Фрэнсис Форд Коппола – истинный Джокер 2024 года.
XXI век. Американская Республика, она же Новый Рим. Гениальный архитектор Цезарь Катилина (Адам Драйвер), изобретатель чудесного стройматериала мегалона и нобелевский лауреат, мечтает построить город будущего – Мегалополис. Прагматичный мэр Франклин Цицерон (Джанкарло Эспозито) этих планов не одобряет и всячески Катилине мешает. Как и двоюродный братец Цезаря Клодио (Шайа ЛаБаф), испорченный сынок неприлично богатого Гамильтона Красса III (Джон Войт). А дочурка мэра Джулия (Натали Эммануэль) заглядывается на гения с таким интересом, будто тот шепнул ей на ушко кодовую фразу из другой вселенной: «Я Тед Мосби, архитектор».
Он взял шесть «Оскаров», три «Золотых глобуса», две «Золотые пальмовые ветви», стал патриархом Нового Голливуда и живым классиком, а теперь работающие на него киношники сомневаются, правда ли он хоть что-то когда-то снимал. Фрэнсис Форд Коппола, дамы и господа! Жизнь нужно прожить так, чтобы сперва запустить успешный винодельческий бизнес, а потом продать виноградники, запросить внушительный кредит и вложить кучу денег в кино с нулевыми шансами на барыш. Коппола убежден, что его главный проект – не «Апокалипсис сегодня», «Разговор» или «Крестный отец», а «Мегалополис», который он задумал 40 лет назад и в итоге посвятил покойной жене Элинор. В каком-то смысле этот проект и правда вышел выдающимся. Но не как фильм – а как грандиозный мем за $120 млн.
Стартует «Мегалополис» с фрагмента из тизера. Драйвер шагает с футуристического здания, но вдруг приказывает мгновению остановиться, и все замирает. Далее закадровый голос что-то втирает про колосса, историю человечества и знамения богов, на экране болтаются советский спутник и Земля-матушка, после чего мы перемещаемся на тусовку, где расфуфыренные девицы фоткаются на статуе единорога. Если вы включили «Мегалополис» с намерением обстоятельно в него погрузиться и во всем разобраться, уже здесь (минут через пять) впору заподозрить неладное. Но адекватность пока в принципе сохраняется. Мэр, чьи рейтинги падают, не выносит архитектора, и это взаимно. Еще Цезарь мутит с журналисткой по имени Вау Платинум, которую развязно играет Обри Плаза, но это не любовь, а суррогат. И вообще архитектор был женат, жена умерла, на него пытались повесить убийство, да не вышло.
Начало «Мегалополиса» намекает на пучок сюжетных линий, которые Коппола вроде как должен сплести, а затем расплести, да так, чтобы мы все дружно воскликнули: вау (не Платинум). Но наши и чьи бы то ни было ожидания Копполу не волнуют. Поэтому все линии постепенно уходят в молоко, растворяются в чересчур ярком свете утопического будущего, которое кует Катилина. Но его потрясающие замыслы на самом деле не имеют значения. Как и умение замораживать время, и связь с журналисткой, и происки вредного мэра, и все прочее, на чем стоит событийная часть этой громадины. Поскольку Коппола создал исчерпывающую иллюстрацию понятия макгаффин, абстракции, на которой строятся многие фильмы, хотя сам макгаффин – будь то секретный документ, тайный ребус или загадочная статуэтка – не расшифровывается или вовсе не появляется.
Макгаффином, во-первых, служит мегалон. Он применяется в строительстве. Из него шьют одежду и заодно его используют в медицине – чтобы ткани быстрее заживлять. Но что он собой представляет, как его добывают, как из него возводят пресловутый утопический град – секрет, неведомый даже режиссеру. Когда на съемках его слезно просили рассказать, что же такое Мегалополис и как он должен выглядеть, Фрэнсис Форд ворчал: как я объясню это вам, если сам не в курсе. Мегалополис – макгаффин второй и ключевой, феерическая абстракция, что Коппола признает через Драйвера, в гуманистической финальной речи цитирующего «Мальтийского сокола» (все мы, говорит, состоим из материала, из которого сделаны мечты).
При желании эта абстракция, стравливающая между собой обитателей Нового Рима, воспринимается как метафора творческого пути Копполы, который часто замахивался на непосильное (вспомните адские съемки «Апокалипсиса сегодня» в джунглях Филиппин). Но желания копаться в скрытых смыслах «Мегалополиса» особо не возникает. Как можно всерьез оценивать фильм, где каждая вторая фраза – перл уровня «когда убиваешь любовь, то убиваешь богов». В лучшем случае. В худшем – «больше его банковского счета только его член».
