Военная промышленность Турции долгое время существовала в условиях критической зависимости от западных финансов, институтов и технологий. Однако в период нахождения у власти Партии справедливости и развития турецкому ВПК удалось устранить внешнюю зависимость, внедрить высокотехнологическую составляющую и выйти на международный рынок. О расширении военной активности Турции в регионе пишет Нубара Салман кызы Кулиева. Автор является участником проекта «Валдай – новое поколение».
Милитаризация внешней политики Турции в период нахождения у власти Партии справедливости и развития (ПСР) сопровождается ослаблением роли вооружённых сил и военных институтов во внутриполитической системе. Сейчас происходит усложнение подхода к применению военной силы во внешней политике Турции, увеличение значения и возможных вариантов её применения.
С момента создания Турецкой Республики армия являлась эффективным инструментом влияния на процесс принятия как внутриполитических, так и внешнеполитических решений. Это вплоть до середины 2000-х годов определяло способность той или иной политической силы закрепиться у власти в стране и было одним из основных препятствий на пути формирования легального влияния происламских партий и движений. Более того, военные представлялись гарантом обеспечения политической стабильности в стране. Так, представители армии не единожды напрямую вмешивались в политический процесс (в 1960 году, в 1971 году, в 1980 году).
За период нахождения у власти в Турции ПСР изменился характер функционирования армии как политического института. До начала 2000-х годов она была прежде всего инструментом стабилизации и регулирования внутриполитической ситуации. Внешнеполитическое измерение её деятельности ограничивалось вовлечением в многосторонние форматы (военные коалиции и миротворческие миссии НАТО и ООН). С середины 2000-х годов армия преимущественно стала играть роль инструмента формирования автономной модели внешней политики в соответствии с национальными, а не коллективными интересами. При этом изменилась природа её деятельности, произошёл переход от управления рисками и реактивных действий на территории Турции к стратегии превентивного использования военного контингента за пределами национальных границ.
Однако процесс демонтажа институтов влияния военных внутри политической системы не ослабил турецкую армию с точки зрения её боеспособности. Наоборот, он сопровождался усилением армии как эффективного внешнеполитического инструмента, учитывая и без того высокий потенциал турецких ВС как вторых в НАТО. Военные расходы Турции по состоянию на 2024 год составили рекордные 1 триллион 133 миллиарда турецких лир, что в долларовом эквиваленте по курсу на момент утверждения бюджета превышало 40 миллиардов долларов. Это составляет порядка 8,8 процента бюджета страны и говорит о росте, превышающем 150 процентов по сравнению с бюджетом 2023 года.
Военная промышленность Турции долгое время существовала в условиях критической зависимости от западных финансов, институтов и технологий, фрагментарные проявления и последствия которой сохраняются и сегодня. Процесс снижения значимости внешнего компонента в формировании военного потенциала страны фактически начался после проведения Турцией в 1974 году «Операции по поддержанию мира на Кипре», ставшей причиной введения оружейного эмбарго со стороны США. Однако именно в период ПСР турецкий ВПК прошёл две основные стадии развития: 1) устранение внешней зависимости и развитие внутреннего потенциала страны и 2) внедрение высокотехнологической составляющей ВПК и выход на международный рынок.По состоянию на 2023 год доля национального компонента в турецком ВПК составляла 80 процентов, а к 2028 году предполагается её рост до 85 процентов, в то время как по состоянию на 2002 год ПСР отмечала лишь 25 процентов по данному показателю. Однако нельзя говорить о полной автономии турецкого ВПК, так как достигаемые успехи затрагивают лишь часть стратегически важных отраслей. В остальных случая сохраняется опора на сотрудничество со странами НАТО и ориентация на импорт.
Согласно данным СИПРИ, в 2019–2023 годах Турция занимала 11 место среди 25 крупнейших поставщиков основных видов обычных вооружений в мире. Объём экспорта оборонной и аэрокосмической продукции Турции в 2023 году достиг рекордных показателей – 5,5 миллиарда долларов, что на 27 процентов больше, чем в 2022 году. Основным направлением экспорта турецких вооружений является регион Ближнего Востока и Северной Африки, с растущей долей африканских стран. Три главных получателя – Объединённые Арабские Эмираты, Катар и Пакистан.
