Искусствовед Марина Лошак разъясняет, если кому непонятно, что коллекционеры могут и должны быть безрассудны в своей страсти, и даже объясняет почему. Она-то видела и коллекционеров, и коллекции в таком количестве, что ни в каком музее их никогда не показать. Хотя мы уверены, что, например, лучшее время новейшей истории Музея изобразительных искусств имени Пушкина — то, когда она была его директором.
Возможно, прозвучит удивительно, но настоящим коллекционером может стать каждый. Каждый, кто способен видеть и влюбляться. Последнее — обязательно.
Я не делю коллекционеров на важных и скромных. Иногда уникальность взгляда, способность увидеть в незначительном ценность восхищает больше, чем список шедевров классиков визуального искусства. Мои любимые коллекционеры — те, которые идут своим путем, принимают независимые от мейнстрима решения. Замечательный коллекционер Игорь Санович без раздумий поменял автопортрет Казимира Малевича на каджарский портрет персидской красавицы. Неравноценность обмена поражала прагматиков, но для Сановича этот выбор был естественным. Он влюбился в эту невероятную красотку и не захотел с ней расстаться. При чем здесь финансовая целесообразность?! Настоящие коллекционеры безрассудны в своей страсти и не готовы ей сопротивляться. Не ищите логику в их действиях, они идут вслед за Любовью.
Поэтому я очень люблю коллекции визионеров. Присоединяюсь к мнению художника Урса Фишера о том, что первоклассное собрание искусства должно включать в себя странные вещи. Уникальность высказывания для меня самое главное удовольствие. Так же, как и отдельная тема — частные музеи. Мои самые любимые — именно они: от Frick museum в Нью-Йорке до Музея John Soane’s в Лондоне и Музея Гюльбенкяна в Лиссабоне. Они, как и частные фонды, — Prada в Милане или Beyeler в Базеле — нередко выступают с исключительно интересными выставочными программами.
При этом я убеждена: коллекционирование, конечно, не только для богатых людей. Часто деньги уступают уникальности взгляда, способности увидеть то, чего не замечают другие. Способности полюбить это, присвоить. Мне очень понравился диалог норвежского коллекционера Эрлинга Кагге с художницей Синди Шерман. Он спросил: «Что общего у всех больших коллекционеров?» Она ответила: «Они хорошо информированы и готовы идти на риск». — «А что общего у всех плохих?» «Они идут за стадом», — ответила художница. Так что подобная Любовь — всегда открытие.
При этом, мне кажется, каждому начинающему коллекционеру полезно получить свою порцию ошибок. Избежать их хочется, но невозможно. Это тот самый опыт, который даст точное понимание того, как устроен мир коллекционеров. И еще, что очень важно, это поможет в процессе самопознания. А чтобы на первых порах все-таки коллекционеры не делали обычных ошибок тех, кто начинает собирательство, есть многочисленные советы. Они банальны, но точны. Вот примерный список того, что должен помнить начинающий собиратель.
Первое. Смотреть как можно больше произведений искусства. Везде: в музеях, галереях, на ярмарках, у знакомых и незнакомых коллекционеров. Насмотренный глаз — огромное преимущество.
Второе. Много читать. Каталоги выставок, искусствоведческие тексты, воспоминания художников и экспертов, документы эпохи, которой вы интересуетесь.
Третье. Заглядывать в старые каталоги, там собрано много ниточек, которые могут привести к открытиям.
Четвертое. Интересоваться архивами. Искать их, собирать и анализировать. В конечном счете нужно быть готовым к любой ошибке, но их будет меньше, если слой знаний будет потолще.
Пятое. Знакомиться и быть открытым. Узнавать и дружить с музейными экспертами, галерейными кураторами, реставраторами и, конечно, художниками. Наследниками и наследницами коллекционеров, журналистами, пишущими об искусстве. Не стесняться задавать вопросы и не комплексовать по поводу того, что собственных знаний недостаточно. Они, как известно, приобретаются.
Музеи и коллекционеры ведь неразрывно связаны друг с другом. Мне нравится идея возможности передавать коллекцию частично или целиком на долгий срок с условием экспонирования. Это прекрасный путь взаимодействия как для коллекционера, так и для музея. Вещи «работают» — их видит зритель — и одновременно зарабатывают биографию. Для истории вещей жизнь в музее — очень важное достижение. Участие в музейной выставке само по себе говорит о качестве предмета, легитимизирует его важность.
Большинство коллекций и становятся частью музеев. Хорошо, когда это происходит органично. Не путем конфискаций (по разным историческим причинам), а естественным образом — через приобретение или осознанное дарение. Важным условием должна быть целостность дара, сохранение памяти о коллекционере. В договоре о передаче коллекции такой пункт должен быть непременно.
Это вообще очень важный вопрос — заранее определить судьбу своей коллекции. Я так часто сталкивалась с драматическими ситуациями, когда коллекционер не фиксировал принятое решение по дальнейшей судьбе коллекции… Ведь собранная коллекция — это ко всему прочему груз ответственности: за вещи, которые ты полюбил, за художников, которые стоят за ними, за историю, частью которой они являются. Нельзя забывать, что переложить эту ответственность на близких, в частности на детей, будет трудно по многим причинам.
А пока коллекция собирается, надо идти вслед за внутренним чувством.
Возможно, в какой-то момент оно подскажет, что именно эта коллекция может претендовать на то, чтобы стать началом музея. Ведь коллекция — как завершенная фраза. Тот, кто ее написал, сам чувствует, что формулировка достаточна, и ставит точку. Так и с коллекцией. Собиратель чувствует, что в целом высказывание завершено. Это не значит, что процесс коллекционирования остановлен. Но в какой-то момент возникает ощущение полноты, которое требует следующего шага — крупного персонального высказывания. Как будто ты готов крикнуть: «Я здесь!»