29 октября 2024 г. в Российском совете по международным делам (РСМД) состоялась презентация десятого юбилейного доклада РСМД, Института Китая и современной Азии РАН и Фуданьского университета «Российско-китайский диалог: модель 2024».
Мероприятие было построено в формате диалога между авторами доклада с российской и китайской стороны и специалистами по представленным в издании темам. Обсуждение было направлено, прежде всего, на подведение промежуточных итогов российско-китайского взаимодействия в 2023–2024 гг. и выявление его проблемных точек, а также на поиск направлений углубления научно-академической дискуссии и выработки экспертных рекомендаций в дальнейшем.
В открытии презентации научный руководитель РСМД Андрей Кортунов, директор Института Китая и современной Азии РАН Кирилл Бабаев и заместитель директора Института исследований глобального управления Шанхайского института международных исследований Чжао Лун указали на международно-политические условия развития российско-китайского диалога. Чжао Лун отметил дефицит внимания международному развитию и превалирование вопросов безопасности на глобальной повестке дня. При этом, по мнению К. Бабаева, именно Москва и Пекин могут изменить ситуацию, предложить миру новые институты многостороннего управления и разрешения противоречий.
В фокусе первой сессии были проблемные вопросы двустороннего взаимодействия России и Китая, а именно пределы роста товарооборота, ограничения в финансово-банковской сфере и транспортно-логистические дефициты. С докладами выступили профессор Факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Сергей Цыплаков, старший научный сотрудник Центра мировой политики и стратегического анализа ИКСА РАН Владимир Данилов и ведущий научный сотрудник Центра «Россия, Китай, мир», ведущий научный сотрудник Центра социально-экономических исследований Китая ИКСА РАН Сергей Сазонов. В качестве дискуссантов участие в сессии приняли старший научный сотрудник Центра мировой политики и стратегического анализа ИКСА РАН Екатерина Заклязьминская, главный научный сотрудник Центра политических исследований и прогнозов ИКСА РАН Владимир Портяков и доцент кафедры востоковедения, старший научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России Анна Киреева.
Вторая сессия была посвящена выстраиванию политических и экономических процессов в Центральной Азии, вопросам сопряжения планов развития Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и китайской инициативы «Один пояс, один путь», месту многосторонних институтов в формировании архитектуры евразийской безопасности. В обсуждении вопросов развития в Евразийском регионе приняли участие заместитель директора по молодёжной политике, руководитель Центра мировой политики и стратегического анализа ИКСА РАН Юрий Кулинцев, заместитель директора Центра изучения Шанхайской организации сотрудничества Фуданьского университета Ма Бинь, заведующий сектором двусторонних отношений России и стран-соседей Института экономики РАН Артем Пылин, ведущий научный сотрудник сектора Центральной Азии Центра постсоветских исследований ИМЭМО им. Е.М. Примакова РАН Елена Кузьмина и заместитель директора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ Александр Королев. Российское и китайское видение политического и стратегического взаимодействия в Евразии представили программный менеджер РСМД Юлия Мельникова, заместитель генерального секретаря Совета по делам стратегического взаимодействия Китая и России Китайской академии общественных наук (КАОН) Сюй Чанчжи и главный научный сотрудник Института России, Восточной Европы и Центральной Азии КАОН Сюэ Фуци.
Модераторами сессий выступили программный менеджер РСМД Юлия Мельникова и программный координатор РСМД Глеб Грызлов соответственно.
Тезисы
Чжао Лун
Россия и Китай, находясь на восточном и западном концах Евразийского континента, сталкиваются с похожими, но в то же время уникальными проблемами безопасности. Несмотря на некоторые различия в степени озабоченности по поводу ситуации в области международной безопасности и в методах защиты своих интересов, восприятие окружающей среды обеими сторонами становится все более схожим, создавая новые возможности для стратегического сотрудничества.
