В эти дни празднует свое 75-летие известный прозаик, сценарист и публицист Дмитрий Каралис.
Лауреат литературных и кинопремий, автор восемнадцати книг прозы и публицистики, потомственный петербуржец, создатель «Центра современной литературы и книги», обозреватель «Литературной газеты», готовит в издательстве «Петрополис» пятитомное собрание своих сочинений.
Редакция поздравляет Дмитрия Николаевича с днем рождения и желает крепкого здоровья и дальнейших творческих успехов!
ЖИЗНЬ – ЭТО ЧУДО!
Три четверти века – много это или мало? С высоты этого возраста видны времена Сталина и Хрущева, Брежнева и Андропова, Горбачева и Ельцина… И нынешнее время, в котором война и мир – не название романа Толстого, а примета окружающей действительности. Сменялись общественно-политические формации, развитой социализм уступил место дикому капитализму… Менялась литературная мода, создавались новые течения и группировки, разрасталась и внезапно сжималась читательская аудитория, по макулатурной цене отдавались собрания сочинений былых кумиров, возникали новые авторитеты… Но Литература жива при всех строях и режимах, а ее неизменные рыцари — писатели, даже при жалких гонорарах и мизерных тиражах продолжают творить, и Муза одаривает их вдохновением.
В. Спектор. Дмитрий, прими мои искренние поздравления с солидной датой, и скажи, как ты оцениваешь свой возраст, с каким настроением празднуешь юбилей?
Д. Каралис. Спасибо, дорогой Володя! С того момента, когда мы с тобой после одного из совещаний Литфонда попали в фотографическую вечность в кабинете Сергея Михалкова, возле дубового шкафа и бархатного знамени Союза писателей СССР, прошло два десятка лет! Ты представлял Луганск, я — Питер. Помнишь?
В. Спектор.Конечно! Мы потом проговорили с коллегами чуть ли не всю ночь в гостинице…
Д. Каралис.И вот за два десятка лет писательская жизнь изменилась самым неожиданным образом… Но об этом чуть позже… А пока отвечу на твой прямой вопрос: как воспринимаю возраст и юбилей. Как известно, жизнь можно воспринимать и как серию неудач, и как серию везений. Считаю, мне крупно повезло! Родиться на макушке прошлого века, в один год с советской атомной бомбой — в 1949 и дожить до 75 лет — настоящее чудо! Не зря говорят: каждый взрослый — это чудом выживший ребенок. Мои родители могли умереть в блокаду, но выжили. Появившись после войны в большой ленинградской семье, я мог сто раз погибнуть в подростковых уличных драках или загнуться от какого-нибудь вируса, но выжил. Чудо? Чудо!
Бог послал мне родиться в прекраснейшем городе Ленинграде—Санкт-Петербурге, подарил удивительных друзей и учителей! Дал мирное небо! В юности меня совершенно бескорыстно учили боксу (и не только) чемпионы Советского Союза Виктор Васин и Иван Соболев, подростками прошедшие блокаду. Это была закалка на всю жизнь. Есть, что вспомнить, и чему порадоваться!
Бог дал мне чувство слова и возможность писать — разве это не чудо? И оно спасало не раз — в безнадежных ситуациях я подбадривал себя мыслью: когда-нибудь я напишу об этом! Когда входил в литературу, меня тоже опекали чемпионы — Виктор Конецкий, Александр Житинский и Борис Стругацкий. Первые дали рекомендации в Союз писателей, Борис Натанович взял в свой творческий семинар.
В. Спектор. Можно только по-доброму позавидовать твоему литературному окружению и знакомствам…
Д. Каралис. Да, это счастье — общаться с интересными людьми! Мог ли я, в 1984 году переступая дрожащими ногами порог семинара Бориса Стругацкого, мечтать, что вскоре судьба подарит мне — начинающему автору — возможность общаться с феноменальными людьми! А когда в 1997 году я создал «Центр современной литературы и книги», заменивший сгоревший в 1992 году Дом писателя им. В. В. Маяковского, то судьба вновь одарила меня полной чашей.
Четверть века взаимных уважительных отношений с Даниилом Граниным и почти три десятка лет с Борисом Стругацким! Глеб Горбовский, Борис Никольский, Николай Скатов, Александр Володин, Вадим Шефнер, Александр Казин, Юрий Рытхэу, Евгений Кутузов, Даниил Аль, Михаил Глинка, Семен Альтов, Александр Кушнер, Вильям Козлов, Андрей Кивинов, Вячеслав Логинов, Светлана Мосова, Валерий Попов, Слава Рыбаков, Наташа Галкина, Гена Григорьев… А обаятельнейший Илья Штемлер, который дружил еще с моим старшим братом, когда оба были инженерами-геологами! Каждый из этих людей что-то сделал для меня, оставил след в душе и сердце… Если кого-то не упомянул, то лишь из-за недостатка места на полосе. Вот она — роскошь человеческого общения!
