27 ноября 2024 годаисполняется 80 лет со дня рождения профессора Сретенской духовной академии Алексея Ивановича Сидорова, в иночестве — монаха Кирилла (27.11.1944 – 23.02.2020)
Приведем воспоминания его коллег-преподавателей и студентов, выпускников, учеников, друзей и добрых знакомых: архиереев, иереев, мирян, сказанные ими на сороковой день после его кончины в 2020 году и опубликованные на сайте Московской духовной академии
Антоний, митрополит Бориспольский и Броварский, профессор Киевской духовной академии:
Алексей Иванович Сидоров был выдающимся богословом конца ХХ — начала ХХI века.
Алексей Иванович Сидоров был выдающимся богословом конца ХХ–начала ХХI века. И это без преувеличения. Кроме того, он был уникальным педагогом. Когда я обучался в Московских духовных школах, мне посчастливилось слушать его лекции по патрологии.
К тому же я помню то время, когда Алексей Иванович только появился в Московской духовной академии и семинарии. Это было как раз окончание господствовавшей атеистической идеологии и смягчение в отношении советского государства к Церкви, что позволило тогдашнему ректору МДАиС архиепископу Александру пригласить в Академию молодых преподавателей, которые хоть и не имели богословского образования, но при этом хотели посвятить всю свою жизнь вере и служению Церкви. И среди плеяды этих молодых тогда еще преподавателей, как мы их называли — «пиджачников», особым образом выделялся Алексей Иванович. Выделялся он прежде всего своей скромностью и незаносчивостью, несмотря на то что ко времени начала преподавания в Академии, он уже имел достаточное количество публикаций и был известен среди ученого сословия. Однако для нас, студентов, он всегда был каким-то очень простым и, в то же время, удивительно доступным преподавателем. В общении с ним никогда не возникало никаких барьеров. Все студенты, наверное, на всю свою жизнь запомнят, что когда Алексей Иванович входил в аудиторию, на его лице всегда была улыбка. Он всегда спрашивал у студентов как у них дела, каково их настроение. И тем самым он располагал нас, молодых студентов, к себе. Кроме того, каждый, кто лично знал или же просто соприкасался с Алексеем Ивановичем, помнит, что он никогда не был равнодушным к студентам. Если он видел, что какой-нибудь студент был грустным, он обязательно интересовался, что с ним произошло и почему он грустит. В этом отношении каждый из нас чувствовал его отцовскую заботу. Он как будто хотел восполнить недостающее родительское тепло.
В отношении оценок Алексей Иванович всегда был весьма добродушным или, как сейчас говорят — либеральным преподавателем. Но, в то же время, когда кто-то из нас в своем ответе ошибался, приписывая, например, какому-нибудь святому отцу то, чего он на самом деле не говорил и не писал, Алексей Иванович мог очень строго поправить студента. И делал он это не для того, чтобы показать свое интеллектуальное превосходство, но чтобы те или иные заблуждения не укоренились в сознании молодых людей — будущих священников.
Когда Алексей Иванович в рамках предмета патрологии рассказывал нам об учении того или иного святого отца, он всегда умел найти доступные и очень простые слова, которые буквально впитывались нашим сознанием. И хотя те святые отцы и учители Церкви, житие и труды которых мы изучали на лекциях по патрологии, жили в первые века нашей эры, Алексей Иванович умел преподнести их богословие в современном и доступном для нас ключе.
Алексей Иванович был не из тех преподавателей, которые просто приходили на лекцию и вычитывали свой материал. Он жил своими лекциями. Читая лекции по патрологии, Алексей Иванович имел особое благоговейное отношение к святым отцам. К излагаемому материалу он подходил не просто как некий биограф или научный сотрудник, который сухо изучает письменное наследие той или иной личности. Для Алексея Ивановича учение святых отцов всегда было частью церковной жизни, а каждый святой отец был неотъемлемым членом Церкви как Тела Христова. И именно это он всегда хотел донести до нас. Он всегда учил нас, что творения святых отцов — это не нечто пережитое, забытое и неактуальное. Да, многие труды святых отцов были написаны ими по конкретному поводу, например, против той или иной ереси, которая возникала в Церкви, а сегодня этих ересей уже не существует. Сейчас, казалось бы, другие проблемы, а значит — и другие вопросы встают перед Церковью. Но Алексей Иванович уверял нас, что это далеко не так. Он учил нас тому, что в Церкви все и всегда актуально. Творения святых отцов и учителей Церкви все равно остаются актуальными для нас, так как они написаны по внушению Святого Духа, а значит — имеют отношение к каждому члену Церкви.
Наверное, каждый студент, который учился в то время в Московских духовных школах, помнит, как Алексей Иванович радовался тому, что его дочь вышла замуж за одного из студентов Академии. Этим студентом, между прочим, был мой однокашник. Это была, с одной стороны, как бы наивная, а с другой — весьма добрая, внутренняя, давно желанная радость от того, что теперь и он тоже входит в иерархическую семью Церкви.
Спустя многие годы после того, как я окончил обучение в Московской духовной академии и уехал из Троице-Сергиевой Лавры, я неоднократно встречался с Алексеем Ивановичем. И эти встречи были похожи на встречи с близким или родным человеком. Он всегда находил те добрые слова, от которых на душе становилось тепло. Поэтому сегодня, когда исполняется сорок дней его преставления, усердно молюсь, чтобы Всемилостивый Господь простил ему все его согрешения вольные и невольные, и даровал Царство Божие. Алексей Иванович всю свою жизнь стремился к Богу. Он всю свою жизнь стремился ко Христу. И потому верим и уповаем, что его душа пребывает в предвкушении райских блаженств и молит Бога, чтобы и каждый из нас провел свою жизнь достойной того, чтобы унаследовать Вечное Царство Христово.
Силуан, епископ Петергофский, ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии:
Образ настоящего человека церковного и человека ученого, соединения столь редко в нашей жизни встречаемого
В Сретенской духовной семинарии были собраны созвездия замечательных преподавателей, ярких и неповторимых людей — настоящих верных рабов Божиих, сознательно вставших на путь служения Церкви через обучение ее будущих служителей. Одним из них был приснопоминаемый Алексей Иванович Сидоров, преподававший у меня курс патрологии. Лично мне очень нравилась методика проведения им аудиторных занятий — рассмотрение личностей святых отцов через многосложную и красочную призму исторических эпох, а также вызывает огромную благодарность его искусство прививания хорошего вкуса неокрепшим юношеским умам, в том числе и в выборе авторов и духовных произведений.
