10 ноября – 130 лет со дня рождения русского поэта и прозаика, литературного критика, публициста Георгия Владимировича Иванова (1894–1958).
.png)
Георгий Владимирович Иванов родился 10 ноября (29 октября) 1894 года в городе Ковно (современный Каунас), в дворянской семье.
Детство прошло в имении Пуке-Барще, на территории современной Литвы.
В 1905 году семья Ивановых переехала в Петербург. Через пять лет 16-летний поэт впервые опубликовал свои стихотворения в петербургском еженедельнике, тогда же познакомился с А. Блоком, который заинтересовался его ранним творчеством.
В 1912 году Г. Иванов познакомился с М. Кузминым, К. Бальмонтом, Н. Гумилевым, разделил эстетические взгляды акмеистов, присоединился к их творческому объединению. Знакомство с эгофутуристом И. Северянином произошло несколько раньше, и некоторое время он находился под влиянием его идей.
В том же 1912 году выпущен первый поэтический сборник Иванова «Отплытие на остров Цитеру», благодаря которому о нём узнали в Петербурге.
Особенности поэзии Иванова того периода – умелая звукопись, изысканность рифмы и особое изящество слога. Однако дебютный сборник подвергся серьёзной критике. Блок к 1914 году изменил отношение к стихам Иванова – упрекал их во внутренней пустоте, «бескровности».
Стали знаменитыми слова В. Ходасевича о начинающем поэте: «Г. Иванов умеет писать стихи. Но поэтом он станет вряд ли. Разве только случится с ним какая-нибудь большая житейская катастрофа, добрая встряска, вроде большого и настоящего горя. Собственно, только этого и надо ему пожелать».
Также Иванов в тот период выступал литературным критиком. Стал известен своими острыми, провокативными суждениями. Например, нобелевского лауреата Мориса Метерлинка назвал «ничтожеством», тем самым бросая вызов соперникам-символистам.
Вышло ещё несколько сборников стихотворений Г. Иванова – «Граница» (1914), «Памятник славы» (1915), «Вереск» (1916), «Сады» (1921), «Лампада» (1922).
С 1912 года Г. Иванов – участник первого петербургского «Цеха поэтов», собрания акмеистов, куда вступил по приглашению Н. Гумилёва. В 1916–1917 входил во второй «Цех поэтов». В третьем, уже послереволюционном, собрании «Цеха» (1920–1922) наряду с Г. Адамовичем играл важную роль. После смерти Гумилёва возглавил собрание.
В 1922 году Георгий Иванов с женой Ириной Одоевцевой покинули Россию, уехав сначала в Берлин, затем в Париж. «Большая житейская катастрофа» (словами Ходасевича) наступила: жизнь вдали от родины, в нужде и неустроенности. Г. Иванов упорно занимался только литературной работой, не соглашаясь ни на что другое, кроме как посвящать себя своему призванию.
Вместе с Адамовичем они создали альманах «Числа» – издание русских эмигрантов первой волны, в нём были напечатаны Г. Газданов, Б. Поплавский, Ю. Терапиано, Ю. Фельзен, В. Смоленский, М. Агеев и другие.
В 1931 году вышел сборник Г. Иванова «Розы», в новых стихотворениях звучит тоска поэта по Родине. Интересна работа поэта с цветовой символикой. Больше всего в стихах этого сборника оттенков синего цвета – ледяного, пугающего, смертного, цвета небытия и одновременно звёздного неба, бездны, вселенной. Прослеживается трагическое мироощущение поэта. Тираж сборника «Розы» был распродан за несколько дней. После этого сборника об Иванове заговорили как о «проклятом поэте», и о «первом поэте русской эмиграции».
Оставив традиции акмеизма, Иванов пришёл к неоромантизму – раскрытию философских представлений о скоротечности жизни и вселенской гармонии, как о временном и вечном.
Адамович утверждал, что Иванов – единственный русский поэт эмиграции, достойный внимания. Тем самым словно отрицая существование в Европе литераторов-эмигрантов К. Бальмонта, В. Набокова, И. Бунина, Б. Поплавского, В. Ходасевича.
Иванов печатался во многих журналах как поэт и критик. Из-за острых и жёстких суждений о литераторах получил прозвище «Жорж опасный». Также писал прозу.
В Париже был издан сборник Иванова, названный так же, как дебютный, – «Отплытие на остров Цитеру», позже вышли поэтические книги «Портрет без сходства» (1950), «Стихи» (1958). С каждым новым сборником трагическое мироощущение поэта усиливалось, при этом не создавая впечатления отчаяния, потери опоры, смысла. Адамович написал, что поздние стихи Иванова создало «сгоревшее, перегоревшее сердце».
Важно отметить, что в трагическом Иванов умел видеть элементы комического. Как бы ни было одиноко и трудно, тяга к жизни и творчеству его не покидала.
В своих стихах Иванов точно передавал чувства и мысли русских эмигрантов, тоску по Родине. Суровая, порой жестокая реальность гармонично сочеталась в этой поэзии с миром мечтаний и грёз, такая поэзия породила подражателей Иванова. Существовало течение «Парижская нота», где поэты-эмигранты молодого поколения писали в стиле Г. Иванова.