Последнюю фразу, кстати, дали почтенному Дастину Хоффману (помощник мэра), а адресована она не менее почтенному Джону Войту. Первому 87, второму 85, как и Копполе, и эти старики-разбойники явно получили от участия в «Мегалополисе» максимальное удовольствие. Потому что ни черта не поняли, но не огорчились, а наоборот: расслабились и раскрепостились. А вот Адам Драйвер, красиво грустящий в черном плаще и по памяти шпарящий «Гамлета», честно подошел к роли с прилежностью солидной звезды. И сел в лужу.
Внимательность и сосредоточенность «Мегалополису» не нужна, ибо он – воплощение хаоса. Его следует просто отпустить. Стоит понять и признать, что перед тобой не трагичный философский трактат, а дикая комедия, как все встает на свои места. И скандалы на площадке, когда Коппола, по слухам, приставал к актрисам и часами торчал в фургончике, покуривая и раздумывая о чем-то своем, копполовском. И отказ дистрибьюторов браться за этот фильм, ведь никто не знал, как продавать нечто непродаваемое и неописуемое. И дурацкая история с маркетингом, когда в трейлер запихнули фейковые отзывы критиков.
«Мегалополис» – несусветная мешанина образов, жанров, стилей, цитат великих и глубокомысленных рассуждений о том, что в окружении несправедливости много страданий. Парад странных героев, пир кричащего визуала, то элегантного, то вопиюще безвкусного, микс бессвязных идей, где в адской пляске сталкиваются сила любви, сила власти и сила искусства, а на залитых дождем улицах прохаживаются проститутки и тут же рушатся монументальные статуи.
Так мог бы выглядеть фильм Томми Вайсо, если бы тому дали $120 млн и отправили в Болливуд. Или «Калигула», если бы его сняли в нашем столетии. Но Коппола целомудреннее Тинто Брасса, и даже постельная возня здесь кажется не пошлой или возбуждающей, а такой же смешной, как и все остальное. «Мегалополису», кстати, не помешала бы разнузданность еще большая: раз уж пошел вразнос – так не останавливайся, жги на полную. Но Коппола, видимо, до конца не оставлял надежды снять серьезное кино и не позволял себе совсем распуститься. Отсюда и попытки нагнать пафоса (гонки на колесницах, реслинг вместо гладиаторских боев), и внезапное превращение героя Шайи ЛаБафа из шопоголика-сексоголика в политика-популиста, орущего «сила в народе!».
В его трансформации противоречивость «Мегалополиса» особо бросается в глаза. В теории из этого могла бы выйти занятная эволюция антагониста, из психованного папенькиного сынка превратившегося в заводилу толпы, потенциально злейшего врага Катилины. Который тоже не без греха – целый район с землей сравнял ради своей мегастройки. Но в реальности Шайа просто меняет одну фриковатую маску на другую, и хотя контекст вроде усложняется (от вечеринок к намеку на уличный бунт), суть та же: «Мегалополис» до победного остается шальной абсурдистской какофонией, где богачи на аукционе борются за право взять в жены девственную весталку, неземная красотка Эммануэль с важным видом цитирует Марка Аврелия, пьяный окровавленный Драйвер в трусах бредет куда-то, невпопад подпевая оперным ариям, а ЛаБаф на каблуках наигрывает на десяток «Золотых малин». И ничуть не стыдится.
Либо вы выключаете «Мегалополис» через десять минут, либо два с лишним часа качаетесь на психоделических волнах этого арт-перформанса, этой визионерской инсталляции, этой объективно смехотворной драмы, но случайно великой комедии, которую годы спустя избранные ценители будут пересматривать с не меньшим восторгом, чем первые «Сумерки». Есть крупнобюджетные проекты студий-мэйджоров. Есть малобюджетные независимые проекты. И есть «Мегалополис»: и то и другое одновременно – и ничего из этого. Штучный экземпляр. А еще есть, конечно, определенная закономерность в том, что Фрэнсис Форд Коппола, который прославился безоговорочно мощными фильмами, на закате карьеры нахулиганил, провернул чисто джокерский трюк и снял кино столь же безоговорочно нелепое и возмутительное. Но именно благодаря этому достойное остаться в истории.