В 2023 г. рост показателей экономического сотрудничества был беспрецедентным. Однако односторонние ограничительные меры Запада продолжат оказывать разрушительное воздействие на двустороннее сотрудничество, но также содействовать формированию новых цепочек производства. Поэтому Москве и Пекину важно обсуждать пути укрепления устойчивости.
Сегодня можно наблюдать две тенденции глобального развития: подъем стран глобального Юга и смещение фокуса с повестки развития на повестку безопасности.
В этом контексте практически не уделяется внимания вопросам распределения глобальных общественных благ, вопросам глобального управления.
Эффективная координация между Россией и Китаем в рамках многосторонних платформ таких, как ООН, ШОС, БРИКС, может способствовать углублению международного взаимодействия по вопросам развития. В БРИКС многие страны недовольны тем, что повестка безопасности вытесняет другие международные вопросы.
Многие страны рассчитывают на лидирующую роль России и Китая в преодолении глобальных энергетического и продовольственного кризисов. В рамках данного направления у нас есть много общих вопросов для обсуждения.
Страны глобального Юга не стремятся к созданию противостоящего Западу политического и военного блока. Для их консолидации России и Китаю необходимо формировать общее видение по вопросам энергетического перехода, «зеленых» инноваций, цифровой экономики.
Важно избегать восприятия международного сотрудничества России и Китая как антизападного блока и адаптировать страны глобального Юга к новым формам безопасности и управления.
Сергей Цыплаков
2024 г. подходит к концу, но тренды, которые для него характерны, продолжатся и в следующем году. Торговля остается основной формой российско-китайского экономического взаимодействия. И хотя темпы роста взаимной торговли замедлились, по итогам 2024 г. можно говорить об общем росте товарооборота.
Показатели торгово-экономического обмена находятся под постоянным влиянием санкционного давления. Особенно заметен этот эффект был весной-летом 2024 г. Структура торговли между Россией и Китаем также остается неизменной: ассортимент товаров очень ограничен, и много зависит от рыночной конъюнктуры.
Трудно прогнозировать, как санкционное давление будет влиять на торгово-экономическое взаимодействие России и Китая в 2025 г.: санкции «душат медленно, но верно». Однако очевидно, что санкции — долгосрочный фактор. Проблемными точками остаются вопросы логистики: как на границе, так и на территории России.
Китайская экономика продолжит восстановление и в следующем году, что также будет влиять, прямо или косвенно, на состояние взаимной торговли и структуру торговли. Руководство КНР возвращается к экономической политике предыдущего периода и большей открытости, но пока неясно, в какой мере будут реализованы эти планы и какое воздействие будут оказывать на торговлю с Россией. Уже сейчас очевидно, что важнейший экономический тренд в Китае — «зеленый переход». Развитие «чистой» энергетики будет иметь эффект на торгово-экономические отношения Китая с остальным миром.
Разговоры о дедолларизации и отказе Китая вести диалог с Западом не соответствуют действительности. Декларация по итогам саммита БРИКС в Казани содержит положения об изменениях в экономическом порядке и финансовой архитектуре, но в то же время не предполагает кардинального разрыва с Западом со стороны стран-членов. Перевод платежей на юани также не гарантирует защиты от санкций со стороны США, тем более что китайское руководство и не планирует, и не может полностью отказаться от доллара.
Владимир Данилов
Сотрудничество России и Китая в банковской и финансовой сфере, сложившееся еще в 1990-е гг., продолжается, несмотря на санкции. Организационная структура взаимодействия между банковскими и финансовыми кругами обеих стран со времен создания в 1999 г. претерпела существенные изменения: был достигнут высокий уровень доверия между сторонами и организационной целостности.
В то же время, несмотря на то, что правительство Китая не поддерживает санкционный режим, китайские банки учитывают соответствующие риски и осторожно подходят к сотрудничеству с Россией в любом формате. На саммите БРИКС в Казани было объявлено о создании платежной системы БРИКС на основе юаня и национальных валют. Это и политическое заявление, и реальный механизм, который станет альтернативой системе SWIFT и может помочь решить проблему взаимодействия с консервативно настроенными китайскими банками. Китай демонстрирует решительный настрой в отношении достижения общих с БРИКС целей, так что уместно говорить о позитивном будущем российско-китайского сотрудничества в финансовой сфере.