До сих пор не могу сказать, что больше запомнилось из занятий по патрологии и осталось в сердце — сами лекции или же «лирические отступления». Занятия профессора Сидорова проходили после обеда и большинство находящихся в аудитории студентов мужественно боролось с искушением преждевременно отправиться в царство Морфея. Добрый преподаватель выводил нас из этого состояния доброй и яркой шуткой, касалась ли она его дедушки — сельского жителя или современных великих богословов. В этих отступлениях помимо юмора (часто русского народного) всегда заключалась жизненная мудрость и нравственный посыл, доброжелательная передача собственного духовного опыта, своеобразная интерпретация святоотеческого опыта на всем понятном языке и на конкретном примере. Для большинства из нас, юных студентов, через подобного рода шутливые паузы открывалась целостность и величина личности Алексея Ивановича, великого в своей естественной простоте и благодушии, великого в богоустремленности и энергии, трудолюбии и интеллекте. Смелость, отсутствие всякого человекоугодия, трезвомыслие и нескрываемая огромная любовь к своему делу — изучения и преподавания святоотеческого наследия — все это составляло образ настоящего человека церковного и человека ученого, соединения столь редко в нашей жизни встречаемого. Сложно представить человека, который не мог начать свой день без перевода святых отцов; сложно представить себе преподавателя, у которого скудоумие и лень студентов не вызывала раздражения и уныния; сложно представить жизне- и человеколюбивого «монаха во фраке», словом и делом являющего всем свою любовь к Богу и презрение миру — по милости Господней, Алексей Иванович был таким человеком в моей жизни.
Незабвенными останутся для меня вторники в Сретенской духовной семинарии. В это день большинство занятий проводилось преподавателями богословской кафедры, которые на переменах собирались в преподавательской комнате пообщаться в неформальной обстановке за чашечкой кофе. Алексей Иванович на этих «симпозиуамах» всегда был негласным председателем, создававшим особую домашнюю теплую атмосферу, как нельзя лучше располагавшую к доверительной беседе. Воспоминания об этих вторничных встречах и беседах согревают сейчас мое сердце, трудящегося в Северной Пальмире.
Исполняя год обязанности ректора своей родной Сретенской семинарии, я неожиданно для себя, неопытного и малодушного руководителя, в Алексее Ивановиче обрел постоянную и мощную поддержку. Будучи уже тяжело больным, он оказывал огромную помощь и утешение своим добрым крепким словом, самоотверженным исполнение своих обязанностей — преподавателя и научного руководителя.
Жизненные обстоятельства не позволили мне присутствовать на отпевании Алексея Ивановича и не дают возможность сегодня в сороковой день почтить место его погребения, пусть же хоть это малое слово будет свидетельством той любви, благодарности и признательности, которые испытывает сейчас ученик к своем доброму и великому учителю.
Протоиерей Феодор Лях:
К преподаванию он относился честно, искренне и с любовью
Алексей Иванович Сидоров преподавал у нас чуть ли ни с первых дней своего пребывания в Академии. Конечно, первые его лекции мы слушали с некоторой настороженностью. Но потом мы поняли, что к преподаванию он относится честно, искренне и с любовью. Его уроки были нам всегда интересны. Он вел их, основываясь на святоотеческих творениях и Предании Церкви. Мы, студенты Академии, с пониманием относились к его строгости на лекциях. Он пользовался среди нас большим уважением и любовью. Несмотря на свою строгость, на экзаменах он проявлял к нам снисхождение и любовь. На уроках он часто приводил примеры из своей жизни, из жизни знакомых ему людей, не давая нам скучать на занятиях. Студенты ходили на его лекции с охотой. Мне кажется, что первым, кто защищал у него кандидатскую работу, был митрополит Рязанский Марк. На протяжении двадцати шести лет, в течение которых я был дежурным помощником ректора Академии, я практически каждое дежурство встречал его в профессорской. При встречах он живо интересовался жизнью всех сотрудников и их родственников. Интересовался даже как обстоят дела у родственников, проживающих на моей родине. Всегда старался поддержать. Так кратко я могу описать свои впечатления об Алексее Ивановиче Сидорове. Вечная Ему память!
Доброцветов П. К., профессор Сретенской духовной академии:
Великой ценностью для покойного было Святое Православие
Мне иногда кажется, что я лично для себя до сих пор, за работой и прочей повседневной суетой не осмыслил в полной мере весь масштаб потери и самого масштаба его личности. И нам всем, кто любил и уважал этого человека, еще придется это сделать, остановившись, вспомнив, задумавшись…
Давайте для начала вспомним научные заслуги дорогого профессора: за свою долгую научно-церковную деятельность А. И. Сидоров многое успел. Он стал научным руководителем десятков кандидатских, магистерских и дипломных работ в Духовных Школах. Издал более 100 научных статей и рецензий. Особенно стоит отметить его самоотверженные труды по переводу и изданию творений святых отцов и церковных писателей, снабженных его предисловиями и комментариями. С участием Алексея Ивановича вышли три многотомных серии в издательствах «Мартис», «Паломник», «Сибирская Благозвонница».
Его монографии:
1. Творения преподобного Максима Исповедника. Книга I. Богословские и аскетические трактаты. Вступительная статья, перевод и комментарии. М.,1993 (переизд.: Избранные творения преподобного Максима Исповедника. М., 2004).
2. Творения преподобного Максима Исповедника. Книга II. Вопросоответы к Фалассию. Часть 1. Вопросы I-LV. Вступительная статья, перевод и комментарии. М., 1994.
3. Творения аввы Евагрия. Аскетические и богословские трактаты. Вступительная статья, перевод и комментарии. М.,1994.
4. Блж. Феодорит Кирский. История боголюбцев. Вступительная статья, перевод и комментарии. М.,1996 (переизд: Блж. Феодорит Кирский. История боголюбцев. Перевод и комментарии А. И. Сидорова. М., 2012).
5. А.И.Сидоров. Курс патрологии. Возникновение церковной письменности. М.,1996.
6. Творения древних отцов-подвижников. Св.Аммон, св.Серапион Тмуитский, преп.Макарий Египетский, св.Григорий Нисский, Стефан Фиваидский, блаж.Иперехий. Перевод, вступительная статья и комментарии. М., 1997.
