В ноябре в онлайн-кинотеатре Premier состоялась премьера сериала «Плевако» — художественного осмысления биографии cамого известного юриста Российской империи с Сергеем Безруковым в главной роли. Публицист Василий Легейдо рассказывает, как Федор Плевако добился такой славы и насколько новый проект отражает реальные факты карьеры и жизни знаменитого адвоката
«Да он совсем не похож»
Почти сразу после премьеры первых двух серий «Плевако» между зрителями начались споры: одни оценили уровень продакшна, захватывающий сюжет и актерскую игру нового сериала, другие — сосредоточились на исторических несоответствиях. Однако сполнитель главной роли Сергей Безруков заранее предвосхитил претензии по поводу расхождений с биографией реального человека и объяснил, что создатели сериала не стремились снять «киномонографию».
«Кто-то скажет: «Да он совсем не похож», — продолжил Безруков. — А мы и не стремились. У нас есть образ адвоката, есть автобиографические детали и есть его дела, которые все перенесены в Москву для удобства восприятия. Все сделано с большим уважением, с преклонением и любовью к этому человеку».
Сериал, конечно, далеко не идеален: его можно упрекать за скомканное и слишком упрощенное повествование (экспозиция конфликта между реформаторами и консерваторами укладывается в минутный диалог в начале первой серии) и чересчур строгое распределение ролей (противники Плевако стремятся использовать даже дело о несчастной любви для пропаганды социального неравенства), и эклектичный визуал, с разной степенью уместности заимствующий элементы иностранных хитов (от «Шерлока Холмса» Гая Ричи до сериала «Ганнибал»).
Однако решение создателей не воспроизводить биографию исторического прототипа дословно, оставив себе пространство для творчества, кажется абсолютно оправданным. Во-первых, сериал все равно остается тесно связан с первоисточником: узнаются детали и дел, и личной жизни знаменитого адвоката. Во-вторых, художественное произведение действительно не должно стремиться к документальной точности — и тот факт, что главного героя «Плевако» зовут не Федор Никифорович как реального юриста, а Николай Федорович, как бы напоминает зрителям, что они смотрят не историческую хронику, а сериал «по мотивам».
К счастью, осталось и множество документальных источников, которые позволяют точнее реконструировать обстоятельства жизни и работы самого известного адвоката Российской империи.
Дело о серебряном кофейнике
Однажды, проходя по коридору здания мирового съезда (так в соответствии с реформой 1864 года в России называлась апелляционная инстанция мирового суда), Федор Плевако увидел расстроенную старушку. Сначала адвокат предположил, что у пожилой женщины в чем-то обвиняют сына, но оказалось, что судят ее саму. Плевако узнал, что она обедневшая дворянка, которая из-за смерти родных и долгов лишилась не только средств к существованию, но и дома. От отчаяния женщина решилась украсть серебряный кофейник стоимостью около 300 рублей. С учетом крупной суммы и сословной принадлежности преступницы в случае обвинительного вердикта ей грозило бы лишение титула и даже ссылка. Адвокат посочувствовал старушке и предложил представлять ее интересы.
Скоро новость о том, что будет выступать сам Плевако, разнеслась далеко за пределы суда. К моменту, когда началось рассмотрение дела старушки, в зале, как обычно бывало на слушаниях с участием Плевако, собралась толпа. Несмотря на звездный статус адвоката, вина подсудимой вроде бы не вызывала никаких сомнений.
Обвинитель сделал упор на том, что высокий социальный статус женщины лишь усугублял тяжесть ее преступления: «Одно дело, когда крадет темный и неграмотный человек, но у нас тут — дворянка! Какой пример она подает простым людям? Все наше гражданское благоустройство держится на собственности. Если мы позволим людям потрясать ее, то страна погибнет».
К удивлению участников и зрителей процесса, Плевако в своей речи полностью согласился со словами о серьезности преступления и даже добавил, что не находит «ни одного слова в оправдание клиентки». Затем адвокат добавил, что позволит себе развить мысль обвинителя. «В 862 году Русь страдала от страшных внутренних беспорядков, — говорил Плевако.— Но предки наши послали за варягами. Пришли варяги, помогли, плохо ли, хорошо ли, но ввели порядок. И Русь спасена. Воскресла Русь. Потом на Русь пришли татары, разграбили, сожгли ее, полонили всю. Погибала Русь. Но не погибла! Съедаемая удельными раздорами, забыла их, сплотилась воедино, встряхнулась могучая Русь и сбросила с себя ненавистное иго. Поднялась и воскресла святая Русь». Затем адвокат напомнил притихшей публике о спасении Руси из-под польского ига в 1612 году и от Наполеона в 1812-м. Никто в суде не понимал, к чему клонит Плевако и как все эти события относятся к рассматриваемому делу.
