21 ноября исполняется 330 лет со дня рождения французского писателя, драматурга, историка и философа-просветителя Вольтера (1694–1778).
.png)
Франсуа-Мари Вольтер (настоящее имя Франсуа-Мари Аруэ) родился 21 ноября 1694 года в Париже, в семье юриста, нотариуса. Пятый ребёнок в семье, в семь лет потерял мать. Позднее Вольтер утверждал, что был незаконнорождённым сыном дворянина по имени Герин де Рошбрюн.
Начальное образование получил у иезуитов, в колледже Людовика Великого (1704–1711). Изучал латынь, риторику и теологию.
В 1710 году опубликовал первое произведение – «Подражание оде досточтимого отца Леже в честь святой Женевьевы». В 17 лет, окончив колледж, он решил стать писателем. Отец был крайне недоволен, рассчитывал, что сын станет юристом.
Продолжая образование, выучил три языка – английский, итальянский и испанский. Параллельно занимался писательством.
Переехал в Париж, где работал помощником нотариуса. Правда, по большей части он обманывал отца насчёт своих занятий: большую часть времени занимался написанием стихов. Когда же обман открылся, отец отправил его в Кан – изучать юриспруденцию.
Вольтер продолжал писать. Правда, вместо поэзии теперь он вынужденно занялся политикой – историческими исследованиями и эссеистикой. Впервые в его речи и на письме зазвучало остроумие – именно то, что сделало его популярным в высшем обществе.
В 1713 году отец устроил Франсуа-Мари на работу в Гааге (Нидерланды), он стал секретарём французского посла маркиза де Шатонефа.
Романтическая связь Франсуа-Мари с Катрин Олимп Дунуайе закончилась скандалом: беженка из гугенотов была ему не пара. Он вынужденно вернулся во Францию. Франсуа-Мари был готов отказаться от юридической и политической карьеры, в Париже он всерьёз занялся писательством.
Его сатира и критика в адрес правительства скоро вызвала неудовольствие сильных мира сего. Сатирическая пьеса о скандальной истории нынешнего герцога Орлеанского привела к тому, что Вольтер год провёл в тюрьме, в Бастилии.
Дебютная трагедия «Эдип» (по мотивам древнегреческого мифа) была поставлена и благосклонно встречена критиками. Имела коммерческий успех и принесла автору известность. Герцог Орлеанский в знак прощения и признания заслуг пожаловал успешному автору медаль.
В 1718 году, выйдя из Бастилии, Франсуа-Мари Аруэ начал использовать псевдоним Вольтер, под которым он опубликовал большинство своих работ. Есть несколько версий возникновения псевдонима. Возможно, это анаграмма или некая производная от фамилии или различных прозвищ: Le petit volontaire (франц. – «маленький своеволец») – семейное прозвище в детстве; поместье покойной матери звалось Вольтерр (не подтверждённая информация); анаграмма словосочетания Аруэ-младший.
Новая пьеса Вольтера «Астрея» провалилась. Сохранились лишь фрагменты её текста. Эпическая поэма о короле Генрихе IV (первом монархе из династии Бурбонов) не была опубликована во Франции, но её удалось издать в Гааге. Позднее «Генриада» была опубликована и во Франции, но тайно. Она имела успех.
Новая пьеса Вольтера была разыграна на свадьбе короля Людовика XV.
В 1726 году произошла серьёзная ссора с молодым дворянином. Чтобы не отправлять его снова в Бастилию, власти сослали Вольтера в Англию, пребывание в которой (1726–1729) оказало на него серьёзное влияние. Он общался с последователями Джона Локка, Дж. Свифтом, А. Поупом и др. Восхищался деятельностью английского правительства, конституционной монархией. Здесь царила большая свобода слова и вероисповедания, что стало ключевой идеей дальнейшей деятельности Вольтера.
Вернувшись во Францию, не имел право появляться при дворе, в Версале. Получив наследство, а также удачно поучаствовав в государственной лотерее, Вольтер стал обладателем большого состояния.
В 1733 году в Лондоне он опубликовал сборник эссе «Письма об английской нации», в них автор превозносил британскую политику, религиозную свободу и права человека, более прогрессивное отношение к науке, искусству и литературу. Через год книга вышла на французском, и Вольтер вновь впал в немилость. Книгу запретили, автору пришлось бежать из Парижа.