7. Сидоров А.И. Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества. М., 1998.
8. У истоков культуры святости. Памятники древнецерковной аскетической и монашеской письменности. Вступительная статья, перевод и комментарии. М., 2002.
9. Преподобный Анастасий Синаит. Избранные творения. Вступительная статья, перевод и комментарии. М., 2003. При участии М.В.Никифорова.
10. Феолипт Филадельфийский, святитель.Аскетические творения. Послания / Вступ. статья, пер. и коммент. При участии свящ. Александра Пржегорлинского. М., 2018.
11. Преподобный Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию.Перевод, комментарии, вст. статья. М.: Сибирская благозвонница – Нижегородская Духовная Семинария, 2019.
В последние годы он трудился над изданием серии «Полное собрание творений святых отцов Церкви и церковных писателей в русском переводе» (сокращенно ПСТСО) в издательстве «Сибирская Благозвонница», в которой вышло уже девять объемных томов и готовятся к изданию новые. За два месяца до его кончины вышел том серии ПСТСО, посвященный преподобному Иоанну Кассиану Римлянину.
Важным свершением научной деятельности покойного профессора стало итоговое издание пяти томов его научных трудов в издательстве «Сибирская Благозвонница», многие из которых издавались прежде в разрозненном виде и не были широко доступны: «Святоотеческое наследие и церковные древности» (М., 2011–2016).
1) Том 1. Святые отцы в истории Православной Церкви (работы общего характера). М., 2011.
2) Том 2. Доникейские отцы Церкви и церковные писатели. М., 2011.
3) Том 3. Александрия и Антиохия в истории церковной письменности и богословия. М., 2013.
4) Том 4. Древнее монашество и возникновение монашеской письменности. М., 2014.
5) Том 5. От золотого века святоотеческой письменности до окончания христологических споров. М., 2016.
Профессор А. И. Сидоров был руководителем и одним из авторов учебников и составителем антологии по патрологии, издаваемых при ОЦАД, и эти проекты получили диплом первой степени в номинации «Просвещение через книгу»:
А. И. Сидоров, П. К. Доброцветов, А. Р. Фокин. Патрология. Том 1. Церковная письменность доникейского периода. Учебник бакалавра теологии. — М.: Общецерковная аспирантура и докторантура им. святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, Издательский дом «Познание», 2019.
Учебник бакалавра теологии. Святые Отцы и учители Церкви. Антология. Том 1. Церковная письменность доникейского периода (I — начало IV вв.). Том 2. Золотой век святоотеческой письменности (начало IV — начало V вв.) / Под общей редакцией митрополита Волоколамского Илариона. — М.: Общецерковная аспирантура и докторантура им. святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, Издательский дом «Познание», 2017.
Редко кто из наших современников в Духовных школах мог бы похвалиться подобной научной библиографией. Это был подлинный православный ученый.
Помимо значительного влияния своими трудами и личным общением на научный церковный мир последних десятилетий, покойный профессор оставил после себя и научную школу на кафедре богословия МДА, которую он возглавлял последние годы и которая и далее будет развивать его подходы и научные интересы. Он также стал одним из учредителей научно-богословского журнала «Диакрисис», первый номер которого скоро выйдет. Школой планируется и проведение научной конференции в память о проф. А. И. Сидорове — «Сидоровских чтений», которые пока переносятся с 2 апреля на неопределенный срок.
Великой ценностью для покойного было Святое Православие. Всякое уклонение от него — вероучительное ли, нравственное — вызывало в нем неприятие. Он не питал никакой симпатии к экуменизму, западничеству и был противником расколов и разделений в церковной жизни, а также своего рода «интеллектуализма» в патрологии — превращения изучения святых отцов в некую пара-церковную интеллектуальную «игру в бисер», отвлеченную философию, не ведущую к спасению. В подходе к святым отцам Алексей Иванович всегда демонстрировал свое почтительное и почитательное к ним отношение. Чтобы понять мысль конкретного святого отца, нужно думать о нем, молиться ему, говаривал он. Различного рода отклонения от православного церковного христианства и их носители вызывали с его стороны нелицеприятные характеристики, нередко по-крестьянски натуралистичные и прямые, иногда даже публичные. Далеко не все его любили за эту прямоту, но почти все, хотя бы даже невольно, его уважали.
Еще одной отличительной чертой его подхода было активное привлечение материалов дореволюционной патрологической и богословской науки: он тем самым подчеркивал необходимость не только вероучительной, но и научно-академической непрерывности в преемственности современного ученого предшествующим поколениям отечественных православных исследователей, почтительного отношения к их трудам. Недаром Алексей Иванович всегда с теплотой отзывался о Епифановиче, Бронзове, отце Георгии Флоровском, отце Иоанне Мейендорфе, Е. А. Карманове и других как о своих учителях. Он вообще с почтением относился к своим предшественникам — имея то качество, которое сейчас встречается все реже и реже в окружающем нас мире и к сожалению, в православной среде тоже.
Дорогой учитель отошел от нас, но дело его не умерло и мы — его ученики, будем продолжать его.
Священник Илья Горюнов:
Всякого рода отклонения от святоотеческой традиции профессор считал недопустимым и душегубительным.
Личное знакомство с профессором Московской Духовной Академии Алексеем Ивановичем Сидоровым произошло в 2017 году, когда я, будучи студентом 1 курса магистратуры Московской Духовной Академии, пришел впервые на лекцию по греческой патрологии. Помню: входит профессор, резким движением руки кладет свой портфель на парту и зорким, серьезным взглядом начинает всматриваться в каждого из нас. Спустя минуту, вся серьезность на лице сменяется добродушной улыбкой, и Алексей Иванович начинает погружать нас в святоотеческую историю.
Всем своим внешним видом профессор напоминал мне античного философа: густые, вьющиеся волосы, спускались до плеч; длинная, словно белый снег, седая борода, свидетельствовала о житейской мудрости, глубокие и очень добрые глаза смотрели вдаль и непрестанно искали смысла во всем. Такой образ произвел на меня неизгладимое впечатление и останется в памяти до конца моих дней.
Алексей Иванович был очень жизнерадостным человеком, с развитым чувством прекрасного, и в то же время за всеми этим внешними проявлениями скрывался рассудительный ум и неподдельная искренность, в сочетании с глубокой верой.
