Информационные технологии находятся на гребне волны: айтишники получают достойную зарплату (на 30% выше, чем выпускники специальностей, связанных с науками о жизни), пользуются льготами и уважением. Рынок биотеха тоже стремительно растет, из-за чего эту сферу уже окрестили «новым IT». О том, почему лекарства, препараты защиты растений или пищевой компонент обходится гораздо дороже, чем IT-продукт, чем запрет ГМО вредит российской науке и технологиям, что биотех может противопоставить образу «успешных айтишников с лавандовым рафом», и стоит ли этим двум областям технологий конкурировать за кадры практически с пеленок, рассуждали ведущие эксперты области на круглом столе «Битва за 2030 год: ответ IT от биотеха» на площадке Конгресса молодых ученых.
Колоссальная разница в инвестициях
Представители сферы IT занимают почти половину в топ-20 работодателей, тогда как ни одной компании из биотеха в этом списке нет. Конкурс на IT-специальности намного выше, да и численность айтишников в стране – порядка 1,5 миллионов – как минимум в десять раз выше, чем биотехнологов. Что же к этому привело?
Модератор дискуссии Алина Осьмакова, замдиректора по стратегическим коммуникациям Федерального исследовательского центра «Фундаментальные основы биотехнологии» РАН, важным слагаемым успеха российской IT-индустрии назвала человеческий капитал: стать одним из лидеров в мировых информационных систем наша страна смогла благодаря серьезным образовательным заделам, сильной математической подготовке кадров. Поскольку СССР традиционно поддерживал точные и технические науки, это наследие может давать надежду, что опыт используют и в развитии биотеха. «Но есть и менее оптимистичный взгляд: помешать этому может колоссальная разница в инвестициях, меньший упор университетов на эту область, консерватизм и другие сложности», — считает Алина Осьмакова.
«В отличие от IT, где новые технологии занимали свободную нишу и формировали ее под себя, новым компаниям в биотехе приходится воевать с объемными сложившимися рынками. Тем не менее, рост IT в России и в мире тоже не стал результатом чуда. Это была планомерная работа по выращиванию тех самых чемпионов: и лояльная правовая база, и популяризация профессии, и особые налоговые режимы, и социальная поддержка занятых в сфере граждан», – напомнила она.
Одну из причин меньшего финансирования биотеха со стороны бизнеса назвал Роман Иванов, директор Научного центра трансляционной медицины и научный руководитель направления «Медицинская биотехнология» в Научно-технологическом университете «Сириус»: «Барьеры для коммерциализации IT-технологий ниже, чем для биотеха, особенно для медицинских технологий, где препараты нужно долго разрабатывать, проводить многочисленные испытания, чтобы получить одобрение. Требуемые инвестиции, объемы исследований и регуляторные требования здесь несравнимо выше».
От прототипа – к производству
На этом барьеры в биотехе не заканчиваются: исследование, на которое потрачено несколько миллиардов, может показать, что научная гипотеза неверна, поэтому результат недостижим. Такой высокий уровень риска и многолетний срок для инвестиций, которые необходимы для создания и регистрации лекарств, новых пищевых или других биотехнологических продуктов, неприемлемы для крупных игроков бизнеса – проще и надежнее воссоздавать аналоги готовых технологий. Поэтому создавать новые источники венчурного финансирования малых компаний и стартапов в биотехе, и особенно в медицине и фарме. Другие компании и разработчики могут ориентироваться на промышленные биотехнологии, где регуляторный порог входа ниже, чем в друг областях. А новые потребности рынка в нашей стране, старающейся стать более технологически независимой, делают эту область более привлекательной для инвестиций.
Другие эксперты добавили, что банки тоже не хотят выдавать деньги высокорисковым стартапам в таких условиях. Из-за этого многим компаниям гораздо проще купить технологию в Китае и получить кредит на постройку завода. Решить проблему могло бы государство, если бы оно «страховало» технологические риски и давало какие-то гарантии, при этом не привлекая исследователей и разработчиков к ответственности за каждый отрицательный результат, ведь для науки такое развитие событий совершенно нормально. Исправить это помог бы «типовой инструментарий», схема, по которой компании могли бы действовать и не получать потом претензий, если у них что-то не получится.