Работа по созданию корреспондентских счетов российских компаний в китайских банках никогда не прекращалась. В этом контексте большим шагом вперед стало подписание меморандума об эквивалентности системы аудита. Стороны адаптируются к новым обстоятельствам и создают условия для дальнейшего наращивания сотрудничества.
Говоря о состоянии китайской экономики, необходимо отметить, что нынешняя кредитно-денежная политика КНР ориентирована не на количественные показатели, а на развитие гибких экономических инструментов.
Сергей Сазонов
Российско-китайское взаимодействие в области транспорта имеет два измерения: это инфраструктурная и логистическая поддержка двусторонней торговли и обеспечение транзита китайских товаров по российской территории в Европу. Первое измерение, в сущности, сводится к обеспечению работы погранпереходов Забайкальск — Манчжоули и Гродеково — Суйфенхэ. По итогам 2023 г. общий грузооборот составил более 160 млн т, что превзошло даже оптимистические прогнозы.
Динамика транзита пока также положительная: в 2023 г. по территории России прошло 17 тыс. составов, что на 10% больше, чем годом ранее. Однако, наращивание транзитных перевозок обеспечивается, в основном, за счет мер, предпринимаемых КНР. Изначально расстояние от Забайкальска до погранпункта Брест — Малашевичи на границе Белоруссии и ЕС составляло 7 тыс. км. Благодаря инвестициям Китая в строительство железной дороги в Казахстане, это расстояние сократилось до 2 тыс. км по Транссибирской магистрали. Росту количества составов в 2023 г. способствовало введение с китайской стороны круглосуточной системы отслеживания прохода поездов, а также новые возможности смены колесных пар на погранпереходе Алашанькоу — Достык в Казахстане.
Дополнительно увеличить транзитные показатели за счет внутрироссийских точек роста будет непросто. Нагрузка на Транссибирский маршрут, по которому проходят внутрироссийские пассажирские и грузовые перевозки, близка к предельной. Строительство второй ветки Транссиба, параллельной первой, для разведения потоков, потребует существенных финансовых вложений, даже если это будет небольшой участок от Алашанькоу до границы или от границы до Бреста.
Наращиванию транзита препятствуют и более системные факторы. Ввиду технологических расхождений на железнодорожном транспорте и других факторов, грузооборот между Европой и Китаем на 95% обеспечивается морским транспортом. Соответственно, даже при совершенствовании текущих условий, железнодорожный маршрут, предполагающий транзит по территории России, не сможет взять на себя больше 7% грузооборота между ЕС и КНР.
При этом у евразийского транзита появляются конкуренты. Европейский союз стремится задействовать для перевозок Транскаспийский маршрут, но пока не более 5% китайских грузов были перенесены на это направление. Маршрут является мультимодальным, предполагает железнодорожный транзит до Актау, перегрузку на паромы для пересечения Каспийского моря, а затем обратную перегрузку. Синхронизация паромных перегрузок с расписанием железнодорожных составов не всегда происходит достаточно быстро.
Реальную конкуренцию транзиту по территории России может составить строящийся маршрут Китай — Кыргызстан — Узбекистан. Сейчас он находится в стадии технико-экономического обоснования, но через 3–5 лет может начать полноценную работу.
Решение логистических проблем на железной дороге российские эксперты связывают с развитием Северного морского пути. Россия может получить выгоду от развития этого на трех направлениях: лоцманское сопровождение, ледокольные перевозки, обслуживание европейских и китайских контейнеровозов в северных портах. Однако решение этих задач тоже сопряжено с трудностями. Во-первых, потребуются инвестиции в северные порты. Из 15 портов только Мурманск и Сабетта сегодня отвечают современным техническим стандартам, являются достаточно глубоководными. Во-вторых, необходимо техническое совершенствование ледокольного флота. По этому направлению возможно привлечение китайских партеров.
