Комментировать изобразительное искусство так же сложно, как и рассказывать про музыку, описывать балет или пытаться передать словами парфюмерную композицию. Художник имеет дело с образами, а не со словами, и особенность образного мышления - это отказ от логики в пользу наития и озарения, и сердце смеётся над умом. И правильно делает, ещё Ларошфуко, один из умнейших людей в истории человечества, заметил, что ум всегда в дураках у сердца.
В фонде “Екатерина”, одном из лучших выставочных пространств Москвы, 4 декабря 2024 года открылась выставка Дмитрия Шорина и Ирины Дрозд “Прибытие в место значения”. Не назначения, а именно значения. Эти художники, дети ещё советской эпохи с хорошим образованием и сильным мышлением, ещё не жертвы ЕГЭ, окончили питерское учебное заведение, у которого было много названий, но изначально это Центральное училище технического рисования, основанное бароном Штиглицем в 1876 году, через пару лет этому заведению, носившему прозвище “Муха” из-за Веры Мухиной, исполнится полторы сотни лет. Слово “техническое” - оно ключевое, оно передаёт невидимую душу заведения, предполагая, что дух технологического дизайна и исключительного мастерства в работе с материалами, составляет самую суть этого заведения. То есть оно не столько про прекрасное в духе утраченного поликлетовского трактата “Канон”, сколько про философию прекрасного в духе Джуджаро и Пининфарины, когда прекрасное возникает как высшая степень технической целесообразности и функциональности. Красота и гармония, воспетые Поликлетом и отражённые в его эталонном “Копьеносце” (Дорифоре), это Божественный промысел и творение. А вот красота и гармония автомобиля “Бугатти Вейрон” - это детище человеческого гения Джуджаро, вдохновленного Божьей искрой таланта, но служащего технической задаче упаковать в красоту тысячу лошадиных сил и двигаться со скоростью 430 километров в час, не взлетая при этом.
Дрозд и Шорин - не пара, как могли бы предположить некоторые. Ирина Дрозд счастливо замужем за художником Иваном Плющом, тоже знаковой фигурой арт-сцены, и Дмитрий Шорин женат на очаровательной даме. Просто они - друзья юности и единомышленники. Их работы созвучны, они как сиблинги - разные дети одной пары: воспитание одно, а характеры и почерки разные. И пишут картины они о разном, хотя родство какое-то прослеживается. И некоторые картины написаны ими в соавторстве.
Ирина Дрозд - дама, производящая очень сильное впечатление. У неё неопределенная этничность: она производит впечатление человека, попавшего в наше время случайно, откуда-то из раньшего времени, не то викингов, не то каких-то кочевников. Высокая, тонкая, без возраста, с глубоко посаженными пронзительными глазами, со скулами чингизидки, с чувственными губами, с длинными тонкими пальцами, она как будто случайная гостья в нашем мире. У неё вид жрицы. Это всё важно, потому что в ней вылезли какие-то реликтовые гены, которые, как известно, пальце не раздавишь. Реликтовые гены могут дать реликтовые мозги и реликтовую чувствительность, когда люди больше полагались на ощущение невидимого, чем на то, что глаза видят, а уши слышат. Она как кошка, которая видит невидимый мир. Я старый кошатник и много раз наблюдал, как мои коты внезапно открывают глаза и ведут какую-то потустороннюю сущность, от стенки к стенке, не отрывая внимательного взгляда. Коты - животные ленивые и циничные, просто так волноваться не будут. Но они видят в ином спектре, как и собаки, и бабочки, и слышат больше звуков, и ощущают усами больше колебаний воздуха, чем мы. То есть биологическая наша природа имеет гораздо больший диапазон видимости, чем человеческий глаз: от бабочек, видящий ультрафиолет, до крыс, видящих в инфракрасном спектре. Среди людей тоже есть медиумы, которые общаются с иными формами жизни. Можно в это верить, можно не верить, но медиумы есть. Равно как были, есть и будут прорицатели и пророки. Вопрос лишь в том, кто на каких вибрациях работает, низких, демонических, или высоких, божественных. К художникам в данном случае вопросов нет - они лишь фиксируют, что видят внутренним взором и что чувствуют. Добавляя ещё и свои фантазии, упаковывая в них смутные, всплывающие в сознании образы.
Ирина Дрозд уловила какие-то невидимые силовые линии и лекала, по которым на Земле строится мир невидимый, а на других планетах может строиться и мир видимый. Она создаёт, помимо живописных полотен, где с людьми сосуществуют эльфы, феи, птицы алконост и гамаюн, ещё и керамику, которая точно отражает биомеханику неземных существ. Почему точно, если мы их никогда не видели? Потому что они гармоничны, потому что они функциональны, и потому, что они прекрасны, хотя многим могут показаться отталкивающими. Пауки и сколопендры гармоничны, равно как и акулы и мурены, и клопы, и комары, и раки, и крабы, и устрицы, и змеи, и медузы - это в высшей степени функциональные творения, каждое из которых эталонно и гармонично в своем классе. Иначе бы многие виды не протянули бы сотни миллионов и миллиардов лет.