Кроме того, нужно заняться внедрением лабораторных образцов, так как даже успешно полученные и переданные госструктурам прототипы могут «годами лежать, никому не нужные». Претворить разработки в жизни помогли бы и научно-производственные центры при вузах.
Жду, когда Яндекс придет в роддом
В привлечении кадров биотеху пока далеко до IT, считают эксперты. «Крупнейшие компании интегрируются в весь образовательный процесс, распространяют свои франшизы на школы, присутствуют на кафедрах и факультетах, открывают в вузах магистратуры. Я жду, когда Яндекс придет в роддом», – сыронизировал директор Физтех-школы биологической и медицинской физики МФТИ Денис Кузьмин. Цифровые компании организуют многочисленные короткие курсы для входа в профессию на полгода, год или два (их эксперт сравнил с «ПТУ для айтишников») и программы ДПО.
Сейчас российский биотех становится кадровым «донором» для многих стран, потому что несмотря на высокие зарплаты их уровень все еще несопоставим с выгодными предложениями из-за рубежа. Специалисты уверены: мало научиться учить молодежь, надо научиться оставлять в стране, причем не насильственно, не грубо, а «скорее пряником, нежели кнутом». Конкурируют с биотехом и другие сферы. В том же МФТИ большинство студентов переходит с бакалавриата в магистратуру в том же вузе, но при этом меняют профиль, разочаровываются в биоинформатике и перетекают в IT.
ДВФУ борется с этой проблемой, включая в исследования студентов и аспирантов с самого начала обучения – в том числе, в реальные проекты с фармкомпаниями. Кроме того, замдиректора Школы медицины и наук о жизни ДВФУ Вадим Кумейко посоветовал не жаловаться на нынешние условия, а стыковать медицинские исследования с биологией и другими научными отраслями, учить студентов работать в команде и коммерциализировать свои разработки. «Талантливые студенты сами будут сидеть в университетах до 12 ночи, у них там что-то вроде стартап-гаража. Другие уйдут в компании», – считает он.
Кумейко призвал не винить только промышленность и финансовую ситуацию, а смотреть с другой стороны, работая образовательными подходами (хотя в целом уровень знаний, который дают российские университеты, представитель ДВФУ похвалил). «Не будем посыпать голову пеплом. У нас, например, учатся люди из 90 стран мира, и 60% студентов нашего факультета – англоязычные. Приезжают даже из Шри-Ланки. Мы можем быть образовательным мостом из Азии в Европу», – отметил он.
Помогает привлечению молодежи и пиар: в медиа постоянно транслируется образ успешных представителей информационных технологий. Индустрия представляется как сфера с яркими специалистами и бизнесменами, которые у всех на слуху. Стимулирует интерес айтишников и высокая зарплата, льготная ипотека, отсрочка от мобилизации, чтобы ничто не отвлекало их от работы, – эксперты настаивают, что подобные выгодные условия необходимы и для специалистов из биотеха.
«До тех пор, пока в публичном пространстве не будет информации про ярких мальчиков и девочек, которые хорошо учились, старались, и у них все получилось – разработали свой проект и получают роялти, мы не достигнем своей цели. В ITтаких историй масса, в нашей отрасли что-то такое могла бы дать фарма, – предположила Алина Осьмакова. – Биотеху нужны истории и образы, на которые можно равняться, как сейчас равняются на успешных айтишников с лавандовым рафом».
