом году мы заканчиваем делать систему оповещения. Это очень важно, так как объект повышенной опасности у нас. И та система оповещения, которая у нас была, она была абсолютно не рабочая, не функциональная, но она какое-то время прослужила. Сейчас мы её уже меняем на современную, и работа близится к концу.
Скульптуры в этом году отреставрировали. Опять же, вроде бы, и не срочно, но скульптуры тоже ждать не будут. И чем дальше, тем хуже их состояние. Поэтому, слава богу, хотя бы почти по всем скульптурам мы закрыли вопрос. Остались только скульптуры орангутана и Вальтера фон дер Фогельвейде.
За грантовые деньги проектируем павильон «Яйцо», потому что надо заниматься и старым Домом птицы. В планах преобразовать его под павильон для животных Мадагаскара, в частности, туда должны переехать кошачьи лемуры в открытую экспозицию, и зимнее содержание крокодилов (наконец-то их можно будет увидеть не только в летние месяцы). Для этого нам нужно экспозицию «Лаборатория яйца» выселить в другой объект. Ну и почему очень хочется перейти к ремонту Дома птиц — если мы сумеем переселить павильон «Яйцо», то у нас есть очень хороший эскизный проект, чтобы сделать там проходной вольер с кошачьими лемурами. Во многих зоопарках это практикуется. Там обязательно будет смотритель.
Мы почему, например, убрали павлинов со свободного выгула? Потому что люди активно прикармливают их. Павлины наглеют, начинают уже не просить, а требовать еду, залезать в коляски к детям, дети пугаются.
Вольер с лемурами — это будет, конечно, очень интересно. Я хочу сказать, что со средними и мелкими животными можно делать ещё более эффектные экспозиции, чем, например, с крупным одиночным животным, которые там в тоске и в тесноте порой живут.
— А павильон «Яйцо» где появится?
— Там, где у нас сейчас фазанарий. Там помещений нет, там просто сетчатое ограждение. Мы хотим там построить нестационарный такой объект, но очень футуристического вида, в виде яйца, наполовину погруженного в землю.
— Эти средства вы получили по Потанинскому гранту?
— Да, на проектирование объекта. Сейчас посмотрим, какая будет стоимость. Если цена будет не очень высокая, то, может быть, мы сможем реализовать этот проект за собственные деньги. И у нас хотя бы появится ещё возможность заниматься с детьми. У нас же ещё и детей много приходит. Отдельного помещения для них нет. Этого тоже очень не хватает. Но если всё-таки концентрироваться на том, что мы будем делать, в первую очередь это медвежатник. Это вот прямо для нас номер один.
— Ещё вы планировали павильон для фламинго.
— Да, точно. Ещё павильон для фламинго в ближайшее время появится рядом с Домом птицы. И домики для журавлей хотим сделать.
— А что с ремонтом террариума?
— В нынешнее время цены на стройматериалы просто галопируют. Мы когда планировали этот объект в 2019 году, он стоил гораздо меньше, чем сейчас. А на данный момент — 190 миллионов рублей. Поэтому пока тут тоже, к сожалению, не могу сказать по срокам. Всё будет зависеть от поддержки регионального бюджета. Без этого никаких крупных инфраструктурных проектов не реализовать.
— Могут ли в нашем зоопарке появиться ядовитые змеи?
— Нет. Для содержания ядовитых змей нужно закупать противоядие. Для каждой змеи оно особенное. У них ограниченные сроки годности, поэтому не напасёшься. К этому мы не готовы, я точно не готова.
— А планируете как-то использовать территорию за хозяйственным двором со стороны улицы Зоологической?
— Хотели здесь организовать парковку, потому что ни одной парковки вокруг зоопарка нет. И к нам, например, вообще сложно приезжать с детьми и с туристами, потому что автобусы негде припарковать рядом. Плюс мы хотели, чтобы разгрузить центральный вход, поставить здесь ещё один павильон. Я считаю, что там ещё и парковочные места для инвалидов должны быть. Они вот сейчас приезжают и фактически должны все выгружаться на остановке, на пешеходном переходе. Это ненормально.
Но, наверное, вы помните, здесь была авария на коллекторе. Этот вопрос пока остаётся открытым, потому что они отремонтировали часть, но нам теперь важно понимать, согласует ли «Водоканал» над этой отремонтированной частью размещение того, что мы собираемся сделать.
Если они скажут, что нет, надо делать реконструкцию коллектора, ну тогда это прям совсем будет плохо, потому что это вообще от нас не зависит. И мне, конечно, очень жалко, что такая огромная территория у нас сейчас простаивает. Это всё последствия непродуманного использования территории зоопарка для прокладки общегородских сетей, которые сейчас не позволяют нам развиваться так, как нужно зоопарку.