В 1733 году Вольтер познакомился с маркизой Эмили дю Шатле, женщиной, которая серьёзно занималась математикой. Это был роман. Также они разделили интеллектуальные интересы: собрали общую коллекцию из более чем 20 000 книг и вместе проводили эксперименты по физике (Вольтер восхищался опытами И. Ньютона).
Сбежав из Парижа, Вольтер скрывался в поместье, принадлежащем маркизу де Шатле. Вольтер поддерживал эту семью материально, и муж закрывал глаза на отношения с маркизой, которые продолжались 16 лет.
Вольтер всё больше внимания уделял истории и науке. Писал работы, основанные на трудах Ньютона. Маркиза писала рецензии, а также занималась переводами Ньютона, тем самым познакомив французов с идеями великого учёного.
Вольтер резко критиковал в своих статьях установление государственных религий, религиозную нетерпимость и даже организованную религию в целом. Ещё он пришёл к выводу, что многие исторические и биографические сведения искажены, имеют мало общего с реальностью. Необходимо проводить более серьёзные научные исследования. Велик вклад Вольтера в историографию.
Наследный принц Пруссии Фридрих Великий вёл переписку с Вольтером, начиная с 1736 года. Были и личные встречи. Жил при дворе Фридриха II с 1750 по 1753 год.
Отношения с маркизой де Шатле постепенно сходили на нет. В 1749 году маркиза скончалась в родах, через год Вольтер переехал в Пруссию.
Отношения Вольтера с Пруссией постепенно ухудшались по целому ряду причин. На тему своей вражды с президентом Берлинской академии наук Вольтер написал сатиру, после чего император разорвал с ним дружеские отношения, они возобновились лишь в 1760-х.
В свою очередь король Людовик XV запретил Вольтеру возвращаться в Париж, и в 1755 году он оказался в Женеве. Была издана самая известная работа Вольтера – «Кандид, или Оптимизм», сатирический взгляд на философию Г.В. Лейбница. Это повесть с элементами абсурда и цинизма, написанная в духе плутовского романа.
Герой, простодушный юноша (имя в переводе с французского означает «чистосердечный», «искренний»), изгнанный из замка барона за нескромное поведение, его учитель, философствующий глупец, и ещё двое действующих лиц путешествуют по разным странам. Автор внимательно наблюдает за ними, обличая и разоблачая окружающие героев варварство, глупость, жадность и лицемерие.
Вольтер выступал защитником людей, пострадавших от религиозных преследований. В 1770-е годы практически перестал писать. В начале 1778 года был посвящён в масонство.
Вернулся в Париж после 25-летнего перерыва, с триумфом, увидел на сцене свою последнюю пьесу «Ирен». Скоропостижно скончался 30 мая 1778 года. Вольтеру официально отказали в христианском погребении – его критика в адрес католической церкви была слишком резкой. Друзья и семья тайно организовали его похороны в аббатстве Шеллиер в Шампани.
Вольтер верил в идею просвещения, сотрудничал с энциклопедистами. Искал среди европейских правителей просвещённые умы. Среди его исторических сочинений – описание деятельности Петра Великого («История Российской империи в царствование Петра Великого», 1759–1763) и «Век Людовика XIV», (1751) – работа о просвещённом абсолютизме, написанная благодаря тому, что Вольтер был официальным историографом при дворе Людовика XV.
С 1763 года до конца своей жизни переписывался с российской императрицей Екатериной II. Позднее (в XVIII – первой половине XIX века) в России развивалось вольтерьянство – политическое и религиозное «вольнодумство», цель которого – построение рационального и справедливого общества, просвещение и социальные свободы, за которые ратовал Вольтер.
Вольтер – сложная, противоречивая личность. Поддерживая религиозную терпимость, он в то же время считается одним из основоположников антисемитизма. Утверждал, что необходимо бороться с рабством и абсолютной монархией, но резко отрицал идеи демократии. Тем не менее, его взгляды и труды – в особенности рассуждения о необходимости религиозной терпимости и гражданских свобод – стали ключевыми в мировоззрении эпохи Просвещения.
Вольтер писал практически во всех литературных жанрах: пьесы, стихотворения, романы, эссе, памфлеты, статьи и философские труды. Сохранилось более 20 000 писем и 2000 книг и брошюр Вольтера. Самыеизвестные произведения Вольтера: «Эдип», «Задиг, или Судьба», «Микромегас», «Кандид, или Оптимизм», «Простодушный».