Рациональным шагом представляется развитие всепогодного порта Зарубино с круглосуточным судозаходом. С учетом того, что Владивосток и Находка замерзают зимой, полноценная работа Зарубино позволит ускорить разгрузку, но для этого также потребуются дополнительные инвестиции.
В области железнодорожных перевозок перед Россией по-прежнему стоит задача по дальнейшей расшивке погранпереходов для наращивания двустороннего грузопотока. В 2022 г. уже был запущен поезд Москва — Чунцин, чтобы разгрузить Восточный полигон. Сегодня строится Паназиатская железная дорога, также направленная на разгрузку основных направлений. Из Забайкальска планируется строительство ветки на Таиланд. Вместе с тем есть и риски: это значит, что российские поезда будут формировать дополнительную нагрузку на внутрикитайскую сеть железных дорог.
Анна Киреева
Наиболее важный вопрос для российско-китайских отношений на текущем этапе — поиск направлений трансформации экономического сотрудничества, изменения структуры товарооборота в пользу создания совместных цепочек добавленной стоимости. Санкционные риски будут сохраняться, а инвестиции КНР в российскую экономику останутся ограниченными, но это не снимает с Москвы и Пекина задачу по стимулированию промышленной кооперации.
Сегодня есть успехи в области автомобильной промышленности — размещение производств Haval, Chery, Geely в России. С одной стороны, приход китайских сборочных предприятий в Россию — это однозначный плюс, с другой стороны — они осуществляют только конечную сборку. Этот опыт необходимо развивать и углублять взаимодействие в области машиностроения.
Другая перспективная отрасль — это газохимия. Завершение строительства Амурского газохимического комплекса, совместного предприятия СИБУР и Sinopec, позволит наладить совместное производство базовых пропиленов, а в перспективе — более сложных продуктов нефтехимии на этой базе.
Необходимость кратного увеличения товарооборота с Китаем натолкнулась на естественные ограничения Сибири и Дальнего Востока в области инфраструктуры. На Дальнем Востоке создание любых новых производств требует новых мощностей по выработке электроэнергии. Совместные российско-китайские проекты в этой области могут стать еще одним направлением развития промышленной кооперации.
Требуется изменение политики кадровой подготовки специалистов со знанием китайского языка. Сегодня отраслевые компетенции и знание Китая не всегда совпадают в учебных курсах.
Екатерина Заклязьминская
В декларации по итогам казанского саммита БРИКС страны согласовали пункт, позволяющий в некоторой степени пересмотреть зеленую повестку. Эта идея возникла у представителей развивающихся стран еще несколько лет назад, поскольку государства, взявшие на себя обязательства по зеленым программам, столкнулись с определенным трудностями по их выполнению. Глобальная зеленая повестка тормозит экономическое развитие стран глобального Юга, поэтому страны БРИКС выступают за ее адаптацию и более справедливый энергетический переход.
Одной из идей, которая не вошла в декларацию БРИКС, является предложение развитым странам Запада стать не углеродно-нейтральными, а углеродно-отрицательными, чтобы позволить странам глобального Юга достичь определенного уровня развития с использованием необходимого количество невозобновляемых ресурсов, таких как нефть и уголь.
Следование зеленой повестке можно назвать одним из факторов замедления темпов роста ВВП Китая. Страна прилагает все усилия по снижению потребления невозобновляемых ресурсов, в том числе, например, квотируется импорт угля, что ограничивает потенциал китайских промышленных компаний.
Если зеленая повестка будет адаптирована с учетом интересов стран глобального Юга, это позволить преодолеть существующие негативные последствия, связанные с замедлением экономического роста, возникшего в результате глобального тренда на энергопереход.
Владимир Портяков
Потенциальное снижение потребности Китая в нефти может стать вызовом для экономического сотрудничества Москвы и Пекина. На ближайшие годы спрос на российскую нефть падать не будет, однако, если Россия хочет развивать сотрудничество с Китаем в долгосрочной перспективе, необходимо решить главную проблему — узость российской экспортной базы.