С каждым из нас он общался очень просто и искренне, стремясь привить нам любовь к святым отцам и церковным писателям. Всякого рода отклонения от святоотеческой традиции профессор считал недопустимым и душегубительным. «Ребята, есть Царство Небесное и есть противоположное. — Не надо болтаться», — говорил он.
Как опытный педагог он не нагружал нас сложной информацией, но всякий раз стремился «разбавить» сложную богословскую науку историями из собственного жизненного опыта.
«А вот как ты думаешь…» — именно так, невзначай, Алексей Иванович мог спросить сидящего за партой семинариста, побуждая его к рассудительности и размышлениям.
Безусловно, кончина Алексея Ивановича — большая утрата как для богословской науки, так и для духовного образования в целом. С его уходом ушла целая эпоха, огромный пласт богословской науки, высокого профессионализма.
Спасибо Вам, дорогой профессор, за добрый пример христианина, за ту любовь, которую вы подарили нам!
Вечная Вам память!
Священник Евгений Веселов, преподаватель Костромской духовной семинарии (в процессе реорганизации):
Он рассказывал о древних святителях и преподобных, зачастую связывая их жития не только с волновавшими тогда Церковь ересями, но и с современными нам событиями
Мое общение с Алексеем Ивановичем Сидоровым не было ни продолжительным, ни глубоким. Оно всецело протекало в стенах Московской духовной академии, где он преподавал, а я тогда учился.
Хорошо помню свою первую встречу с ним. Меня, студента семинарии, почему-то определили заменять вахтера на входе в Академию и настрого приказали у всех входящих требовать пропуск. И вот входит какой-то веселого вида дед с большой копной волос и проходит, совершенно меня не замечая. Я, конечно, возмутился и спрашиваю: «Вы кто и к кому идете?» А он с такой неподражаемой легкостью отвечает: «Я профессор местный», — и идет дальше мимо. Так я и остался стоять в недоумении: может, и правда профессор, и тогда как-то неловко хватать его за рукав. Вот эта удивительная простота в общении с любыми людьми и свобода перед мелочными формальностями, думается, была очень характерна для Алексея Ивановича.
Затем я познакомился с ним уже в рамках учебного процесса в Академии. Он читал у нас курс патрологии в магистратуре. После семинарии, казалось, вряд ли можно добавить что-то существенное. Оказалось, можно. И по форме, и — главное — по содержанию. Он рассказывал о древних святителях и преподобных, зачастую связывая их жития не только с волновавшими тогда Церковь ересями, но и с современными нам событиями. А самое интересное, пожалуй, было, когда он отвлекался и переходил на автобиографические воспоминания. Как смогу, изложу что-то по памяти. Надеюсь, не допущу здесь серьезных ошибок.
Помню его рассказ, как он жил некогда совершенно нецерковной жизнью и впервые благодаря своей супруге попал к отцу Иоанну (Крестьянкину), а потом стал меняться. С каким-то даже самобичеванием, в деталях он рассказывал, каким был и как трудно было исправляться.
И сейчас в назидание себе и другим я иногда вспоминаю его рассказ о том, как он потом регулярно бывал на службах в одном селе, а тамошний священник жил нечистой жизнью (не буду повторять здесь его грех, который А.И. нам прямо озвучил). И вот Алексей Иванович не мог заставить себя у него причащаться, потому что священник был недостойный. Он поделился своими чувствами с отцом Иоанном (Крестьянкиным), и тот настойчиво сказал, что он должен, обязательно должен у него причаститься, когда будет там в следующий раз. Что делать, пришлось «наступить себе на горло» и смириться. И он говорил нам, что редко когда (или даже никогда более?) испытывал такое ощущение блаженства от Причастия, как в тот раз, когда причастился у этого несчастного священника.
Рассказывал, как дед научил его плавать. Они на лодке отплыли на середину Волги, и дед выбросил его из лодки. А было ему лет 10, и плавать он не умел. И каким-то чудом он выплыл. Говорил, если бы мог, он бы убил тогда деда. А потом был всю жизнь ему благодарен. Стал даже мастером спорта по плаванию. И вид его всегда был подтянутый, несмотря на годы и образ жизни академического профессора. Этот дедов урок он запомнил навсегда: не надо бояться трудностей.
Рассказывал, что по-настоящему он молился в жизни всего несколько раз, когда стоял перед лицом смерти. Так, однажды он был в Крыму в археологической экспедиции где-то на берегу Керченского пролива. А он тогда был то ли еще студентом, то ли молодым преподавателем. Они выпили, и у них зашел спор, а правда ли, что в Великую Отечественную войну некоторые советские воины при отступлении из Крыма смогли переплыть пролив. Кто-то утверждал, что это невозможно, потому что и пролив достаточно широкий для пловца, и течение сносит. Тогда Алексей Иванович сбросил с себя всю одежду, остался в одних плавках и бросился в воду. Как он говорил, хмель у него прошел достаточно быстро. Когда он проплыл больше половины (а ширина пролива около 4 км), холодное течение начало сносить его в сторону открытого моря, и помощи ждать было неоткуда. Тут-то он и начал молиться. Молился усердно. Течением у него снесло плавки, но сам он смог добраться до Тамани. Очень комично, с глубокой самоиронией говорил, как он совершенно голый выбрался из моря на землю и объяснял местным, кто он и почему в таком виде. Видимо, сказал убедительно. Ему нашли какую-то одежду и снарядили лодку на крымский берег.
Второй подобный раз он был где-то за рубежом, тоже на море. Его предупредили о сильном течении на краю бухты, что нельзя заплывать далеко. Но по виду всё было спокойно, и он поплыл куда хотел. Попал в это самое течение, и оно понесло его прямо на скалы. И он снова горячо молился — и вновь был спасен. Каким-то чудом волна выбросила его мимо острых камней. Замечательны в этих рассказах его несомненная вера в Бога, признание своего недостоинства и понимание, что в другое время он вот так, по-настоящему, считай, и не молился.
Почему-то он считал, что алтарь сам по себе дает хорошую молитву. Он несколько раз с каким-то восхищением говорил нам, что когда он бывает у своего зятя-священника в алтаре, то молится там горячо. Я слушал его и всегда удивлялся: вот я священник и регулярно молюсь в алтаре, а горячности в молитве нет. Почему так?