Не погрешу против истины, назвав Справочник Союза писателей энциклопедией петербургских талантов! Подчас несовместимых по убеждениям, манере письма и эстетическим позициям, но талантов. А москвичи, красноярцы, одесситы, киевляне, кишиневцы, таллинцы! Кир Булычев, Юрий Поляков, Юрий Козлов, Миша Успенский, Боря Штерн, Марина и Сергей Дяченко, Николай Александров, Виталий Бабенко, Надежда Кондакова, Николай Савостин, Николай Руссо, Евгений Войскунский, Владимир Илляшевич… Список имен может растянуться на километр. Везение? Бесспорное!
А раскопать историю собственной семьи до шестнадцатого века и написать роман «В поисках утраченных предков» — разве это не чудо, посланное Небесами? А четверть века сотрудничать с «Литературной газетой» в качестве обозревателя и колумниста — это ли не удача? А сидеть всю ночь над листом бумаги, за которым мелькают герои твоего будущего фильма или рассказа, а утром бродить по набережной Невы и плакать над собственным вымыслом— разве это не счастье для писателя?
Что-то из задуманного в молодости не удалось. Что-то получилось не так. Что-то пока не свершилось. Но если радоваться тому, что есть, а не горевать над тем, чего нет, то я — счастливый человек! Спасибо за поддержку «Литературной газете» — шуршание ее страниц завораживало меня с юности! Низкий поклон ее сотрудникам и читателям!
И спасибо Господу за все! Жизнь — это чудо!
Я ответил на твой вопрос?
В. Спектор. Вполне! А если оглянуться назад, как изменилась атмосфера литературной и общественной жизни?
Д.Каралис: Если коротко — скучно стали жить! В перестроечные времена и чуть позже все писатели горели желанием сказать правду о нашем обществе, истории, бурно обсуждали журнальные публикации, критиковали, доказывали свою правоту… (А чуть раньше и останавливали разворот Сибирских рек в Среднюю Азию.) Все требовали гласности, ею просто бредили. И вот, гласности — хоть ложкой ешь! А сказать нечего! Смена целеполагания от общественной пользы к атомизации интересов привела к «молчанию ягнят». Пропал Литфонд (по крайней мере, у нас в СПб), пропали гонорары, пропали Дома творчества (Писательские резиденции хорошо, но это совсем другое — конкурсное дело), пропали умные критические статьи о состоянии прозы и поэзии, тиражи толстых журналов сократились до тиража заводских газет… Проза наполняется бессмыслицей, ниочемизмом… Она не помогает человеку разобраться в сложных вопросах жизни, а часто оглупляет шифрованием нулей… И что наш брат писатель? Большинство смирилось с новым местом литературы в современной жизни… Кто-то, имеющий пропуск в узкие круги широко известных премий, терпеливо стоит в премиальной очереди… Кто-то пишет, потому что иначе не может… Но повторюсь — скучно живем!
А БЛОГЕРОВ ВСЁ БОЛЬШЕ…
В.Спектор: Почему всё так? Кто в большей степени виноват – читатели, потерявшие интерес к журнальным страницам, да и к литературе вообще, или сами журналы, превращающиеся в клубы для избранных? Может быть, окружающая действительность не способствует спокойному чтению, обсуждению, восприятию? Тем более, когда есть «Telegram», «Вконтакте», «Одноклассники»?..
Д.Каралис: Мы часто смешиваем понятия литературы и книжной продукции. Киоски забиты журналами, книжные прилавки — фантастикой, приключениями, любовными и женскими романами, ироническими детективами. Это всё убаюкивающая книжная продукция (курсив — Д.К.). И мы кудахчем над ней, как курица над яйцом: «Почему книга не возвышает?», «Куда подевался гуманизм?», «Где современные классики?».
Гранин говорил: «Очень важно, чтобы литература тревожила совесть. Если литература стремится к нравственному воспитанию людей, она должна, как говорил Достоевский, «пробить сердце», а не убаюкивать». Книжная продукция — это ширпотреб, а Литература — искусство, дело штучное.