— По территории теннисных кортов какая-то есть надежда?
— У них на 49 лет аренда. Я в своё время активно продвигала идею, чтобы их переместили на стадион «Балтика», когда он освобождался. Но там кроме кортов ещё есть коммерческие структуры, судя по всему, они не готовы были лишаться этого бизнеса.
А территория кортов, когда-то также построенная специально для зоопарка и зоопарку принадлежавшая, это — единственное место, где в будущем можно построить вольер для слонов. У нас Преголя возрастная, как только она уйдёт, в парковой зоне построить вольер для слонов невозможно. Это единственное подходящее место.
— Больше перспективных территорий нет у зоопарка, кроме участка на Носова, который сейчас благоустраивают?
— Мы с вами столько говорим уже о перспективах развития зоопарка на существующей территории зоопарка. Даже чтобы намеченное сделать, судя по тому, как мы получаем финансирование, лет 50 уйдёт. Чтобы сделать зоопарк таким, каким он выглядит в моей голове. И таким, как это зафиксировано в нашем мастер-плане развития зоопарка.
Хотелось бы снести все устаревшие объекты, которые есть сейчас. Например, домики для кенгуру, в которые кенгуру, например, зимой заходят, и никто их не видит. Но мы даём право животным спрятаться, если им некомфортно. Но в то же время у посетителей должна быть возможность их увидеть. И для этого есть всякие разные приёмы, когда и животным комфортно, и людям хорошо.
В общем, я бы концентрировалась на том, чтобы наводить порядок в том, что есть. Освоение новых территорий — это классно и, если у нас появится возможность освоить территорию под парковку и входную группу со стороны улицы Чайковского, или реализовать очень хороший проект по созданию комплекса вольеров для животных Сибири и Дальнего Востока — это вообще была бы бомба для всей страны. Тут у нас и поезд должен был быть на рельсах, и в общем-то много классных штук было предусмотрено.
— А сколько средств нужно на его реализацию?
— Не знаю. Мы остановились только на эскизном проекте. Мы даже стоимость проектирования не просчитывали и не планируем это делать, потому что в первую очередь нужно заниматься теми объектами, про которые я сказала выше.
— Как вообще сейчас обстоят дела с благоустройством территории на улице Носова?
— Не сыпьте мне соль на рану. Готовность территории, на мой взгляд, процентов 85-90. Тот подрядчик, который делал работы, он не смог нам их сдать. То есть он не предоставил комплект документов, у него остались недоделки.
Мы ушли с ним в суды, и сейчас назначена экспертиза, срок исполнения которой до 30 января следующего года. Она должна показать, что он сделал качественно, что он сделал некачественно, что не доделал. И мы даже никого не можем туда нанять, пока с ним не закроем договор.
У меня на этот проект лет семь жизни ушло. Обидно, потому что там уже фонари, там уже кафе должны были поставить, там дорожки есть. Ну, сами понимаете, если объект не эксплуатируется, то постепенно всё это приходит в запустение, и это, конечно, безумно жалко. Ну, к сожалению, с подрядчиками у нас всегда большая проблема.
— Рассчитываете в следующем году открыть её?
— Я мечтаю об этом. К весне точно не откроем, потому что после экспертизы ещё суды. После того, как завершается судебное разбирательство с этим подрядчиком, нужно составить смету на доделки, провести торги и доделать.
— Вы не планируется закольцевать этот маршрут по двум сторонам ручья?
— Мы хотели соединить вот эти обе территории в будущем. Наверху построить мост, как иллюзию железной дороги. Поставить там вагоны, написать Москва —Владивосток, сделать там экспозицию про Дальний Восток. И тогда люди могли бы проходить над ручьём, а эти две территории были бы соединены. Но пока это будет просто как отдельный сквер. Мы даже выбрали уже название — сквер Зоологический. Сюда можно будет зайти с трёх точек. И там можно просто гулять.
— Насколько я знаю, по условиям приграничного соглашения, через которое выделялись в том числе средства на этот проект, несколько лет эта территория должна быть общедоступной.
— Мы не планируем делать посещение платным. Зачем? До тех пор, пока не возникнет возможности реализовать наш проект по строительству на той территории комплекса вольеров для животных Сибири и Дальнего Востока. То есть мы будем за сквером ухаживать, это будет наша, скажем так, общественная нагрузка для города. Но, с другой стороны, с 45-го года никто этим оврагом не занимался. Мы оттуда больше полутора десятков снарядов достали, в центре города, а ведь рядом жилые дома и детский сад. Поэтому если он будет просто даже функционировать, я считаю, что это будет очень здорово.