России следует усиливать свое присутствие и продвигать свои интересы не только в северо-западных провинциях Китая, где население сокращается активнее всего, но и в других китайских регионах, где заинтересованность и потребность в российских товарах может быть ничуть не меньше.
Развитие российских приграничных территорий, где пока нет достаточных людских ресурсов и необходимой инфраструктуры — лучший способ закрепить позитивные тенденции в торговле с Китаем и искать новые направления сотрудничества.
Юрий Кулинцев
Развитие инфраструктуры является одним из центральных элементов внешнеэкономической деятельности Китая в рамках инициативы «Один пояс, один путь». Реализация инфраструктурных проектов КНР носит долгосрочный и стратегический характер, создаются новые маршруты как альтернативы существующим. Такой подход проявляется как на двустороннем, так и на многостороннем уровне.
Транспортная взаимосвязанность в Евразии — необходимое условие и важный фактор роста товарооборота России и Китая. Стороны намерены повышать эффективность трансграничной инфраструктуры, что было отмечено в Совместном заявлении лидеров стран по итогам государственного визита Си Цзиньпина в Россию в марте 2023 г. Договоренности реализуются на практике. Например, в мае 2023 г. Главное таможенное управление КНР включило порт Владивосток в список портов, через которые транзитные китайские грузы могут доставляться из северных провинций в южные.
Евразийский экономический союз не готов к открытию внутреннего рынка для товаров из КНР в рамках зоны свободной торговли (ЗСТ). Причиной этому является сложность конкуренции с китайскими поставщиками, а также риск вторичных санкций для банковского сектора. Решением может стать создание ограниченной ЗСТ для диверсификации поставок и открытия новых перспектив для поставщиков.
Перспективным направлением транспортно-логистического сотрудничества России и Китая является Северный морской путь. Экономические, такие как сокращение времени транспортировки грузов, и геополитические факторы создают большой потенциал для наращивания двусторонней торговли с использованием этого маршрута. Однако, безусловно, актуальной задачей остается развитие портов региона и флота, что может быть реализовано через привлечение дополнительных инвестиций, в том числе из Китая. Проработка программ в этой сфере должна стать необходимым направлением работы для экспертного сообщества и государственных органов в ближайшие 2–3 года.
Ма Бинь
Россия и Китай развивают кооперацию в разных сферах, и в последние годы взаимодействие носит все более стратегический характер. Вопросы трансформации мирового порядка, как и проблемы двустороннего взаимодействия обсуждаются на самом высоком уровне, в том числе лидерами стран на полях саммитов ШОС, БРИКС.
Активный рост взаимной торговли России и Китая в 2022 г. сменился снижением, обусловленным, в том числе, вызовами в финансовой сфере. Так, три крупнейших китайских банка перестали принимать платежи из России. Более того, текущие инициативы, такие как «Сила Сибири — 2», требуют более активных действий по практической реализации, поскольку темпы строительства отстают от ожидаемых.
Актуальной задачей остается развитие коммуникации между народами России и Китая. Безусловно, проводится множество конференций, развивается сотрудничество университетов, аналитических центров и организаций, однако необходимость обеспечить качественный и долгосрочный характер этого взаимодействия сохраняется. Так, в сфере туризма популярными направления для путешественников из Китая остаются Москва, Санкт-Петербург, города Дальнего Востока, однако важно развивать и новые направления. Совершенствование кооперации в разных сферах позволит улучшить взаимоотношение России и Китая, которое на сегодняшний день продолжает сохранять стабильность несмотря на глобальные изменения.
Артем Пылин
В рамках доклада рассматриваются причины повышения привлекательности Центральной Азии (ЦА) внешних игроков, прежде всего для Китая и России. Центральная Азия в последние 10–15 лет — динамично развивающийся регион, важный сегмент российского «пояса соседства», эта привлекательность определяется быстро растущим демографическим и экономическим потенциалом. Суммарное население стран ЦА превысило 79 млн человек (из которых около 35,6 млн проживало в Узбекистане), а совокупный ВВП — 456 млрд долл.; с 2012 по 2023 гг. темпы прироста ВВП в ЦА составили в среднем 4,3%, значительно превысив мировые (3,2%). Этот потенциал региона и для России, и для Китая лежит в основе развития тесных внешнеэкономических связей с центральноазиатскими странами.