Понятие красоты - это вещь чрезвычайно условная. Тотальное большинство людей умиляется заходящему солнцу над лесным озером или восходу в горах, хотя что тут такого? Ну растения, елочки, сосенки и берёзки, ну вода, ну светило наше над горизонтом, из-за преломления в воздухе лучи кажутся красными, камни и кристаллизованная вода на вершинах отражает эти розовые лучи. С чего это мы воспринимаем эту ландшафтную обыденность как эстетически прекрасное? Если бы мы жили сто пятьдесят миллионов лет назад, то воспринимали бы заросли хвощей и папоротников с парящими над ними птеродактилями как нечто прекрасное? То же самое касается человеческого тела: что может быть прекраснее лица женщины из племени апатани, из индийских предгорий Гималаев, у которой отрезано полноса и в нос же вставлены по бокам две деревянные круглые пробки? Это очень сексуально!
Ирина Дрозд исследует преимущественно допубертатные отношения существ, ранее простонародно именовавшихся словом “нежить”, с дополовозрелыми человеческими особями. Это имеет смысл, потому что дети лучше и точнее воспринимают своих невидимых друзей. Малыши вообще играют с ангелами и помнят прошлые жизни либо у них вспыхивают обрывки наследственной генетической памяти. Всё научно исследовано и зафиксировано в многочисленных клинических испытаниях, в том числе при расширении сознания диэтиламидом лизергиновой кислоты, полученной из мухоморов. Это описано в книгах психиатра Станислава Грофа, создавшего целое направление, получившего название трансперсональной психологии. К слову, люди в таком состоянии сознания творят как люди с атипичной психикой, это направление в искусстве было сформулировано Гансом Принцхорном и описано в книге “Художественное творчество душевнобольных”. Эта книга сейчас в публичных правах и её можно скачать в сети, вместе с картинками. Это направление в искусстве получило название арт-брюта или “аутсайдер-арт”. Ирина Дрозд и Дмитрий Шорин не принадлежат к этому направлению в силу их академического бэкграунда и владения ремеслом живописца. Но если бы они свои сюжеты изображали в манере наивного искусства или примитивизма, то, без сомнения, украсили бы этот пантеон, к которому принадлежали такие выдающиеся мастера как Жан Дюбюффе, Фрэнсис Бэкон и Жан-Мишель Баския.
У Дмитрия Шорина тема фактически одна - индивидуализация и персонализация личного пространства. Это очень болезненная тема для человека вообще и человечества в целом. Видно, что умному человеку хочется, чтоб его оставили в покое и не покушались хотя бы на ту часть мира, которую занимает кокон его астрального и ментального тел. В работах своих он избегает мистических существ, на некоторых полотнах их дописывает Ирина Дрозд. Но сам Шорин всё изучает соприкосновение стихий - мир сакральный и мир профанный, о чём мы писали недавно здесь, и соприкосновение обличённой в тело души с текучестью воды, о чем мы писали тоже сравнительно недавно здесь. Шорин смотрит на мир глазами человека с порога и на пороге стихий, меж времён и пространств. Это ключевое состояние в жизни человека, место перехода из одного миросостояния в другое, метаморфоза. Простым людям это всё невдомёк, но в культурной антропологии это состояние называется порогами лиминальности, и оно хорошо исследовано в рамках изучения и постижения ритуалов перехода, будь то инициация или перепрыг из жизни через смерть в иную жизнь. У Шорина за дверьми упавшая на Землю, в воду Луна или пламень разгонной ступени стартующей ракеты, которая унесёт нас за пределы. Какие пределы? За любые.
У понимающей Шорина Ирины Дрозд смена стихий, состояний и эпох показаны в работе, где престарелый панк сидит в воде, символе текучести и необратимости времени. И вот на нём татуха “punks not dead”, что значит “панки не сдохли”. У него прическа, и черты лица Вивьен Вествуд, недавно скончавшейся одёжной дизайнерши, всю жизнь пропанковавшую. И мне понятно, потому что лично это не чуждо - сам тусил в начале 1980-х на Больших и Малых Гоголях, с красными волосами, чёрными пиками на щеках и в ошейнике с гвоздями, с английскими булавками в ушах, был созвучен духу времени и тогдашнему умонастроению. И вот сидит этот унылый старпёр теперь в воде, щурится, а на голове вместо розового ирокеза - розовые лотосы, типа символы просветления и мудрости. Страшный конец для любого нормального дебошира и пьяницы. Полное жизненное фиаско, пускай и подготовка к переходу в мир иной. С другой стороны, может, он принимает водное крещение, и теперь всё старое умрёт и будет всё новое. Только на шее вместо креста у него жёлтый тубус - туда можно положить ключи, а можно насыпать белый порошок, стиральный или зубной. То есть надежда и воля к победе не умирают. Панки не сдаются и водной грязи не боятся!