— Несколько лет назад была больная тема по проникновение бродячих животных на территории зоопарка. С этим как-то удалось решить проблему?
— Я хочу сказать, что ощутимо в городе собак стало меньше. Это прямо чувствуется. Но проблема не решена полностью, потому что они всё-таки есть, а кастрация не лишает их охотничьего инстинкта. В зоопарк они пытаются пробраться самыми разными способами. Они делают подкопы, они лазают по сеткам, они караулят, когда к нам ночью заезжает техника для обслуживания.
У нас был случай среди белого дня — контролёр стоит, охранник стоит, а собаки просто сидят возле центрального входа и караулят, когда они могут проскочить. В какой-то момент собака чуть ниже моего колена бежит между ног охранника и контролёра и, ни на секунду не останавливаясь, прыгает в вольер к енотам.
Её, конечно, оттуда достали, никто не пострадал, ни еноты, ни собака, но на 100% никаких гарантий нет. Мы сейчас несём достаточно серьёзные расходы. Летом нанимаем отдельную физическую охрану, которую ставим возле прудов с птицами. Потому что у нас в прошлые годы просто собаки вырезали всех птиц на прудах. Охранник, который караулит собак, это ненормально тоже, это очень дорого!
Я считаю, конечно, что законодательство по бездомным животным должно ужесточаться. В первую очередь, необходимо ввести обязательное чипирование крупных и средних собак, регулирование их размножения, серьёзное наказания, если их выбрасывают на улицу. Ну и создание приютов. В общем-то сейчас очень многие регионы начали принимать свои региональные акты. Наши, к сожалению, пока в этом отстают. Никто не хочет брать на себя ответственность и смелость за не слишком популярные решения. Но их надо принимать. Вопрос непростой и болезненный достаточно.
— Ещё хотел по поводу детского городка спросить. Есть надежда на то, что когда-нибудь его введут в строй?
— Этот объект у нас не на первых ролях. Там нет ни людей, ни животных. Конечно, он как бельмо на глазу, на самом входе расположен. Но, с другой стороны, там столько денег нужно в него вложить.
В общем, нет, в ближайшее время мы не планируем им заниматься. Единственное, что мы отремонтируем два деревянных зданий рядом с площадкой «Прыг-скок».
Ремонт каждого из них стоит несколько миллионов, мы уже узнавали. Там нужно поднимать бревна, менять брусья. Эти работы запланированы на 2025 год.
Один домик будет приспособлен под беседку, во втором планируем сделать экспозицию с крысами и мышами, как часть просветительной экспозиции о животных, обитающих рядом с человеком. А также благоустроить территорию вокруг, сняв асфальт и организовав зону отдыха.
Закрытые объекты в зоопарке оказывают очень плохое влияние. Я уже говорила о том, что важно, чтобы в зоопарке было ощущение чистоты, уюта и комфорта.
Сейчас нам пришлось закрыть половину «Скалы ластоногих». Сивуч умер, а завозить в старый вольер новых животных смысла нет. Его реконструировать всё равно придётся, а куда мы потом отселим жильцов? Поэтому я приняла решение, что просто пока закрываем бассейн. И ждём, когда региональное правительство выделит деньги на реализацию этого дорогостоящего проекта.
Ещё хотим на следующий год поставить туалет рядом с площадкой «Прыг-скок». Туалетов в зоопарке катастрофически не хватает, поэтому разместим ещё один в той части зоопарка.
Вообще у нас будет скоро мозговой штурм. У нас такая система. Условно говоря, красные, жёлтые и зелёные объекты в зоопарке. Мы выписываем все наши пожелания и беды. Потом начинаем присваивать каждому объекту один из статусов. Приоритет номер один, она же красная зона — это аварийные и предаварийные объекты. И так далее по нисходящей.
Каждый год мы садимся и решаем. В этом году мы заработали столько денег, сколько сможем потратить на ремонт и что будем делать. Как правило отталкиваемся от цифр предыдущего года. Сейчас предполагаем, что в следующем году мы от 50 до 70 миллионов сможем направить на ремонты. Всё зависит от того сколько мы заработаем денег. Но то, что развитие зоопарка не останавливается ни на миг, это точно. И спасибо всем, кто к нам приходит и участникам опекунской программы, и вообще всем тем, благодаря кому становится возможным делать наш уникальный зоопарк всё лучше и лучше.
Автор: Константин Денисов