Странам Центральной Азии Россия представляется важным партнером по двум основным каналам: торговля товарами и трансграничные переводы из России, на которые приходится в среднем 11% ВВП стран региона. Торговля услугами и иностранными инвестициями из России пока отстает от этих показателей. Подобная структура взаимодействия Российской Федерации с ЦА, сложившаяся на момент начала санкционного давления на Россию, во многом определила динамику последующего развития внешнеэкономических связей с этими странами в 2022–2024 гг.
Сейчас республики ЦА выступают во многом в качестве посредников при параллельном импорте, стран для релокации, партнеров по развитию средне- и высокотехнологичных производств, звеньев в формировании обновленных международных транспортных коридоров. В октябре 2022 г. состоялся первый в истории саммит в формате Россия — Центральная Азия. Все это демонстрирует усиление взаимодействия на межгосударственном треке. Так, Казахстан стал крупным торговым хабом для поставки определенных категорий товаров в Россию — это прежде всего высокотехнологичные товары. В целом данная товарная группа за последние два года выросла более чем в пять раз (с 471 млн долл. до 2,6 млрд долл.).
На этом фоне происходило усиление инвестиционного взаимодействия России со странами Центральной Азии. После введения санкций Россия утратила возможность работать на европейских рынках, и российский бизнес устремил свое внимание в страны Центральной Азии. Совокупный объем прямых иностранных инвестиций, накопленных из России в страны Центральной Азии, составил почти 24 млрд долл. И здесь Россия реализует 136 крупных инвестиционных проекта.
Российский бизнес в ЦА привлекает относительно невысокая стоимость рабочей силы. Инвесторы традиционно проявляют наибольший интерес к отраслям нефти и газа добычи, добычи металлов, химической промышленности; начинают развиваться новые формы взаимодействия в электронной коммерции. В частности, российские компании Ozon, Wildberries инвестируют в строительство логистических центров в Казахстане. Кроме того, в 2022–2023 гг. Казахстан и Узбекистан были одними из наиболее привлекательных государств для релокации компаний из России, что фиксируют данные о росте совместных предприятий с российским капиталом на территории этих стран. Это обусловлено благоприятным инвестиционным климатом и льготным режимом налогообложения.
Ожидается сохранение тренда на усиление экономического взаимодействия России со странами Центральной Азии. При этом пиковые значения, которые наблюдались в 2022–2023 гг., будут снижаться за счет заполнения рыночных ниш, усиления вторичных санкций.
Для России Центральная Азия важна как источник трудовых ресурсов для нужд российской экономики. По данным Международной организации по миграции, в России насчитывается 11,5 млн международных мигрантов, и 90% потоков трудовых мигрантов в Россию формируется гражданами Узбекистана, Таджикистана и Кыргызстана. Значимость этого канала взаимодействия возрастает из-за роста дефицита рабочей силы в России, он может составить свыше четырех млн человек (4,8 млн). При этом зафиксировано снижение притока мигрантов из стран ЦА за 2023 г. Это обусловлено падением курса рубля, ужесточением миграционного законодательства Российской Федерации, формированием альтернативных миграционных и сменой приоритетов экономической политики в странах ЦА. Центральноазиатские правительства понимают свою уязвимость в качестве экспортеров рабочей силы и принимают меры, направленные на экономическую диверсификацию, в том числе диверсификацию маршрутов трудовых мигрантов из региона.
Торговые отношения в последние годы носили неустойчивый характер. Наблюдался существенный рост экспорта в Россию из Узбекистана и Кыргызстана, в то время как в импорте происходила скорее стагнация либо снижение доли России в импорте этих стран, прежде всего за счет вытеснения российских товаров китайской продукцией.