Недавно группа ученых и писателей провела анализ современной детской литературы на предмет содержащихся в ней смыслов. Результат обескураживающий —на первом месте эгоизм, непослушание, личный интерес выше общественного, выгода, а не польза, и прочие заповеди мальчишей-плохишей… Мое знакомство с современной взрослой литературой позволяет сделать аналогичный вывод. Большинство молодых авторов «не парится» относительно морали своих произведений, как сказали бы в советские времена, не чувствуют ответственности за свое слово.
Иногда возникает вопрос: «Зачем современному обществу Литература»? До нас написано два Монблана и три Эвереста прекрасных книг. В них кто-то заглядывает, перечитывает? Разве что, литературоведы, пишущие статьи и диссертации. А современному студенту, шоферу, курьеру-развозчику, офисному работнику, которых в школе окатили «Одним днем Ивана Денисовича» — зачем им еще что-то читать-познавать? Есть любимые блогеры, тик-токеры, друзья по социальным сетям, где каждый — сам себе писатель! Месенджеры кипят от личной переписки — мы, наверное, теперь не самая читающая страна в мире, а самая пишущая. А толку? Люди становятся чище душами, добрее? Напомню, что потребность в чтении — не врожденная, а приобретенная способность человека, и без должного упражнения быстро угасает, мозг начинает существовать в более примитивном, клиповом режиме. И как следствие — все разговоры о высоком идут пышным Болонским лесом.
В. Спектор: Мне кажется, это упрощение… А духовная вертикаль, о которой так много сказано? И разве литература как вид искусства, не должна рассказывать о вечном в современных обстоятельствах?
Д.Каралис:. Да, я сознательно упрощаю, даже утрирую. Но какая может быть духовная вертикаль в обществе, пропитанном идеологией потребительства, предательства? По всем каналам тридцать лет шпарят про плохих ментов, убийц, жуликов, неверных жен, гулящих мужиков, о незаконнорожденных детях, которых только анализ ДНК может установить… Какую духовную вертикаль может воздвигнуть честный, искренний писатель, болеющий за свой народ? И кому эта вертикаль будет нужна? Ну, издаст он боль души тиражом триста экземпляров за свой счет… Кто это прочитает? Как такая книга дойдет до читателя, если тот стал «смотрителем» телефона? Мне кажется, все дело в обществе. Какова его мораль, идеология, такова и литература — пока что с маленькой буквы.
В.Спектор: Впору задать вечный вопрос: «Что делать»?
Д.Каралис: Четверть века назад, когда создавал «Центр современной литературы и книги», мне казалось, писатели смогут остановить оглупление народа не только хорошими книгами, но простым постукиванием авторучкой по столу: «Господин президент, так с народом нельзя!» Но шиш там! Ельцину и его команде было все по барабану! Книжные магазины, заводы, армия и города стали убывать, а число миллионеров и банкиров прибывать! Литературные гонорары выросли только у Чубайса и Коха, написавших пафосную галиматью, как они приватизировали Россию. Писателей использовали в перестройку, а затем отменили как класс, как общественное сословие. Мы же знаем, чтобы родилась искренняя, хорошая книга, нужен совестливый автор, остро чувствующий все боли своего народа, знающий жизнь, умеющий работать со словом. И где таких взять? Старые мастера ушли. А новые… Идеология потребления, которая лезет из всех щелей, почти не оставляет шансов на прирост талантов. Лозунг «Все на защиту Отечества!» плохо совместим с разухабистой рекламой банков и магазинов, философией сибаритства и сплошного комфорта. Хотя проза и поэзия о СВО частенько берет за живое…
ЕСТЬ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ НЕ ПРОДАЮТСЯ! ВЕРНЕЕ, ДОЛЖНЫ БЫТЬ…
В.Спектор: В таком случае, напрашивается второй вечный вопрос: «Кто виноват»?
Д.Каралис: Вопрос не по окладу. У нас существует огромный корпус литературоведов, есть даже Литературный институт, где «готовят писателей». И что? Эта огромная академическая компания может объяснить, почему в наше время литература стала писаться с маленькой буквы? Наверное, могут: «Был бы факт, а объяснение найдется!» А могут ли дать рецепт, как возродить доброе книжное слово, возвышающее человека, помогающее строить семью, воспитывать детей, любить Родину и не унывать?
Как вселить в человека оптимизм, заразить жизненной энергией, а не бациллой распада? Ведь русская классика — это огромное поле, вспаханное величайшими умами, об этом еще сто с лишним лет назад писал Горький, тревожась, что литераторы его времени пошли в услужение к богатым хозяевам — стали развлекать, смешить… Мы, кстати, уже перестали искренне смеяться. Юмор и сатира исчезли, как жанры. Остался лишь гогот над хохмами ниже пояса и мимо сердца. Литература не может существовать без смыслов, без тревоги, без души автора.