С глубокой горечью Алексей Иванович описывал нынешнее состояние патрологической науки. Мы в восьмидесятых годах, — говорил он, — писали в стол безо всякой надежды когда-то что-то опубликовать. Переводили просто из любви к святым. Так он написал, в частности, свои известные переводы прп. Максима Исповедника. А теперь переводчики заранее думают только о доходах. Сами переводы нередко (он называл имена и тексты) написаны нецерковным языком, по-светски. Но ведь это сочинения святых отцов! Видно, его слова доставляли ему самому большую боль.
Как я жалею, что он не читал нам про Оригена! На заре своей церковной науки он был почитателем Оригена, считая того православным, что Оригена просто не поняли. А потом осознал, что его осудили за дело. И когда для себя он закрыл этот вопрос, то перестал вообще писать об Оригене — ни хорошо, ни плохо. Сейчас бы, когда оригенизм уловляет всё больше душ не только на западе, но даже и в Православной Церкви, как бы нам пригодилось его обличение этого уродливого симбиоза христианства, гуманизма и язычества! Радует лишь, что в последнем своем учебнике он написал главу об Оригене. Кратко, но доходчиво.
Он очень добросовестно подходил к своим научным изысканиям. Читал сам всегда и везде. Знал все современные исследования на английском, французском и немецком языках. Как-то в Академии ему решили дать новый спецкурс об обожении. Он сказал, что тогда необходимо, чтобы он год готовился, но с сохранением заработной платы, а иначе он отказывается, потому что без такой подготовки нормального спецкурса не получится. Ясно, что из этой затеи ничего не получилось. Жаль, конечно.
Совершенно необычно для академического профессора Алексей Иванович был открыт для общения. После очередной пары или даже в процессе занятий мы свободно спрашивали у него что хотели — как про отцов, так и на потребу дня. Бывало, наши просьбы меняли дальнейшее течение занятий, потому что ему казалось важным раскрыть поставленный вопрос. Точно так же его можно было встретить в коридоре и спросить что-то нужное. Он всегда останавливался и давал ответ. При этом не важно, учился ли у него вопрошающий в тот момент или уже окончил к тому времени учебу.
Последний раз я с ним виделся на защите своей кандидатской диссертации. Он не производил впечатление больного человека. После защиты мы очень тепло поговорили, я расспросил его о дальнейших научных планах, а он меня — о состоянии Церкви и духовного образования на Дальнем Востоке. Знать бы тогда, что ему оставалось жить чуть больше года! Утешает лишь надежда на вечную жизнь. Этой надеждой всегда был полон и сам Алексей Иванович. Он рассказывал про своего отца, что тот симпатизировал Церкви и жил по-человечески добродетельно, но в храм ходить категорически отказывался. И Алексей Иванович, и отец Иоанн (Крестьянкин) молились за него. Перед смертью отец согласился исповедоваться и причаститься. А потом и умер. Вскоре после смерти Алексей Иванович видел его во сне. И спросил: мол, как ты там? А отец отвечает: тут все вокруг как бы доктора, а я как кандидат. Алексей Иванович весьма утешился.
Я весьма надеюсь, что Господь не забыл о трудах, скорбях, покаянии и молитвах раба Своего Алексия и упокоил его в Своих небесных обителях, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная.
Иерей Сергий Денисюк,
выпускник Аспирантуры Московской духовной академии 2019 г., кандидат богословия:
Алексей Иванович был ярким примером церковного ученого, в котором особым образом сочеталась великая ученость и глубокая вера
Впервые я познакомился с Алексеем Ивановичем Сидоровым на лекциях по патрологии и древнемонашеской письменности, которые он вел на первом курсе магистратуры Московской духовной академии. Как ни странно, проучившись пять лет в Московской духовной семинарии, и уже тогда избрав себе профильным предметом патрологию, я знал об Алексее Ивановиче только из учебников и рассказов и не был лично знаком с ним. Впрочем, и в период обучения в магистратуре, увы, не могу похвастаться слишком близким общением с Алексеем Ивановичем. И мои воспоминания о нем связаны с «рабочими моментами» студенческой жизни. Это лекции, заседания кафедры богословия и периодические встречи по вопросам диссертации.
Прежде всего хотелось бы сказать, что для нас Алексей Иванович был ярким примером церковного ученого, в котором особым образом сочеталась великая ученость и глубокая вера, находившиеся в какой-то удивительно правильной иерархии между собой. Мы видели, что для Алексея Ивановича православная вера — это вера прежде всего сердца и деятельной жизни, и лишь только после этого — вера ума и знания. Он шел к Истине всем своим существом и на этом пути ум был рабочей силой у сердца.
Помню как-то на лекции зашел разговор о Святых Дарах в Таинстве Евхаристии и, в частности, о понятии «пресуществления». Некогда данная тема вызвала немалые разногласия в корпорации Московской духовной академии. Когда мы спросили об отношении к термину «пресуществление» Алексея Ивановича, то услышали от него следующие слова: «Умейте сохранять богословское целомудрие». Далее была достаточно обширная беседа о том, что есть такие вопросы, в которых лучше не «копаться», а просто принимать на веру. Свт. Григорий Богослов писал: «Иное сам ты постиг, а с иным согласись благоразумно. И то уже признак разума, чтобы покоряться разуму. Ежели все ясно, то скажи: где место вере? Ибо вера есть непытливое согласие». Вот к такому «непытливому согласию» призывал нас Алексей Иванович в тех вопросах, где знание упиралось в предел, за которым начиналась область веры.
Алексей Иванович отличался большим научным трудолюбием и всегда призывал к этому нас. Не раз он говорил, что любой из находящихся в аудитории может стать великим ученым, надо лишь только, чтобы «пятая точка была очень усидчивой».
Занимаясь изучением святоотеческих творений, Алексей Иванович был внутренне напитан духом святых отцов настолько, что буквально мыслил как они. Он мог без труда рассуждать о проблемах и вызовах современности так, как будто он цитирует кого-то из древних отцов Церкви.
Простота, прямолинейность, искренность в общении, чуткость и всеобъемлющая доброжелательность всегда сопровождали Алексея Ивановича. Он был Личностью с большой буквы. И образ его Личности навсегда останется в памяти и сердцах тех, кому посчастливилось хоть в малой степени соприкоснуться с ней.
Вечная память дорогому учителю!