«Но вот в тысяча восемьсот таком-то году престарелая дворянка такая-то, от голода забыв все законы божеские и человеческие, украла серебряный кофейник, подорвала всякое уважение к священному праву собственности, подала пагубный пример всей России, — продолжил Плевако. — И от этого удара, мне кажется, никогда не оправиться, не подняться, не воскреснуть бедной Руси».
Остроумный монолог адвоката решил исход дела — присяжные, почти не потратив времени на обсуждение, постановили признать подсудимую невиновной и отпустить на свободу. Дело о серебряном чайнике было далеко не самым захватывающим и крупным в карьере Плевако. Однако оно дает исчерпывающее представление и о методах звездного адвоката, и о том, почему все — от любопытной публики и журналистов до прокуроров и судей — любили наблюдать за его выступлениями и восхищались его талантами.
Профессиональная биография Плевако стала основой многочисленных легенд и баек — например, в другой версии дела пожилой дворянки серебряный кофейник за 300 рублей превратился в жестяной чайник за 30 копеек, чтобы подчеркнуть абсурдность обвинения. В глазах многих россиян Плевако был самоотверженным борцом за справедливость, который не стеснялся высмеивать недостатки системы и напоминать присяжным о человечности.
Ровесник судебной реформы
Будущий адвокат родился в семье поляка Василия Плевака (букву «о» к фамилии позже добавил сам юрист) и калмычки Екатерины Серафимовой 25 апреля 1842 года в городе Троицке Оренбургской губернии. По одним данным, его отец работал чиновником в таможенном ведомстве, по другим — был сослан за участие в Польском восстании 1831 года. Мать Плевако некоторые биографы называют крепостной казашкой. Другие историки пишут, что Серафимова лишь жила с крепостными в поместье приютившей ее семьи, хотя сама явно происходила из благородного сословия.
Так или иначе в официальном браке Василий и Екатерина не состояли, поэтому Федор и его брат Дормидонт считались незаконнорожденными. Однако отец уделял большое внимание образованию сыновей, и под его руководством они изучали грамматику, риторику, географию, историю, арифметику и иностранные языки.
В 1851 году семья переехала в Москву. Там мальчики, скрыв свое происхождение, поступили в коммерческое училище, где быстро стали одними из лучших воспитанников. Их имена даже поместили на доску почета. Однако всего через полтора года, когда выяснилось, что они незаконнорожденные, Федора и Дормидонта отчислили. «Нас объявляли недостойными той самой школы, которая хвалила нас за успехи и выставляла напоказ исключительную способность одного из нас в математике», — вспоминал о том происшествии уже взрослый Плевако.
После отчисления братья поступили в 1-ю Московскую гимназию на Пречистенке — там им благодаря родительским стараниям позволили учиться, несмотря на происхождение. Плевако на протяжении всей жизни недоумевал, почему отец так и не женился на их матери, тем самым сделав сыновей изгоями в глазах сверстников. Расспросить об этом самого отца Федору уже не довелось — тот заболел и скончался в 1854 году, когда мальчики еще учились в гимназии. Спустя еще три года от болезни умер брат Дормидонт. Несмотря на все потрясения, Федор с отличием окончил гимназию и в 1859 году поступил на юридический факультет Императорского Московского университета. Параллельно он давал частные уроки, чтобы обеспечивать мать и сестру Юлию, родившуюся за год до смерти отца.
В 1864 году Плевако окончил университет и на скопленные деньги отправился в Германию. Там он прослушал курс по праву в Гейдельберге. По символическому совпадению начало самостоятельной карьеры Плевако почти совпало с проведенной императором Александром II судебной реформой. В России вступили в силу принципы независимости судебной власти и состязательности процесса, появились институт присяжных и независимая от государства адвокатура, предварительное следствие начало осуществляться отдельно от полицейского дознания.
Плевако воспринял перемены с энтузиазмом. Сам он еще со времен учебы в университете считал, что главная функция судебной системы — это защита интересов и прав граждан, а реформа, по его мнению, делала эту защиту более эффективной. «Для него суд присяжных являлся не только чем-то напоминавшим старину, но и исходом для народного духа, призванного проявить себя в вопросах совести и в защите народного мировоззрения, на коренные начала общественного уклада», — писал юрист Анатолий Кони.