Одну из работ Шорина я видел на предыдущей выставке в фонде “Екатерина”, и она на меня произвела радостное впечатление - снятый с производства сверхзвуковой самолёт “Конкорд” компании British Airways, стоящий среди берёзок на болотах. Тогда я мысленно припарковал этот лайнер в белорусские болота, а они оказались карельскими. Я и сам это понял, вернувшись в день открытия этой выставки из Карелии - искал в том числе этот болотный аэродром в районе Лахденпохьи. У Шорина много летающей техники - он любит авиацию, и только ею и пользуется. Для него это символ одной из степеней важнейших свобод - взять с собой своё внутреннее и внешнее пространство и с ним лететь куда хочешь. Это ещё киник Диоген говорил: всё своё ношу с собой. Умный был человек, ученик Антисфена, а Антисфен нахватался непосредственно у Сократа. Работы Шорина очень хорошо иллюстрируют этот важнейший для человеческого счастья тезис о неприкосновенности личного пространства - даже шоринские красивые девушки, словно сошедшие с плакатов pin-up, где они работают вожделением для всех пробегающих мимо самцов, хотят, чтоб их порой оставляли в покое.
Что касается Ирины Дрозд, то на этой выставке я обнаружил принципиально новый красный цвет. Официальных красных цветов несколько десятков, плюс ещё есть неофициальный Ferrari Red, особый оттенок красного цвета, которым красят автомобили “Феррари”. В мире есть запатентованные особые цвета, например “Цвет Тиффани”, это яркий зелено-голубой с бирюзовым оттенком. Есть “Бритиш Рейсинг Грин”, особый изумрудно-болотный цвет, которым в Британии красили гоночные автомобили. Есть “Синий Кляйна” - это цвет, васильково-синий с лазурью, созданный художником Ивом Кляйном в 1960 году. У Ирины Дрозд появился свой красный цвет, которого я не нашёл в таблицах Pantone, и который следует запатентовать и назвать “Красный Дрозд”. Я спросил, как она добилась этого глубокого сияющего сочетания бургундского и болгарской розы с цветом скарлет? Она ответила, что лессировками, наложениями полупрозрачных слоёв разных оттенков красного. Я тогда поинтересовался, не использует ли она толчёный рубин “голубиная кровь” и кармин? Нет, не использует. У меня создаётся устойчивое впечатление, что ныне живущие художники, и я в том числе, сами себе не понимают цену. Судя по керамическим безделицам Ирины с инопланетными существами, она по силе таланта не уступает ни Гансу Гигеру, придумавшего Ксеноморфа для Чужих, ни Григорию Никотеро, создавшего Хищника, ни целой команде кэмероновского “Аватара”, придумавшей целый инопланетный мир. Так же и Шорин - сила его таланта, воображения и мастерства ничуть не уступает англичанину Дэвиду Хокни, самому дорогому из ныне живущих художников. Эти два отечественных дарования такой выставкой в Нью-Йорке или в Лондоне убрали бы все остальные галереи и тамошних художников. Я мониторю примерно три сотни галерей по всему миру, и могу со всей определенностью сказать, что никого в мире сейчас изобретательнее, креативнее и интереснее современных российских художников нет. У наших сочетаются незамыленные дрянью глаза, хорошее образование и отличная школа ремесла. Я видел, как на Западе готовят бакалавров fine arts, то есть изящных и изобразительных искусств - это седьмой класс российской художественной школы. Это не поклёп на Запад: мой сын учился в Art Institute of Houston, и я каждый год смотрел на работы выпускавшихся бакалавров, то есть людей с высшим художественным образованием. Остап Бендер, рисовавший своего “Сеятеля” - просто Рафаэль по сравнению с ними. Но, увы, государственная политика в области как пиара отечественного искусства, так и в области таможенного оформления ввоза-вывоза предметов искусства, далека пока сидит в месте своего значения только для нашей публики. Для нас это хорошо и знаково, но всё ж эти художники должны принадлежать всему человечеству, и победа в области искусств даёт куда больше чести и престижа стране, чем победа в футболе или на боксёрском ринге. Забитые мячи и набитые морды забываются через три дня, а вот произведения искусства, полотна в музеях и хрестоматиях, остаются нашими вехами в вечности.
В этой таблице пока ещё нет цвета «Красный Дрозд».
Оттенки красного.
Мнения, высказываемые в данной рубрике, могут не совпадать с позицией редакции