В Российской национальной библиотеке хранится собрание книг Вольтера – одна из немногих библиотек эпохи Просвещения, сохранившаяся как отдельная коллекция. Сразу же после смерти Вольтера эти книги приобрела Екатерина II, чтобы поддержать свой образ просвещенной правительницы.
Вольтер, Кандид, или Оптимизм, начало (сноски опущены)
Глава первая. Как был воспитан в прекрасном замке Кандид и как он был оттуда изгнан
В Вестфалии, в замке барона Тундер-тен-Тронка, жил юноша, которого природа наделила наиприятнейшим нравом. Вся душа его отражалась в его лице. Он судил о вещах довольно здраво и очень простосердечно; поэтому, я думаю, его и звали Кандидом. Старые слуги дома подозревали, что он – сын сестры барона и одного доброго и честного дворянина, жившего по соседству, за которого эта девица ни за что не хотела выйти замуж, так как у него в родословной числилось всего лишь семьдесят одно поколение предков, остальная же часть его генеалогического древа была погублена разрушительной силой времени.
Барон был одним из самых могущественных вельмож Вестфалии, ибо в замке его были и двери и окна; главная зала даже была украшена шпалерами. Дворовые собаки в случае необходимости соединялись в свору; его конюхи становились егерями; деревенский священник был его великим милостынераздавателем. Все они называли барона монсеньором и смеялись, когда он рассказывал о своих приключениях.
Баронесса, его супруга, весила почти триста пятьдесят фунтов; этим она внушала величайшее уважение к себе. Она исполняла обязанности хозяйки дома с достоинством, которое еще больше увеличивало это уважение. Ее дочь, Кунигунда, семнадцати лет, была румяная, свежая, полная, аппетитная. Сын барона был во всем достоин своего отца. Наставник Панглос был оракулом дома, и маленький Кандид слушал его уроки со всем чистосердечием своего возраста и характера.
Панглос преподавал метафизико-теолого-космологонигологию. Он замечательно доказывал, что не бывает следствия без причины и что в этом лучшем из возможных миров замок владетельного барона – прекраснейший из возможных замков, а госпожа баронесса – лучшая из возможных баронесс.
– Доказано, – говорил он, – что все таково, каким должно быть; так как все создано сообразно цели, то все необходимо и создано для наилучшей цели. Вот, заметьте, носы созданы для очков, потому мы и носим очки. Ноги, очевидно, назначены для того, чтобы их обувать, вот мы их и обуваем. Камни были сотворены для того, чтобы их тесать и строить из них замки, и вот монсеньор владеет прекраснейшим замком: у знатнейшего барона всего края должно быть наилучшее жилище. Свиньи созданы, чтобы их ели, – мы едим свинину круглый год. Следовательно, те, которые утверждают, что все хорошо, говорят глупость, – нужно говорить, что все к лучшему.
Кандид слушал внимательно и верил простодушно; он находил Кунигунду необычайно прекрасной, хотя никогда и не осмеливался сказать ей об этом. Он полагал, что, после счастья родиться бароном Тундер-тен-Тронком, вторая степень счастья – это быть Кунигундой, третья – видеть ее каждый день и четвертая – слушать учителя Панглоса, величайшего философа того края и, значит, всей земли.
Однажды Кунигунда, гуляя поблизости от замка в маленькой роще, которая называлась парком, увидела между кустарниками доктора Панглоса, который давал урок экспериментальной физики горничной ее матери, маленькой брюнетке, очень хорошенькой и очень покладистой. Так как у Кунигунды была большая склонность к наукам, то она, притаив дыхание, принялась наблюдать без конца повторявшиеся опыты, свидетельницей которых она стала. Она поняла достаточно ясно доказательства доктора, усвоила их связь и последовательность и ушла взволнованная, задумчивая, полная стремления к познанию, мечтая о том, что она могла бы стать предметом опыта, убедительного для юного Кандида, так же как и он – для нее.
Возвращаясь в замок, она встретила Кандида и покраснела; Кандид покраснел тоже. Она поздоровалась с ним прерывающимся голосом, и смущенный Кандид ответил ей что-то, чего и сам не понял. На другой день после обеда, когда все выходили из-за стола, Кунигунда и Кандид очутились за ширмами. Кунигунда уронила платок, Кандид его поднял, она невинно пожала руку Кандида. Юноша невинно поцеловал руку молодой баронессы, но при этом с живостью, с чувством, с особенной нежностью; их губы встретились, и глаза их горели, и колени подгибались, и руки блуждали. Барон Тундер-тен-Тронк проходил мимо ширм и, уяснив себе причины и следствия, здоровым пинком вышвырнул Кандида из замка. Кунигунда упала в обморок; как только она очнулась, баронесса надавала ей пощечин; и было великое смятение в прекраснейшем и приятнейшем из всех возможных замков.