Сам Плевако говорил о том, что «правда — не случайная милость судьбы, но прирожденное право человека» и что «работа над правовыми интересами человечества — не занятие досужих умов, а одно из лучших воплощений нравственного долга тех, кто жаждет честного труда». Долг всех участников судебной системы Плевако видел не в том, чтобы превзойти оппонента и одержать победу, а в «поиске и водворении правды».
Плевако на протяжении всей карьеры придерживался идеалистических взглядов на судебную систему и не стеснялся этого, а, наоборот, часто апеллировал к универсальным ценностям. Полноценную карьеру защитника Плевако начал в 1866 году, после того как вернулся из Германии и еще год проработал на мелкой должности в канцелярии председателя Московского окружного суда.
У себя в дневнике решение стать адвокатом Плевако объяснил так: «Даю себе слово брать уголовные дела, где есть психологический интерес, или общественные тенденции, или где есть сильные данные, что гроза собралась над честным человеком».
Первое дело 24-летний защитник проиграл из-за грубой ошибки, но уже в следующий раз исправился и получил за оправдательный приговор огромный для себя гонорар — 200 рублей. На эти деньги Плевако обновил гардероб. Однако довольно быстро стало ясно, что харизма талантливого юриста в первую очередь проявляется не в его внешнем виде, а в том, как он говорит.
За способность завораживать судей, присяжных и зрителей убедительными аргументами его прозвали «московским златоустом». Вместе с тем Плевако производил впечатление не только изобретательного адвоката, но и искреннего человека, который по-настоящему беспокоился о том, чтобы система не наказала невиновного. Несмотря на скромный опыт, его гонорары продолжали расти и вскоре достигали уже нескольких тысяч.
Глубокий психолог и знаток общественных нравов
«Разгадка славы Плевако проста, — пишет адвокат Генри Резник. — Он был обыкновенный гений. Гений судебного красноречия, гений судебной защиты. Гениальность всегда несет в себе загадку, до конца проверить алгеброй ее гармонию нельзя». Среди прочего Резник называет Плевако «глубоким психологом, проникающим в сокровенные тайники человеческой души, знатоком общественных нравов и быта разных социальных слоев». В чем же проявлялись все эти качества?
Несмотря на сложившийся впоследствии стереотип, что Плевако не готовил речи заранее, а импровизировал в суде, историки права пишут, что он был прежде всего выдающимся профессионалом: досконально изучал материалы дел, которыми занимался, и делал множество пометок. Он четко фиксировал допущенные в ходе следствия ошибки и грамотно опрашивал свидетелей, осознавая, что работа адвоката не сводится к ярким монологам.
Тем не менее главным элементом образа и самой сильной стороной Плевако действительно оставались именно публичные выступления. Близкие адвоката вспоминали, что в процессе подготовки он мог набросать девять черновиков речи, но в суде все равно менял свои слова и говорил естественно — так, что у присутствующих не возникало ощущения, будто они слушают заготовленный текст.
В выступлениях Плевако апеллировал к принципам права, религии и этики: напоминал о презумпции невиновности, призывал к милосердию и здравому смыслу. Он подмечал скрытые предубеждения и предрассудки, которые могли стоять за теми или иными обвинениями. Например, в 1901 году он, уже будучи звездным адвокатом, защищал в родном Троицке богатого волостного управителя Смаила Жаманшалова, этнического казаха, которого обвиняли в мошенничестве: подсудимый застраховал амбары с зерном и оборудованием на сумму более 115 000 рублей, а потом предположительно сжег их, чтобы получить компенсацию.
Плевако произнес двухчасовую речь с множеством отсылок к Евангелию, в завершение которой воззвал к расположенному перед зданием суда памятнику Александру II. Прокурор, по словам защитников, стремился прежде всего не восстановить факты, а показать силу суда в противостоянии с зажиточным торговцем. Ключевой же момент речи Плевако касался возможной предубежденности суда против Жаманшалова из-за его происхождения.
«Страна наша — страна разноплеменная, — говорил адвокат. — Не все национальности в ней, к сожалению, пользуются равноправием; его племя вольно или невольно отвечает порой за чужие грехи. И вот часто всякое сомнение по отношению к инородцу переходит в убеждение… Моя горячая любовь к русскому человеку, моя вера в него не позволяет подумать, что вы могли бы вынести несправедливый приговор инородцу. И стыдно бы мне было сидеть рядом с вами, если бы вы сделали это».