Инерция отрасли и ученые-аграрии в сериалах
По мнению заместителя исполнительного директора – директора по агробиотехнологиям «Иннопрактики» Владимира Авдеенко, российский биотех может продвигаться на азиатские рынки – это страны с большим населением и огромными потребностями в разработках. Однако в отрасли есть некоторая инерция: большие компании в АПК привыкли жить на готовых решениях, так как в 2000-х им ставилась задача быстрее накормить страну, они перенимали опыт зарубежных коллег и пользовались готовыми решениями, протестированными в десятках других стран. Сейчас ситуация изменилась, и разрабатывать технологии приходится самостоятельно, с нуля. По словам эксперта, даже воспроизвести существующий продукт очень сложно – это показывает долгая работа по созданию собственной линейки кормовых ферментов в ФИЦ Биотехнологии РАН вместе с энзимологами МГУ.
При этом даже пилотные установки на стадии НИОКР стоят миллионы или миллиарды, и окупаться эти вложения не будут, пока дело не дойдет до постройки завода и открытия масштабного производства. В IT с внедрением все гораздо проще: если продукт понравится, его просто покупают, также можно выходить с ним на биржу. В биотехе, к примеру, препарат защиты растений, разработанный для «Мираторга», испытывали четыре года – и это при доступе к инфраструктуре и сотрудничестве с аграрными регионами. Маленькой компании бывает практически невозможно пробиться в таких условиях.
Еще одна проблема – хотя в Госдуме приоритетами государства называют биотех, генетику и образование, ученые, которые занимаются сельским хозяйством, практически не представлены в медиа. Среди сериалов по теме можно назвать разве что «Жуков», где сюжет которого разворачивается вокруг айтишников, которые пытаются внедрить свой продукт «в поле». «Сериал смешной, однако в реальности отрасль отличается от этой картинки», – прокомментировал Авдеенко. Только недавно они вместе с Газпром-медиа сделали шоу «Практиканты» про студентов аграрных вузов, стараются писать подкасты и готовятся снимать мультфильмы для детей. Для продвижения аграрных профессий среди школьников организована тематическая олимпиада, а для взаимодействия со студентами ведутся переговоры с передовой инженерной школой при Воронежском аграрном университете. Кроме того, в «Сириусе» ведется переподготовка школьных и вузовских педагогов в сотрудничестве с учеными-биотехнологами. Важным шагом к популяризации аграрных профессий и образования станет дорожная карта, которую должны подписать на уровне правительства.
Фундаментельное изменение самой сути биотехнологических процессов
О том, как сегодня эволюционирует сама отрасль, рассказал директор ФИЦ Биотехнологии РАН Алексей Федоров, доктор биологических наук: «Железная поступь биотеха неотвратима. Технологии, которые не успевают за ней, будут сходить с дистанции, и от этого не отгородиться никакими железными стенками. Это отражение фундаментального изменения самой сути биотехнологических процессов».
Эксперт назвал несколько трендов, которые определяют будущее биотеха. Один из них состоит в том, что бизнес-партнеры хотят получить не просто «кусочек» технологии, а технологию полностью, причем она должна быть экономически выгодна и соответствовать мировым стандартам, иначе компании, как независимые агенты рынка, будут приобретать продукт там, где он дешевле и эффективнее. При этом разработчикам аналогов уже существующих решений часто требуется «реверс-инжиниринг». По готовому образцу технология его получения неочевидна, и можно бесконечно анализировать его, но так и не разобраться в его производстве. Поэтому каждый раз, когда нужно воссоздать продукт, например, для импортозамещения, большую часть работы приходится выполнять с нуля.
Еще одна особенность наук о жизни в целом и биотехнологических процессов в частности состоит в том, что живые системы – самые сложные из всех систем в мире. Работая с ними, даже самый производительный компьютер не сможет проанализировать все многообразие вариантов строения ферментов и других биологических молекул. Иногда IT-технологии приходят на помощь биотеху – недаром Нобелевскую премию по физиологии или медицине получил проект AlphaFold, который предсказывает пространственную структуру белка. Но эти проекты и близко не дают идеально точного ответа во всех случаях, так что подобные достижения только показывают, насколько многого мы не знаем, считает Федоров.