В последние годы Турция делает ставку на разработку беспилотных авиационных систем, особенно в сегменте средних и тактических боевых беспилотников. Турецкие БПЛА, прежде всего ANKA и Bayraktar TB-2, доказали свою эффективность в Сирии и Ливии и привлекли к себе внимание целого ряда стран. Такие региональные акторы, как Катар, Тунис, Марокко и Саудовская Аравия, уже приобрели от нескольких экземпляров до нескольких десятков турецких дронов.
В реальности цели, провозглашаемые в контексте развития ВПК, зачастую сталкиваются c несоответствием экономической и технологической базе страны.
Военная сила – основной внешнеполитический инструмент Турции, применяемый в Ливии после 2019 года. На начальных этапах конфликта это выражалось в оказании поддержки силам международной коалиции, а также в точечном военно-техническом сотрудничестве. Сегодня это представляется самостоятельной политикой Турции по оказанию военной помощи и осуществлению военных действий на территории Ливии. Именно с турецкой военной помощью было остановлено наступление Халифы Хафтара на Триполи в 2019 году, а Турция подтвердила эффективность выработанной с начала «Арабской весны» модели военного вовлечения в региональные конфликты, включающей использование военных инструментов различного характера (формальные/неформальные, традиционные/нетрадиционные и так далее).
Отличительные черты данного кейса от классического применения «жёсткой силы» после «арабской весны» (как, например, в случае Сирии) – это, во-первых, правовой статус военной деятельности. Наиболее активная и значительная фаза турецкого военного вовлечения в Ливии была реализована после подписания в 2019 году Правительством национального согласия (ПНС) и Турцией Меморандума о взаимопонимании в области безопасности и военного сотрудничества. Турецкий военный контингент (на начальном этапе – порядка 1 тысяча турецких военных служащих и экспертов) был направлен в Ливию в ответ на официальный запрос ПНС. Заключение дальнейших соглашений способствовало чрезвычайному расширению полномочий турецкого контингента в Ливии (нахождение турецких военных лишь в юрисдикции законодательства Турции, возможность беспрепятственного захода в ливийское воздушное и морское пространство, ношение оружия и досмотр граждан и транспортных средств вне зоны своего расположения и так далее).
Во-вторых, важной отличительной чертой военной активности Турции в Ливии стал гибридный характер использования военной силы. Несмотря на наличие элементов осуществления заграничных военных операций традиционного характера (как, например, задействование военного контингента и военные поставки), основной упор в Ливии был сделан на предоставление ПНС консультативно-тренировочной, материально-технической и логистической поддержки, а также использование высокотехнологичного военного потенциала (прежде всего БПЛА) и привлечение иностранных наёмников. Сочетание прямого и косвенного (через демонстрацию военного потенциала) применения военной силы дало Турции возможность фактически обменять свой военный потенциал на привилегии при использовании богатств шельфа Средиземного моря. Использование турецкой военной силы в Ливии можно расценивать как важный элемент использования «умной силы».
Ливийский опыт закрепил успех последних турецких военных разработок, учитывая, что в Ливии активно использовалось вооружение национального производства (в том числе дроны Bayraktar TB2, бронеавтомобили Kirpi). Это значительно повысило престиж турецкого ВПК на международной арене. К тому же Турция заполучила ещё одно фактическое физическое закрепление в регионе в виде авиабазы Аль-Ватия, трёхстороннего военного координационного центра в порту Мисрата и военно-морской базы в Хомсе. Позиции Турции «на земле» в Ливии дают ей канал расширения своего фактического вовлечения в регионе, например за счёт военно-воздушных сил, потенциально имеющих возможность проводить операции в таких странах, как Египет Тунис, Алжир, Судан и Чад.
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.