Аргументы Плевако сработали — Жаманшалова оправдали. В другой раз, защищая женщину, которую судили за убийство мужа, адвокат обратил внимание присяжных на то, что для оправдательного приговора не обязательно быть уверенными в невиновности подсудимой: достаточно, чтобы имелись сомнения в ее виновности.
«Если вы спросите меня, убежден ли я в ее невиновности, я не скажу: да, убежден, — объяснял Плевако. — Я лгать не хочу. Но я не убежден и в ее виновности. Я и не говорю о вине или невиновности, я говорю о неизвестности ответа на роковой вопрос. Когда надо выбирать между жизнью и смертью, все сомнения должны решаться в пользу жизни».
«Не бойтесь быть милостивыми»
Еще один аргумент, к которому часто прибегал Плевако, можно было бы назвать «апелляцией к милости». Под ней адвокат подразумевал способность к состраданию, которая могла побуждать судей и присяжных «смягчать суровые веления писаного закона». «Дело правосудия есть дело великое, — напоминал Плевако участникам очередного процесса. — Надеюсь, вы сознаете, что нужно давать руку помощи упавшему, поднять грешника кающегося, оказать милость страждущему».
В работе известный юрист старался руководствоваться теми же принципами. Как и в случае с кражей кофейника, он часто брался за дела не только состоятельных клиентов, но и бедных людей низкого происхождения, попавших в отчаянную ситуацию. В глазах Плевако они имели такое же право на справедливый суд, как и зажиточные аристократы. Например, в 1880 году он согласился представлять лютеранских крестьян, которых судили за сопротивление приставам. Те явились к ним в село, чтобы описать их имущество в уплату долга арендодателю графу Бобринскому.
Как выяснилось позже, Бобринский использовал юридическую неграмотность крестьян и сдавал им наделы под непомерные проценты и невыгодные дополнительные условия. Любая задолженность могла обернуться для них потерей земли и всего имущества. В течение нескольких лет суд из-за несогласованности разных инстанций несколько раз взыскивал с крестьян неустойку по уже оплаченному долгу. Но взбунтовались они еще и потому, что не получили повестки и визит официальных лиц стал для них полной неожиданностью. Чтобы усмирить крестьян, в деревню даже отправили солдат. Через какое-то время 34 человек обвинили в бунте и неповиновении властям. Тогда-то их делом и заинтересовался Федор Плевако.
На суде адвокат максимально подробно описал тяготы крестьянской жизни и невыносимые условия, в которые ставили бывших крепостных арендодатели. «Десятки лет сосал их силы управляющий, — говорил он. — Десятки лет с сатанинской хитростью опутывал их сетью договоров и неустоек. С торной дороги свободы они зашли в болото... В этом тумане потерялось все: вера в возможность просвета жизни, чутье правды и неправды, вера в закон и заступничество перед ним. Оставалось еще одно чувство — чувство надежды, что беззаконие, достигшее чудовищных пределов, может быть опротестовано».
Свою речь Плевако завершил эмоциональным призывом: «Люди они, человеки! Судите же по-человечески!». Слова адвоката и общественное недовольство предопределили решение присяжных и суда: 30 подсудимых оправдали, троих приговорили к нескольким месяцам заключения, а еще одну женщину оштрафовали на пять рублей.
Дело о горностае и защита Мамонтова
В другой раз Плевако взялся защищать молодую девушку из провинции, которая приехала в Москву и остановилась в гостинице «Черногория». Глубокой ночью постоялицу разбудил настойчивый стук в дверь. Как оказалось, стучал управляющий — он же, не объясняя причин, начал громогласно требовать, чтобы девушка впустила его внутрь. Она отказалась. Тогда управляющий вместе с несколькими собутыльниками начал ломать дверь. Девушка испугалась и в одной сорочке выпрыгнула на мороз из окна третьего этажа. Благодаря снегу, смгячившему падение, ей удалось «отделаться» переломом руки. Объясняя присяжным и прокурору, почему его клиентка так испугалась управляющего, Плевако использовал необычную метафору.
«В далекой Сибири в дремучей тайге водится зверек, которого судьба наградила белой как снег шубкой, — сказал адвокат. — Это горностай. Когда он спасается от врага, готового его растерзать, а на пути встречается грязная лужа, которую нет времени миновать, он предпочитает отдаться врагу, чем замарать белоснежную шубку. И мне понятно, почему потерпевшая выскочила в окно». Присяжные согласились с Плевако — сотрудника гостиницы признали виновным в самоуправстве и приговорили к ссылке. В исторических справочниках и народной молве триумф адвоката так и остался «делом о горностае».