В области промышленных ферментов в биотехе он назвал одной из важнейших задач заставить альфа-амилазу работать при другом значении pH. Этот фермент помогает производить десятки миллионов тонн продукции в разных отраслях, поэтому влияние на экономику было бы колоссальным.
«Это настолько перевернет производственные цепочки, что принесет миллиарды, – убежден директор ФИЦ Биотехнологии РАН. – Идеи правят миром. Если будет идея с пониманием, как это работает, как решить задачу — это колоссальный шаг для промышленности всего мира, он вызовет изменения в экономике, которые трудно свести к каким-то частным деталям».
В пример он привел историю с Кэри Маллиса, который первым провел полимеразную цепную реакцию, или ПЦР, чтобы амплифицировать (размножить копии) ДНК. Сейчас ПЦР – один из центральных методов молекулярной биологии, однако ученый получил за нее всего 300 долларов от компании Cetus, где он тогда работал.
«Маллис хорошо читал журналы, в том числе – советский журнал «Биохимия», где генетики Института молекулярной биологии им. Энгельгардта писали, что выделили и охарактеризовали ключевой фермент, необходимый для этой реакции. Была и идея реакции, и фермент – надо было взять и свести их вместе, что он и сделал. Некоторые идеи разлиты в воздухе, и такая доступность информации – это счастье для нас», – отметил Федоров.
Надо вскапывать эту грядку
Однако нельзя требовать от ученых развивать биотехнологии, одновременно накладывая на них многочисленные ограничения. Так, многие эксперты сходятся во мнении, что выращивание трансгенных растений и животных хотя бы ради исследований не должно быть под запретом, а лозунг «Россия — страна, свободная от ГМО» только тормозит отечественную науку и экономику.
«Это такой странный консерватизм: ввозить в любых количествах можно, а выращивать нельзя. Причем некоторые продукты, например, сою, даже можно ввозить в упрощенном порядке. Зачем ввозить то, что собственная наука никогда не внедрит?» – задается вопросом Анна Сутырина, директор института проблем правового регулирования НИУ ВШЭ.
Эксперт рассказала о подготовке изменений в законодательство, чтобы разрешить производить сельскохозяйственные продукты с редактированием генома. Если не включать в этот процесс вставку чужеродных генов, он фактически будет «ускоренной селекцией в пробирке». Как минимум, эксперименты под надзором Министерства сельского хозяйства нужно проводить. Например, если генетики создают сахарную свеклу, более устойчивую к нашему климату и вредителям, дающую большие урожаи и содержащую большой процент сахарозы, измененные белки не попадут в готовый пищевой продукт.
В 2025 году стартует и нацпроект «Технологическое обеспечение продовольственной безопасности», который в том числе включает федеральные проекты по селекции и генетике и по биотехнологиям. Анна Сутырина призвала ученых поучаствовать в обсуждении новых предложений, которые Минсельхоз будет собирать до Нового года. Дальше в правительстве пройдут стратегические сессии на эту тему. Заниматься вопросом будет и Совет по развитию микробиологической промышленности и биотехнологий при Минпромторге.
Эту идею поддержали и другие участники дискуссии. «Поправки по упрощению выхода на рынок сельскохозяйственных культур принимаются и в других странах – где-то уже разрешают поставлять на рынок ГМО-продукты по упрощенной схеме, без дополнительных проверок. Отказываться от тестирования не стоит, но наше законодательство должно оперативнее реагировать на текущий уровень научно-технических разработок, а интеллектуальные права на них должны быть более прозрачными», – уверена Алина Осьмакова.
Возможно, дело и в накопленном эффекте, ведь гиганты IT тоже не сразу начали инвестировать в исследования, образование и новые стартап-разработки. «Пока биотех-компании не на той стадии: они не видят выхлопа из таких вложений, они еще жирком настолько не обросли. Пока что им не объяснили, надо вскапывать эту грядку», – заключила Анна Сутырина.