Иванов был председателем общества «Зеленая лампа» (организаторы – Дм. Мережковский и З. Гиппиус), состоял в парижском Союзе русских писателей и журналистов, участвовал в литературном объединении «Круг».
В последние несколько лет жизни гонорары стали очень малы, супругам пришлось перебраться в пансионат для пожилых людей, не имеющих жилья, на юг Франции, в курортный городок Йер, где они находились на государственном обеспечении.
Тем не менее, незадолго до смерти поэт продолжал писать стихи, которые признаны едва ли не лучшими в его творчестве. Только «поэзия есть реальная ценность», словно утверждал он.
Скончался 26 августа 1958 года, был похоронен в общественной могиле на муниципальном кладбище, затем его перезахоронили на русском кладбище Сент-Женевьев-де Буа под Парижем.
Стихотворение «XXI (из цикла «Посмертный дневник»)» заканчивается хорошо известными пророческими словами:
Но я не забыл, что обещано мне
Воскреснуть. Вернуться в Россию – стихами.
Во все годы и периоды главной чертой поэзии Г. Иванова были естественность и одновременно музыкальность звучания. Поэт и литературовед В. Крейд писал: «Меня очаровала музыка поэзии Георгия Иванова. А также то свойство, которое акмеисты называли «прекрасной ясностью». Было еще одно качество (...) – «светопись». Он, как живописец, который работает и играет красками. В его стихах виден этот дар работы со светом, игры цветом. И ещё – непринужденная культура стиха, естественность без натяжки, без нарочитых усилий, никакой надуманности».
Стихотворения Георгия Иванова:
***
«Желтофиоль» – похоже на виолу,
На меланхолию, на канифоль.
Иллюзия относится к Эолу,
Как к белизне – безмолвие и боль.
И, подчиняясь рифмы произволу,
Мне все равно – пароль или король.
Поэзия – точнейшая наука:
Друг друга отражают зеркала,
Срывается с натянутого лука
Отравленная музыкой стрела
И в пустоту летит, быстрее звука…
«…Оставь меня. Мне ложе стелет скука»!
1930
***
На портьер зеленый бархат
Луч луны упал косой.
Нем и ясен в вещих картах
Неизменный жребий мой.
Каждый вечер сна, как чуда,
Буду ждать я у окна.
Каждый день тебя я буду
Звать, ночная тишина.
Под луною призрак грозный
Окрыленного коня
Понесет в пыли морозной
Королевну и меня.
Но с зарей светло и гневно
Солнце ввысь метнет огонь,
И растает королевна,
И умчится белый конь.
Тосковать о лунном небе
Вновь я буду у окна,
Проклиная горький жребий
Неоконченного сна.
1930
***
Над закатами и розами –
Остальное все равно –
Над торжественными звездами
Наше счастье зажжено.
Счастье мучить или мучиться,
Ревновать и забывать.
Счастье нам от Бога данное,
Счастье наше долгожданное,
И другому не бывать.
Все другое только музыка,
Отраженье, колдовство –
Или синее, холодное,
Бесконечное, бесплодное
Мировое торжество
1931
***
Это только синий ладан,
Это только сон во сне,
Звезды над пустынным садом,
Розы на твоем окне.
Это то, что в мире этом
Называется весной,
Тишиной, прохладным светом
Над прохладной глубиной.
Взмахи черных весел шире,
Чище сумрак голубой –
Это то, что в этом мире
Называется судьбой.
То, что ничего не значит
И не знает ни о чем –
Только теплым морем плачет,
Только парусом маячит
Над обветренным плечом.
1950
***
Полутона рябины и малины
В Шотландии рассыпанные втуне,
В меланхоличном имени Алины,
В голубоватом золоте латуни.
Сияет жизнь улыбкой изумленной,
Растит цветы, расстреливает пленных,
И входит гость в Коринф многоколонный,
Чтоб изнемочь в объятьях вожделенных!
В упряжке скифской трепетные лани –
Мелодия, элегия, эвлега…
Скрипящая в трансцендентальном плане,
Немазанная катится телега.
На Грузию ложится мгла ночная.
В Афинах полночь. В Пятигорске грозы.
…И лучше умереть, не вспоминая,
Как хороши, как свежи были розы.
1955
***
Это звон бубенцов издалека,
Это тройки широкий разбег,
Это черная музыка Блока
На сияющий падает снег.
…За пределами жизни и мира,
В пропастях ледяного эфира
Все равно не расстанусь с тобой!
И Россия, как белая лира,
Над засыпанной снегом судьбой.
1937
***
Был замысел странно-порочен,
И все-таки жизнь подняла
В тумане – туманные очи
И два лебединых крыла.
И все-таки тени качнулись,
Пока догорала свеча.
И все-таки струны рванулись,
Бессмысленным счастьем звуча…
***
Стало тревожно-прохладно,
Благоуханно в саду.
Гром прогремел… Ну, и ладно,
Значит, гулять не пойду.
…С детства знакомое чувство, –
Чем бы бессмертье купить,
Как бы салазки искусства
К летней грозе прицепить?
1943–1958