Глава вторая. Что произошло с Кандидом у болгар
Кандид, изгнанный из земного рая, долгое время шел, сам не зная куда, плача, возводя глаза к небу и часто их обращая к прекраснейшему из замков, где жила прекраснейшая из юных баронесс. Он лег спать без ужина посреди полей, между двумя бороздами; снег падал большими хлопьями. На другой день Кандид, весь иззябший, без денег, умирая от голода и усталости, дотащился до соседнего города, который назывался Вальдбергоф-Трарбкдикдорф. Он печально остановился у двери кабачка. Его заметили двое в голубых мундирах.
– Приятель, – сказал один, – вот статный молодой человек, да и рост у него подходящий.
Они подошли к Кандиду и очень вежливо пригласили его пообедать.
– Господа, – сказал им Кандид с милой скромностью, – вы оказываете мне большую честь, но мне нечем расплатиться.
– Ну, – сказал ему один из голубых, – такой человек, как вы, не должен платить; ведь ростом-то вы будете пять футов и пять дюймов?
– Да, господа, мой рост действительно таков, – сказал Кандид с поклоном.
– Садитесь же за стол. Мы не только заплатим за вас, но еще и позаботимся, чтобы вы впредь не нуждались в деньгах. Люди на то и созданы, чтобы помогать друг другу.
– Верно, – сказал Кандид, – это мне и Панглос всегда говорил, и я сам вижу, что все к лучшему.
Ему предложили несколько экю. Он их взял и хотел внести свою долю, ему не позволили и усадили за стол.
– Вы, конечно, горячо любите?..
– О да, – отвечал он, – я горячо люблю Кунигунду.
– Нет, – сказал один из этих господ, – мы вас спрашиваем, горячо ли вы любите болгарского короля?
– Вовсе его не люблю, – сказал Кандид. – Я же его никогда не видел.
– Как! Он – милейший из королей, и за его здоровье необходимо выпить.
– С большим удовольствием, господа!
И он выпил.
– Довольно, – сказали ему, – вот теперь вы опора, защита, заступник, герой болгар. Ваша судьба решена и слава обеспечена.
Тотчас ему надели на ноги кандалы и угнали в полк. Там его заставили поворачиваться направо, налево, заряжать, прицеливаться, стрелять, маршировать и дали ему тридцать палочных ударов. На другой день он проделал упражнения немного лучше и получил всего двадцать ударов. На следующий день ему дали только десять, и товарищи смотрели на него как на чудо.
Кандид, совершенно ошеломленный, не мог взять в толк, как это он сделался героем. В один прекрасный весенний день он вздумал прогуляться и пошел куда глаза глядят, полагая, что пользоваться ногами в свое удовольствие – неотъемлемое право людей, так же как и животных. Но не прошел он и двух миль, как четыре других героя, по шести футов ростом, настигли его, связали и отвели в тюрьму. Его спросили, строго следуя судебной процедуре, что он предпочитает: быть ли прогнанным сквозь строй тридцать шесть раз или получить сразу двенадцать свинцовых пуль в лоб. Как он ни уверял, что его воля свободна и что он не желает ни того ни другого, – пришлось сделать выбор. Он решился, в силу божьего дара, который называется свободой, пройти тридцать шесть раз сквозь строй; вытерпел две прогулки. Полк состоял из двух тысяч солдат, что составило для него четыре тысячи палочных ударов, которые от шеи до ног обнажили его мышцы и нервы. Когда хотели приступить к третьему прогону, Кандид, обессилев, попросил, чтобы уж лучше ему раздробили голову; он добился этого снисхождения. Ему завязали глаза, его поставили на колени. В это время мимо проезжал болгарский король; он спросил, в чем вина осужденного на смерть; так как этот король был великий гений, он понял из всего доложенного ему о Кандиде, что это молодой метафизик, несведущий в делах света, и даровал ему жизнь, проявив милосердие, которое будет прославляемо во всех газетах до скончания века. Искусный костоправ вылечил Кандида в три недели смягчающими средствами, указанными Диоскоридом. У него уже стала нарастать новая кожа и он уже мог ходить, когда болгарский король объявил войну королю аваров.
