Рецензия на самый сложный – и самый пустой – фильм Роберта Земекиса.
В незапамятные времена здесь топали динозавры. Потом рядом упал метеорит, и огненная лава выплеснулась на землю. Ее засыпало пеплом. Она превратилась в выжженную пустошь. Затем ударили холода, и ледниковый период стер последние следы жизни. Но жизнь, как известно, всегда найдет выход. Однажды непременно травушка зазеленеет, солнышко заблестит, деревья с цветочками разрастутся. Не успеешь оглянуться, и вот уже олени бродят, вот индейцы за ними гоняются, вот лес вырубают и прокладывают дорогу, по которой рассекают конные экипажи. Территория застраивается. Рождается городок. Работяги копают яму под фундамент дома. Дом вырастает, и мы оказываемся внутри. В комнате, где нам предстоит провести ближайшие полтора часа, на экране растянутые меж разными эпохами.
Все это – Here, локализованный нашими умельцами как «Тогда. Сейчас. Потом». Свежий эксперимент 72-летнего Роберта Земекиса, который решил поиграть с модными технологиями. И проиграл. Хотя затея была амбициозная. Во-первых, режиссер собрал старую банду, с которой в 1994-м соорудил «Форреста Гампа». И Том Хэнкс с Робин Райт на месте, и сценарист Эрик Рот, и композитор Алан Сильвестри, и оператор Дон Берджесс. Во-вторых, снят фильм с одного ракурса: статичная камера все время находится в фиксированной точке, как было и в оригинальной комикс-зарисовке Ричарда МакГуайра, предлагавшей читателю необычный взгляд на визуальную выразительность и сторителлинг.
В-третьих, главных героев, супругов Ричарда и Маргарет Янг, во всех возрастах – с подросткового до престарелого – играют упомянутые Хэнкс с Райт. Нет, это не магия вне Хогвартса, а пресловутый ИИ: технология Metaphysic Live позволила прямо на площадке преображать отснятые кадры, превращая, например, взрослого Хэнкса в Хэнкса-тинейджера. Причем сам Хэнкс мог подойти к монитору и в режиме реального времени за своими трансформациями понаблюдать. Едва Голливуд оправился от забастовок, вызванных в том числе вторжением в привычную реальность искусственного интеллекта, как один из голливудских патриархов выстроил целый фильм на его основе, сделав ключевым художественным инструментом. Дерзость, достойная похвалы. Как бы кто ни брюзжал из-за этичности такого решения.
Впрочем, скоро выясняется, что искусственный интеллект – не главная проблема «Тогда. Сейчас. Потом». Да и вообще, собственно, не проблема. Ну да, улыбается «молодая» Райт жутковато, конечно, а «юный» Хэнкс смешно хмурится, а его родители (Пол Беттани, Келли Райлли) порой выглядят так, будто им просто халтурно грим наложили. Но с этим можно смириться, благо тут почти нет крупных планов, а на общаках подвох особо в глаза не бросается. А с чем смириться нельзя – так это прежде всего с подачей истории. Напоминающей то ли рваное слайд-шоу, то ли плохо подготовленную лекцию, где выступающий постоянно сбивается, перескакивает то в прошлое, то в будущее, а то вдруг начинает нести путаный бред, с темой лекции абсолютно не связанный. Не сюжет, а хаотично порубленные в винегрет эпизоды.
Окей, Роберт Земекис, мы поняли, что когда-то в этом районе жили индейцы, затем сын Бенджамина Франклина, затем еще какие-то люди с малопримечательными судьбами и занятиями. Так зачем возвращаться к ним 25 раз, даже после появления ведущих, казалось бы, персонажей? Вот с этими Ричардом и Маргарет происходит что-то вроде бы важное. Но только ты робко надеешься уловить намек на эмпатию, как вдруг на тебе – опять индейцы. Или мужики из XVIII века. Или чернокожая семья из флэшфорвардов, которая заселится в дом, когда его освободят Янги. Нужно все это для того, видимо, чтобы мы почувствовали связь времен, эдакую преемственность и неразрывность континуума, и прониклись ощущением чего-то грандиозного, вселенского, пусть и втиснутого в реалии среднестатистической американской семьи. Или среднестатистических представителей коренного народа.
Но мы почему-то ничего не чувствуем и ничем не проникаемся. Не только из-за того, что сюжет, как было сказано, развивается странными скачками, не позволяя сосредоточиться. Но и по причине возмутительной общей банальности. Постепенно закрадывается подозрение, что Земекис всех обманул и запилил ситком, где одни и те же интерьеры тоже часто снимаются с одинаковых ракурсов. И ты уже ждешь, что вот-вот загремит закадровый хохот, когда кто-то выдаст очередную гениальную мудрость а-ля «время покажет» или сравнит семейную жизнь с лодкой, которая может дать трещину. И выяснится, что на самом-то деле мы смотрим комедию, где высмеивается унылая бытовуха, а также попытки представить ее как неслыханное откровение. Но закадрового хохота нет. Здесь все всерьез. Чересчур. Серьезнее некуда.
Изредка, конечно, Here пытается шутить (про Ринго Старра и «глупые хрены»), но эти моменты нагоняют скорее кринжа, чем юмора. Там, где фильм старается выглядеть глубокомысленным, он смотрится выпендрежным. Раздувание трагизма – периодически кто-то хворает и умирает – упирается в бесхитростный примитив. Райлли сетует, что не стала бухгалтером, Хэнкс ворчит из-за высоких ипотечных ставок, не дающих сбежать от предков и свить собственное гнездо, а протекающая сквозь крышу дождевая вода монтажно рифмуется с водами, которые отходят у Райт: очевидно, что ИИ справился со своей задачей гораздо лучше живых людей, написавших и снявших безжизненный фильм, который не нужно смотреть ни тогда, ни сейчас, ни потом.
Если бы ИИ занимался и сценарием с режиссурой, это бы все объяснило, и никто, кажется, не удивился бы. К тому же затейник Кантен Дюпье уже допустил такую вероятность в недавнем «Втором акте». Но нет – в титрах красуются фамилии уважаемых товарищей, сменяя одна другую под слащавую музыку Сильвестри, а Земекис в интервью заявляет, что эти съемки оказались самыми сложными в его профессиональной деятельности. Добавляя, что еще 5 лет назад они были бы вообще невозможны. В прессе действительно хватает любопытных деталей о технической составляющей – тем досаднее, что все насмарку, поскольку фильм вызывает не больше эмоций, чем письменный стол.
Эхо былой земекисовской душевности долетает разве что в финале, хотя его легко спутать с радостью от того, что невыносимое кино наконец завершилось. При горячем желании в нем, в принципе, можно отыскать зачатки перспективных идей, связанных с привычным пространством как хранилищем исторической и человеческой памяти. Но откапываются эти идеи не благодаря, а вопреки. Не потому, что Here на размышления и философские изыскания вдохновляет. Просто жаль тратить время совсем уж впустую, вот и пытаешься хоть какую-то пользу извлечь, додумывая за Рота с Земекисом то, что они не потрудились адекватно сочинить и рассказать. Один классик советовал не выходить из комнаты, не совершать ошибку. В данном случае ошибкой будет в эту комнату войти.