Иерей Алексий Веретельников, клирик храма Новомучеников и исповедников Российских в Строгино, выпускник магистратуры Сретенской духовной семинарии, магистр богословия:
… каждый раз создавалось впечатление, словно он имеет прямое общение со святыми угодниками Божьими, как мы имеем общение с живыми людьми.
С Алексеем Ивановичем Сидоровым мы познакомились в семинарии. На 3 курсе он преподавал у нас патрологию. С самой первой встречи Алексей Иванович произвел неизгладимое впечатление. Искренний, очень простой в общении, но в тоже время прямолинейный и какой-то удивительно жизнерадостный человек. Занятия были интересными, нередко они проходили и в разговорах «за жизнь». Вспоминается рассказ Алексея Ивановича о его опыте посмертной жизни, который он получил во время болезни. Ему была открыта участь многих священнослужителей, которые находились в аду в страшных рубищах и муках. К этому моменту я был уже в священном сане, возможно именно поэтому этот рассказ так сильно впечатлил меня и врезался в память.
Когда я поступил в магистратуру Сретенской духовной семинарии, Алексей Иванович стал моим научным руководителем. И фактически получилось так, что я был его последним студентом, писавшим научную работу под его руководством. Алексей Иванович всегда говорил, что нужно молиться святому, о котором пишешь работу. Это очень важное условие ее написания и в каком-то смысле сама цель. Настолько целостно и искренно это звучало из его уст, что каждый раз создавалось впечатление, словно он имеет прямое общение со святыми угодниками Божьими, как мы имеем общение с живыми людьми.
После кончины Алексея Ивановича отпевание выпало на день памяти святителя Алексия, митрополита Московского. Доброе и утешительное знамение сотворил Господь. Я остался без научного руководителя, переживал и размышлял о том, кто бы мог продолжить работу со мной вместо него. И очень скоро я получил письмо от преподавателя магистратуры, который предложил мне стать моим научным руководителем. Это был ученик и друг Алексея Ивановича! Для меня это стало удостоверением того, что Алексей Иванович не оставляет меня без своего руководства и после кончины. Не приходится сомневаться, что Господь принял в обители Свои душу усопшего раба Своего Алексея — человека, который всегда и для всех являл пример живой веры во Христа и реальный опыт общения со святыми отцами. А научные труды Алексея Ивановича всегда будут востребованными и воодушевляющими на праведную христианскую жизнь. Вечная Память, дорогой учитель!
Виктор Петрович Лега, кандидат богословия, доцент ПСТГУ, доцент МФТИ, доцент Сретенской духовной академии:
Он учил сочетать научную строгость с православной верой
С Алексеем Ивановичем Сидоровым я познакомился достаточно давно — еще в начале 90-х годов прошлого века. В те годы внезапно открывшейся свободы я создал небольшое издательство «Мартис», в котором хотел издавать то, что недавно было запрещено — философские и религиозные книги. Уже не помню, каким образом я вышел на Алексея Ивановича, но сейчас могу с уверенностью сказать, что эта встреча во многом определила мою последующую жизнь. Мы решили вместе с ним начать издавать творения отцов Церкви, и Алексей Иванович предложил сделать это в виде продолжающейся серии, которую он тут же назвал «Святоотеческим наследием». Первым томом в этой серии стали работы прп. Максима Исповедника. И мне открылся удивительный мир святоотеческой письменности! Я даже не ожидал увидеть такую глубину мысли у этих древних христианских писателей! Вместе с Алексеем Ивановичем я проникал в творения великих святых, он учил меня вдумчиво читать их, обращать внимание на оригинальный греческий текст, а прп. Максим и сейчас является одним из моих любимейших богословов.
Помню, как мы часами засиживались в его квартире над редактированием его переводов и комментариев, а потом, закончив очередные несколько десятков страниц, на уютной кухне обсуждали волнующие нас вопросы. Тогда от него я узнал о планах создания первого светского богословского высшего учебного заведения. И уже через год мы вместе с Алексеем Ивановичем стали встречаться уже в качестве преподавателей на Новокузнецкой улице, в новообразованном богословском институте, который скоро получил имя в честь святого патриарха Тихона. Здесь Алексей Иванович, опытный педагог, учил меня преподавать в православном институте, сочетать научную строгость с православной верой, что еще совсем недавно казалось мне трудным, если вообще вряд ли возможным, достижимым.
Конечно, после ухода Алексея Ивановича ко Господу мне, как и всем, будет очень не хватать его. Но я понимаю, что он всегда будет вместе со мной, поскольку начало моей научной и преподавательской жизни в Церкви, формирование меня как педагога и специалиста связано именно с этим замечательным человеком, прекрасным переводчиком, глубоким ученым и великолепным преподавателем. И я надеюсь, что смог хоть какому-то из этих его качеств у него научиться.
Священник Сергий Фуфаев
Преподаватель Московской духовной академии:
…живая вода святоотеческого богословия.
Вот уже 40 дней прошло, как нет с нами дорогого профессора Алексея Ивановича Сидорова, оставившего яркий след в новейшей истории Московской духовной академии. Промысл Божий позволил раскрыться его таланту как раз в то время, когда это было жизненно необходимо для духовного образования. Изыскания Алексея Ивановича стали своего рода новым притоком засыхавшей реки русской патрологической науки. За 30 лет его научных трудов многие сумели утолить жажду от вод этого притока. И, уверен, многие ещё утолят, ведь живая вода святоотеческого богословия, так доступно и талантливо переданного им, берет свое начало от Животворящего Источника — Духа Истины. Большое научно-богословское наследие оставлено Алексеем Ивановичем: учебные пособия, статьи, переводы творений святых отцов и комментарии к ним. Все это навсегда вошло в сокровищницу русской богословской науки. Все это будет продолжать приносить свои плоды, иногда — незримые, но очень важные для сохранения православной веры в русском народе.