Карьера Плевако поражает разнообразием — он защищал и молодую дворянку Прасковью Качку, которая застрелила своего возлюбленного Бронислава Байрашевского, и корнета Александра Бартенева, убившего польскую артистку Марию Висконскую, и пожилого священника, обвинявшегося в прелюбодеянии и воровстве. Во всех этих случаях адвокат преуспел: Качку и священника оправдали, а Бартенева сначала признали виновным, но затем амнистировали по решению самого императора.
Были среди клиентов адвоката и богатые люди. Пожалуй, самым статусным из них был предприниматель и меценат Савва Мамонтов, которого в 1900 году судили по обвинению в незаконных сделках за использование средств железнодорожного общества для реконструкции завода. Позже высказывалась версия, что преследования Мамонтова инициировали или конкуренты, или враждебно настроенный к нему министр финансов Сергей Витте. Плевако знал промышленника по учебе в университете и охотно согласился представлять его интересы.
Защиту он построил на том, что обвиняемый не преследовал личную выгоду, а лишь ошибся при расчете стоимости проекта. «Он наделал много ошибок, но это ошибки человеческие, — убеждал Плевако присяжных. — Злого умысла Мамонтов не имел. Если ваш управляющий из мести к вам отдаст лучшие семена соседу, а поле засеет семенами плохими, то это будет злой умысел. Но если управляющий, желая вам пользы, без дозволения засеет ваше поле пшеницей вместо ржи, а пшеница не удастся, разве это деяние содержит злоумышленность?»
Слушание закончилось оправданием Мамонтова по уголовному делу, но гражданские иски к предпринимателю все-таки удовлетворили. Он фактически разорился и был вынужден еще несколько лет выплачивать долги, но такую развязку никак нельзя назвать неудачей Плевако — он выполнил свою главную задачу и уберег клиента от лишения свободы.
Выигрывал Плевако далеко не всегда, но в истории по большей части остались именно победы. Одним из немногих запомнившихся поражений адвоката стало дело о стачке рабочих Коншинской фабрики в 1897 году. Тогда присяжные проигнорировали Плевако и признали подсудимых виновными в избиении начальников и разгроме их квартир.
Недоброжелатели вспоминали, что иногда адвокат недостаточно тщательно готовился к слушаниям, потому что отвлекался на игру в карты, или произносил речи, которые казались присяжным слишком жалостливыми. Вполне вероятно, что порой защитник брался за дела, в которых у него почти не было шансов одержать победу, ради крупного гонорара. Тем не менее современные исследователи сходятся на том, что, даже несмотря на эпизодические поражения, Плевако все равно был крайне успешен.
К работе Плевако относился как к делу всей жизни — и не только из-за высоких гонораров, но и поскольку искренне верил, что общество не может процветать без развитой и справедливой судебной системы. Неудивительно, что даже личная жизнь выдающегося защитника оказалась тесно связана с его профессией.
Первый брак Плевако, в котором у него родился сын, оказался несчастливым и закончился разводом, а со второй женой Марией Демидовой адвокат познакомился как раз из-за работы: Демидова обратилась к Плевако с просьбой вести ее бракоразводный процесс. Сама она с 17 лет была замужем за купцом-тираном. Плевако сразу проникся к женщине симпатией и согласился представлять ее интересы.
Вскоре после этого между ними завязался роман. Получить развод Демидовой удалось лишь через 20 лет — все это время они с Плевако жили в гражданском союзе. Всего они провели вместе почти 30 лет, и у них родились трое детей. Поскольку они считались незаконнорожденными, двоих мальчиков Плевако усыновил, а третью, девочку, оформил как подкидыша. Пара счастливо жила до самой смерти адвоката от разрыва сердца в 66 лет в декабре 1908 года. Жена пережила его на пять лет.
Выход в 2024 году сериала, вдохновленного биографией Плевако, можно считать очередным подтверждением его значимости: при зачастую скептическом отношении людей в России к системе правосудия этот адвокат остается в общественном сознании уникальной фигурой. Он сочетал в себе тягу к справедливости и амбициозность, обладал смекалкой, но оставался честным и простым в общении. Пожалуй, еще ни один другой российский юрист не подбирался столь близко к негласному статусу народного героя.