Изображение сгенерировано нейросетью «Шедеврум»
Над всей Испанией безоблачное небо. Заблудившиеся туристы бродят по Реусу, как коровы. Подсказывают друг другу, как быстрее пройти к Центру Гауди. Помня, как выглядит собор Святого Семейства, похожее на него здание Анохин и искал. Все-таки Гауди, кто понимает… Ошибка, похожая на ту, которую совершают туристы, разыскивая во Владимире Золотые ворота.
Оказалось, что искомое сооружение ничем не отличается от кинотеатра «Рассвет» в любом российском городе. Увидев его, Антонио Гауди испытал бы приступ тошноты, а Дали поставил бы на тонкие ножки. Оценив экстерьер, внутрь Анохин не пошел.
Неподалеку от Центра Гауди находилось еще одно странное место. Расположено оно в алькове собора Святого Петра. После смерти любимого художника Фортуни благодарные жители Каталонии вырезали его сердце. Так в Европе иногда бывает. От чувств-с. Туда-то Анохин и направился, естественно. Хотя жена собиралась в соседний «Массимо Дутти». Она почему-то не любит смотреть на вырезанные сердца.
Рассмотрев как следует плиту с профилем Фортуни, Анохин понял, что именно здесь находится эль коразон романтического ориенталиста. Сбоку ниши виднелась дверь без видимых признаков замков. У людей с двумя судимостями это называется свободным доступом.
Оглядевшись и не обнаружив видеокамер и служащих, Анохин взошел на ступеньку и направился к нише. Как-то глупо пролететь тысячи километров и не проверить, заперта или нет дверь. За которой находится вырезанное сердце, чье бы оно ни было.
— Может, не надо? — усомнилась его мудрая жена, благоразумно удаляясь от экспозиции. Последние две судимости Анохина были связаны как раз с любопытством.
И вот когда до сердца Фортуни было рукой подать, случилось это.
Раньше Анохин как-то не придавал большого значения словам из песни Алёны Апиной «теплоходный гудок разбудил городок». Как-то повода не было. Пока на пристани в этот момент не окажешься, не поймешь, о чем речь. В такие минуты становишься самим собой. Причем это чувство не было связано со звуком, с которым свиная отбивная с фасолью без особых хлопот превратились в нем в жидкость. Это было понимание, что сейчас, вот сию минуту, вбегут человек десять Педро с навахами, и в соборе Святого Петра появится еще один альков. В нем будет храниться мозг русского, решившего посмотреть на сердце каталонца.
— Я так и знала, — сказала жена и стала искать в сумочке ксерокопии паспортов.
— Горим, Танюха, горим!.. — зашипел Анохин, взял ее за локоть и быстро отвел в угол. Там поставил на колени перед Богородицей и, интуитивно предчувствуя будущее, стал истово креститься.
Войдя, двое полицейских осмотрелись. В храме были двое — мужчина в шортах и женщина в джинсах. Женщина просто стояла на коленях и почему-то смотрела не на Матерь Божью с умилением, а на мужчину с бешенством. А тот решительно осенял себя крестными знамениями. Видимо, нагрешил. Справа налево осенял, правда, но кто сюда только не заходит. Альков был нетронут. На расслабленных лицах полицейских была заметна уверенность в ложном вызове. О чем один и сообщил по рации кому-то.
— Ну и как у вас хау ду ю ду? — поинтересовался у них Анохин, проходя мимо.
— Но, синьоре, — ответили ему.
— Ну а, допустим, хенде хох?
— Но, синьоре.
Они вышли.
— Еще раз такое выкинешь — убью, — пообещала Анохину жена.