Александр Недашковский, выпускник аспирантуры МДА:
его открытость и простота были ключом к сердцам слушающих
Профессор А. И. Сидоров был, без лишнего пафоса, гениальным педагогом. Он был одним из немногих, в которых сочетались не только любовь к своему предмету, но и любовь к обучаемым, и именно поэтому его хотелось слушать, даже не столько его предмет, сколько внимать его опыту и мудрости. Он никогда не повышал голос, никогда не то что не злился, но даже не раздражался, а если и давал советы или делал замечание, то делал это с таким добрым расположением и теплом, что это не вызывало и тени возмущения или обиды. Удивителен тот путь, которым прошёл Алексей Иванович, и он не считал чем-то зазорным делиться со студентами эпизодами своей жизни, и именно эти открытость и простота были ключом к сердцам слушающих. МДА потеряла удивительную личность и педагога, и утрата эта невосполнима, но я верю, что с другой стороны мы все приобрели, приобрели молитвенника и ходатая за нас пред Богом. Да упокоет душу дорогого Алексея Ивановича милосердный Господь, и его молитвами помилует и нас грешных.
Послушник Саввино-Сторожевского ставропигиального мужского монастыря Сергий (Капустин):
…он не шел ни на какие компромиссы в вопросах Православной веры.
Почил о Господе Алексей Иванович Сидоров, и тяжесть боли не проходит в наших сердцах, и трудно писать, и слезы застят глаза. Он был нашим современником и прожил богоугодную жизнь, своими трудами он всячески старался довести до нас догматические истины, сформированные еще в глубокой древности, но которые составляют основу нашей Церкви.
К Алексею Ивановичу всегда можно было подойти и, пожав его руку, задать любой вопрос, касающийся догматического учения Православной Церкви, и, казалось, так будет всегда, но произошло то, что неизбежно будет с каждым из нас, живущих на этой земле: неожиданно для всех оборвался его жизненный путь. Однако, Алексей Иванович сумел передать свои мысли в многочисленных книгах, и книги эти теперь будут жить своей собственной жизнью.
Алексей Иванович всегда был точен в разъяснении нравственного и религиозного смысла вероучения. Хорошо помню последние наши встречи с Алексеем Ивановичем. Веско и значимо звучала его речь, в его облике уже виделось некоторое недомогание, но, в то же время, удивительным образом, эта болезненность сочеталось с экспрессией мысли, с проникновенно тонким подходом к собеседнику и убедительными, логически точными ответами на сложные вопросы.
В работе Алексей Иванович всегда был целеустремленным и последовательным, без этих качеств трудно добиться успеха в науке. Он был человеком духовно сильным, мог жестко ответить оппоненту, он не шел ни на какие компромиссы в вопросах Православной Веры, по своей природе он был человеком мужественным и смелым, но очень добрым, щедро делился накопленными знаниями. Все его работы, начиная с самых ранних, как бы уточняют и дополняют одна другую и представляют собой неразрывную цепь раскрытия тайны вероучительной истины святых отцов. Цельность натуры является отличительным признаком его как ученого и как человека глубоко православного по духу, его невозможно было сломить ни жизненными невзгодами, не предпочтениями «чечевичной похлебки» в виде почестей, наград и лести, он был человеком глубоко нравственным.
Алексей Иванович был русским до глубины души, и прекрасно владея родным языком, не пустословил и о сложных материях умел писать просто, раскрывая, разъясняя этимологию нравственного и религиозного смысла загадочных древних слов, указующий аскетический путь к религиозно-нравственному совершенству и соединяющему человека с Богом. За всю свою жизнь он написал более ста научных работ.
Древние монашеские традиции благодаря Алексею Ивановичу предстали пред нами в ясном свете его емких богословских трудов, умело и доходчиво он нам раскрыл прикровенные истины, хранящиеся в древних рукописях преподобного Максима Исповедника, святителя Григория Паламы, аввы Евагрия. Через эти писания нам раскрывается смысл пребывания человека на земле.
Умел профессор А. И. Сидоров вести и свои удивительные лекции, похожие на беседу. В последнее время Алексей Иванович заметно уставал, но после занятий, выходя на улицу и уже попрощавшись, он еще долго мог говорить, и эти последние его слова были самыми важными и нужными. Наш разговор с Алексеем Ивановичем никогда не кончался, он просто прерывался на время, а теперь он уже наверно никогда не закончится. Его голос живет в моей памяти, для меня он просто ушел, растаял, в мерцающем свете вечерних московских улиц, а я все еще продолжаю стоять, смотреть ему вслед и размышлять над сказанным.
Многогранная научная деятельность в сложнейшей области изучения истории древней Церкви и патрологии открывает нам еще одну сторону души Алексея Ивановича. Он умел не только отразить глубину православной христианской мудрости, но ярко и убедительно показать красоту учений древних отцов, и этот талант, несомненно, дарован был ему от Бога.
Как симфонический оркестр настраивает свои струны перед концертом, а дирижер, постукивая своей дирижерской палочкой, предвосхищает начало симфонии, так и вступительные слова Алексея Ивановича к его книге «Древнехристианский аскетизм и зарождение монашества» настраивают душу человека на нужный лад: «Моему духовному отцу и всем православным инокам и инокиням, своими молитвами, трудами и скорбями спасающими нас, грешных, посвящается», пишет он, а затем добавляет не менее прекрасные слова: «Насколько мне удалось осуществить поставленные цели — судить о том предоставляю читателям. Испрашиваю их молитв о грешном рабе Божием Алексее».
Я могу протянуть руку и дотронуться до корешков книг, написанных Алексеем Ивановичем. Сейчас эти книги востребованы как никогда, они являются неотъемлемой частью моего монашеского правила, их дополнением, в то же время они являются наставниками и путеводителями в научной жизни. Дополняя развернутыми комментариями свои переводы древних памятников аскетической и монашеской письменности, профессор А. И. Сидорова открывалглубину философской истины нашей Православной Веры.
Алексей Иванович прошел свой жизненный путь достойный монаха. Он своими трудами по переводу творений отцов Церкви на современный русский язык и комментариями к житию святых подвижников давал ответы на противную христианству идеологию, он вооружил нас знаниями и облек нас в доспехи информированности против всякой ереси, через него чувствовалась живая связь древних святых подвижников с современным монашеством.
Протоиерей Валентин Васечко, сотрудник Учебного комитета Русской Православной Церкви:
Алексей Иванович стоял у истоков современной патрологической школы, и он создал школу
Впервые я услышал об Алексее Ивановиче почти тридцать лет назад от протопресвитера Иоанна Мейендорфа. Вернувшись из России, возрождение которой было главной радостью и заботой последних лет его жизни, отец Иоанн самозабвенно рассказывал о том, что, несмотря на семидесятилетнее безбожное пленение, в России, оказывается, сохранилась патрологическая школа, и Алексея Ивановича Сидорова называл ее самым видным церковным представителем. Он говорил именно о школе, сам будучи виднейшим представителем русской богословской школы, и в этом отец Иоанн был истинно прав, Алексей Иванович стоял у истоков возрождения отечественной патрологической науки.