Глава третья. Как спасся Кандид от болгар, и что вследствие этого произошло
Что может быть прекраснее, подвижнее, великолепнее и слаженнее, чем две армии! Трубы, дудки, гобои, барабаны, пушки создавали музыку столь гармоничную, какой не бывает и в аду. Пушки уложили сначала около шести тысяч человек с каждой стороны; потом ружейная перестрелка избавила лучший из миров не то от девяти, не то от десяти тысяч бездельников, осквернявших его поверхность. Штык также был достаточной причиной смерти нескольких тысяч человек. Общее число достигало тридцати тысяч душ. Кандид, дрожа от страха, как истый философ, усердно прятался во время этой героической бойни.
Наконец, когда оба короля приказали пропеть «Те Deum» каждый в своем лагере, Кандид решил, что лучше ему уйти и рассуждать о следствиях и причинах в каком-нибудь другом месте. Наступая на валявшихся повсюду мертвых и умирающих, он добрался до соседней деревни; она была превращена в пепелище. Эту аварскую деревню болгары спалили согласно законам общественного права. Здесь искалеченные ударами старики смотрели, как умирают их израненные жены, прижимающие детей к окровавленным грудям; там девушки со вспоротыми животами, насытив естественные потребности нескольких героев, испускали последние вздохи; в другом месте полусожженные люди умоляли добить их. Мозги были разбрызганы по земле, усеянной отрубленными руками и ногами.
Кандид поскорее убежал в другую деревню; это была болгарская деревня, и герои-авары поступили с нею точно так же. Все время шагая среди корчащихся тел или пробираясь по развалинам, Кандид оставил наконец театр войны, сохранив немного провианта в своей сумке и непрестанно вспоминая Кунигунду.
Когда он пришел в Голландию, запасы его иссякли, но он слышал, будто в этой стране все богаты и благочестивы, и не сомневался, что с ним будут обращаться не хуже, чем в замке барона, прежде чем он был оттуда изгнан из-за прекрасных глаз Кунигунды.
Он попросил милостыни у нескольких почтенных особ, и все они ответили ему, что если он будет и впредь заниматься этим ремеслом, то его запрут в исправительный дом и уж там научат жить.
Потом он обратился к человеку, который только что битый час говорил в большом собрании о милосердии. Этот проповедник, косо посмотрев на него, сказал:
– Зачем вы сюда пришли? Есть ли у вас на это уважительная причина?
– Нет следствия без причины, – скромно ответил Кандид. – Все связано цепью необходимости и устроено к лучшему. Надо было, чтобы я был разлучен с Кунигундой и изгнан, чтобы я прошел сквозь строй и чтобы сейчас выпрашивал на хлеб в ожидании, пока не смогу его заработать; все это не могло быть иначе.
– Мой друг, – сказал ему проповедник, – верите ли вы, что папа – антихрист?
– Об этом я ничего не слышал, – ответил Кандид, – но антихрист он или нет, у меня нет хлеба.
– Ты не достоин есть его! – сказал проповедник. – Убирайся, бездельник, убирайся, проклятый, и больше никогда не приставай ко мне.
Жена проповедника, высунув голову из окна и обнаружив человека, который сомневался в том, что папа – антихрист, вылила ему на голову полный… О небо! До каких крайностей доводит женщин религиозное рвение!
Человек, который не был крещен, добросердечный анабаптист по имени Яков, видел, как жестоко и постыдно обошлись с одним из его братьев, двуногим существом без перьев, имеющим душу; он привел его к себе, пообчистил, накормил хлебом, напоил пивом, подарил два флорина и хотел даже пристроить на свою фабрику персидских тканей, которые выделываются в Голландии.
Кандид, низко кланяясь ему, воскликнул:
– Учитель Панглос верно говорил, что все к лучшему в этом мире, потому что я неизмеримо более тронут вашим чрезвычайным великодушием, чем грубостью господина в черной мантии и его супруги.
На следующий день, гуляя, он встретил нищего, покрытого гнойными язвами, с потускневшими глазами, искривленным ртом, провалившимся носом, гнилыми зубами, глухим голосом, измученного жестокими приступами кашля, во время которых он каждый раз выплевывал по зубу.