Недавно прочитал, что почти девяносто процентов лауреатов больших литературных премий оказались иноагентами. Что это означает? Зарубежное финансирование, деятельность во вред государству. А кому из членов жюри это было непонятно? У большинства из этих авторов на лбу всегда было написано крупными буквами: «Продам родину! Дешево! Торг возможен!» Так все и получилось. Это русская литература?
Борис Стругацкий на одном из заседаний своего семинара с грустью сказал, что пока нет научных доказательств облагораживающего действия хорошей литературы на человека и общество в целом. А другой корифей — Генри Филдинг, выразился в том смысле, что дурные книги могут испортить нас, как и дурные компании. И с ними не поспоришь! В гору семеро тянут, а под гору и один спихнет! Разлагающее действие убогих, пошлых книг на читателей и общество — это медицинский факт. Поэтому хвастаться, что мы выпускаем все больше книг — не стоит. Важно — каких книг?..
«…ТЫ ВЕЧНОСТИ ЗАЛОЖНИК, У ВРЕМЕНИ В ПЛЕНУ»
В.Спектор: Перефразируя классика, можно было бы сказать: «Пиши, пиши, художник… Ты вечности заложник, у времени в плену». О чем пишется в плену у времени? Какая тема стала по-настоящему своей?
Д.Каралис.: Своей темой стала история страны через семейную историю. И подсказал ее опять же Конецкий. Много лет назад он прочитал мою повесть «Из варяг в греки» и посоветовал подключить генеалогическое бюро, которое и ему помогало в розыске предков. Сказать, что мне было интересно открывать историю своей семьи – ничего не сказать. Просто фантастика! Роман я назвал «В поисках утраченных предков».
Например, узнал что мой прадед Константин Каралис, отставной фельдфебель и Георгиевский кавалер, воевавший на Шипке, погиб во время крушения царского поезда в 1888 году. А его сын Павел Каралис, оставшийся сиротой, то есть мой дед, прошел всю Первую мировую от прапорщика до штабс-капитана, имел пять боевых орденов, и в феврале 1918 года уже оборонял Петроград в рядах Красной Армии. Узнал, что отец во время блокады работал в «коридоре смерти» начальником поезда и политруком. «Коридором смерти» железнодорожники называли Дорогу Победы, которая была проложена после прорыва блокады по Синявинским болотам. Фашисты били по поездам прямой наводкой. Об этом наш художественный фильм «Коридором бессмертия». Восторг и ужас охватывали душу, когда я в процессе работы над фильмом читал чудом (!) сохранившиеся воспоминания участников тех событий.
Они должны были пропасть в неразберихе двадцать первого века — стопка слипшихся бумаг высотой с ведро — но Господь привел меня в квартиру одинокой женщины, последней участницы той ужасной и героической блокадной эпопеи. И она отдала мне, сыну своего командира, эти бесценные свидетельства, собранные в шестидесятые годы. Я перевел их в цифру и стал печатать частями. Жду, когда РЖД откликнется и поможет с изданием книги по материалам этих воспоминаний. Кстати, по этому «коридору смерти» в блокированный город поступило две трети всех грузов, остальную треть привезли по легендарной «Дороге жизни».
В. Спектор: Был еще твой поразительный документальный фильм «Блокадная кровь». Он получил Гран-при международного кинофестиваля военного и патриотического фильма «Волоколамский рубеж».
Д. Каралис: Тема блокадной крови тоже родилась из семейных розысков. Моя мать всю блокаду сдавала кровь, чтобы спасти и выкормить донорским пайком мою старшую сестру Надежду, родившуюся в августе 1941 г. Оказалось, блокадный город все 900 дней питал донорской кровью своих защитников, дал раненым бойцам 144 тонны крови, не считая кровезаменителей, изобретенных в блокадном городе. Других источников крови на Ленинградском фронте не было. И вот на фоне голода, холода и непрерывного стресса в крови ленинградцев произошли удивительные изменения, зафиксированные медиками.
В свете новейших исследований биомедицины можно говорить, что все произошедшее с предками, отражается на потомках. Изменений генотипа не произошло. Но генная «музыка» — опыт предков — отразился у всех потомков по-своему. Я несколько лет писал и переписывал сценарий художественного фильма об уникальном блокадном донорстве и, наконец, закончил. Тема в киношном измерении тяжелая, но упрощать нельзя…
На фото: Владимир Спектор и Дмитрий Каралис