Я никогда не учился у него и виделся не так часто, мой взгляд слегка отстраненный. Для меня в нем было что-то хомяковское, любовь к святым отцам, совершенная несхоластичность и живой взгляд в главное. В нем была дивная бодрость духа, само спортивное телосложение, казалось, соответствовало подвижности и нетерпеливости его ума. В нем было дерзновение, пред лицом сильных он мог говорить, не обинуясь, и потом многие благодарили его за то, что он сказал несказанное ими. Он был открыт каждому, ему были интересны и семинарист и сельский батюшка. Еще он был примером того, что так нужно и так редко встречается, — интеллигента в Церкви, вера и знание сочетались в нем столь непрекословно, что вопрос об их несогласии отпадал сам собой.
Алексей Иванович стоял у истоков современной патрологической школы, он создал школу, и к ней принадлежат те, кто у него учился, даже если они не стали учеными. Немногие из его учеников занимаются богословием, но всех своих учеников он научил любить богословие, прежде всего богословие отцов, богословие молитвы и веры, всегда озарявшее его великое и ненадменное знание.
Священник Павел Мурилкин, выпускник аспирантуры МДА, кандидат богословия:
Он удивительным образом сочетал в себе тонкого интеллектуала, церковного ученого с какой-то детской непосредственностью, которая сквозила во всем его поведении
С покойным Алексеем Ивановичем в основном я знаком по своему обучению в магистратуре МДА. Он вел у нас патрологию и историю древней Церкви. Не скажу, что я близко его знал, но он оставил яркий след в моей жизни своей неординарностью, добротой, честностью и простотой. Его неординарность состояла в том, что он удивительным образом сочетал в себе тонкого интеллектуала, церковного ученого с громким именем, с какой-то детской непосредственностью, которая сквозила во всём его поведении. Он был действительно добр по отношению к каждому, с кем общался, кому преподавал, с кем мимолетно встречался на лестничном пролете. Он был честен, и честен не только с окружающими, но и с самим собой: это был человек Церкви, которая для него была жизнью и смыслом бытия, которой он служил своим призванием церковного дидаскала. Его простота хорошо известна всем, кто его знал: без тени зазнайства, какой-то напыщенности или высокомерия он мог общаться с каждым студентом, как будто он был его старым знакомым.
Алексей Иванович заслужил уважение и, более того, любовь тех, с кем пересекался на жизненном пути. Его, можно сказать, харизматичная личность, покоряла и располагала к себе. Помню, как состоялось знакомство нашего курса с ним. У нас в лекционной сетке стояла патрология. Собственно говоря, курс патрологии мы проходили в семинарии, поэтому многие недоумевали, зачем нам еще раз всё это надо. В урочное время в аудиторию вошел профессор, и ход лекции принял необычный оборот. Собственно говоря, никакой лекции и не было, а было простое, веселое, дружелюбное общение-знакомство, которое Алексей Иванович разбавлял шутками и поучительными историями из своей жизни. Самое интересное, это было так искренне и неподдельно, что он сразу расположил к себе каждого из нас. Хотя, я вру: на собственно лекцию он отвел последние 5 или 10 минут текущей «пары», когда стал засыпать нас вопросами из истории александрийской богословской школы. Первый же вопрос обнаружил наши пробелы: «Какие произведения написал Пантен?» Студенты пытались воссоздать в своей памяти забытые сочинения этого древнего автора, но так и не могли правильно ничего ответить. Всё оказалось просто: как нам напомнил Алексей Иванович, от Пантена до нас не дошло никаких трудов! Пройдясь далее вскользь по Клименту, Оригену, обозначив некоторые вопросы, которые нами уже были подзабыты, мы поняли, что нет, всё тут не так просто и в курсе патрологии для магистратуры мы, бесспорно, откроем для себя новое.
Другой интересный случай произошел через полгода. В конце первого семестра я сильно заболел, и поэтому у меня назревал долг по дисциплинам, которые преподавал Алексей Иванович. Конечно, меня это волновало, и каково же было мое удивление (да, именно удивление было первым чувством), когда я узнал от сокурсников, что он проставил мне зачеты по обоим предметам по «текущим» оценкам, «войдя» в мое положение болящего! Казалось бы, факт незначительный, но он показал профессора не формалистом, а человеком, для которого ближний был дорог, небезразличен и ценен.
Помню, как я в другой раз сдавал ему зачет по истории древней Церкви. Вопрос был несложный, касался свт. Прокла Константинопольского, его жития, учения. Я отвечал достаточно уверенно, тема была знакома, но тут Алексей Иванович задал мне дополнительный вопрос, на котором я «поплыл». Я впал в замешательство и ответил что-то невпопад. Тихим голосом профессор переспросил меня еще раз, а я еще тише ответил опять неправильно. До сих пор помню его взгляд, когда он выставлял мне пониженную отметку: это был взгляд не то чтобы укора, но какой-то досады, какого-то расстройства от того, что студент легкомысленно отнесся к церковному предмету. Мне стало тогда стыдно.
Четвертое яркое впечатление было на одном из текущих отчетов по кандидаткам, которые мы каждые полгода предоставляли на кафедру. У всех был один и тот же вопрос друг к другу перед вызовом в кабинет к Михаилу Степановичу, заведующему кафедрой богословия: кто сколько сделал за полгода и «пройдет» ли это всё на отчете? Не секрет, что многие уповали более на милость членов кафедры, чем на собственные научные достижения, которыми можно было бы перед ними оправдаться. И тут в какой-то критический момент накала страстей двери кабинета распахнулись и из них вышел улыбающийся Алексей Иванович. Тут же его окружили студенты: «Алексей Иванович, ну как там?!». Он обвел всех каким-то озорным взглядом, помолчал мгновение и выдал нам: «Геенский огонь жжет!» — сделав акцент на последнем слове. Жаждущие успешного прохождения отчета на секунду впали «в ступор», но сам тон шутки ободрил всех и заставил улыбнуться и проще взглянуть на свои проблемы.
Вечная память рабу Божию Алексию — монаху Кириллу!
Публикация с изменениями взята с сайта МДА