Одна из наиболее перспективных сфер взаимодействия — промышленная кооперация России и стран Центральной Азии. В Докладе указан такой способ взаимодействия в этом направлении, как производственный аутсорсинг, то есть размещение заказов для нужд российской промышленности на предприятиях стран региона. Эффективным также является создание совместных промышленных зон (такой опыт уже имеется с Узбекистаном).
Необходимо учитывать не только те достижения, которые наблюдаем по усилению этого взаимодействия, но и проблемы, которые связаны с усилением санкционного давления Запада, с растущими рисками введения вторичных санкций и с усилением конкуренции. Помимо России и Китая, пристальное внимание этому региону уделяет
Интерес к ЦА имеют Европейский союз, США, Япония, Южная Корея. На фоне относительно слабого технологического, инновационного потенциала, зависимости от западных инвестиций и технологий страны Центральной Азии будут стремиться сохранить свою многовекторность. Геоэкономическая фрагментация, которая набирает обороты в мировой экономике обходит стороной страны ЦА. Несмотря на то, что предпринимаются попытки заставить их определиться касательно блока, к которому они принадлежат, страны Центральной Азии будут стремиться сохранить за собой и функции моста в развитии взаимодействия с Россией и, связи с другими регионами.
В данный момент ставится задача превращения ЕАЭС в один из полюсов вот большого евразийского партнерства (БЕП), но с учетом сравнительной слабости прежде всего экономического и демографического потенциала ЕАЭС по сравнению с другими полюсами Евразии, требуется делать упор на гибкие, разнообразные форматы с учетом специфики многочисленных стран материка, интересов России, ее партнеров как внутри региона, так и за его пределами.
Создание полноценной зоны свободной торговли между ЕАЭС и Китаем, открытие, либерализация рынка ЕАЭС для КНР могут нести существенные риски для экономик стран-участниц. Тем не менее соглашение 2018 г. нуждается в пересмотре, и вариант ограниченной либерализации торговли ЕАЭС и Китая соответствовал бы интересам стран — членов ЕАЭС. Необходимо при этом учитывать процессы, которые происходят в мировой экономике в целом. Мир постепенно отходит от таких классических форм международной интеграции (зон свободной торговли, таможенных союзов) в сторону проектной составляющей, которая несет меньше рисков и направлена на реализацию задач в конкретных сферах экономики.
Александр Королев
ЗСТ ЕАЭС — КНР остается пока «опасным» вопросом для реализации. Китайский экспорт составил 53 % импорта всего ЕАЭС — это критический показатель. И если это будет не стандартная ЗСТ, а ЗСТ+ (ЗСТ-extra), с упоминанием правил происхождения товаров, согласованием экологических стандартов, зависимость будет еще более критической, и от нее нельзя будет легко отказаться.
Оптимальная стратегия — аккуратно переходить на обсуждение конкретных аспектов сопряжения: транспорт, промкооперация, технологический суверенитет и др. О таких форматах в том числе говорил Си Цзиньпин на саммите БРИКС.
Торгово-экономическое соглашение 2018 г. между ЕАЭС и Китаем является по сути политической декларацией, на основе которой очень трудно построить привилегированный диалог в сфере экономики. Но если берем отдельные, двусторонние форматы, то, возможно, России и Китаю имеет смысл рассмотреть секторальные ЗСТ по инвестиционным услугам, телекоммуникациям, логистике. Без этого заключение ЗСТ с Китаем с точки зрения российских интересов бессмысленно в долгосрочной перспективе.
В области финансовой интеграции можно идти по пути БРИКС и предлагать различные трансграничные системы платежей. Но это расчет на долгосрочную перспективу, а торговать нужно здесь и сейчас. Никто не будет ждать 20–30 лет до появления синхронизированной системы платежей. Естественно, речь не идет про единую валюту. Это именно унификация единых систем платежей и систем передачи финансовых сообщений (СПФС), но ЕАЭС с третьими партнерами это реализовывать крайне тяжело. Уже сейчас есть китайский CIPS (Cross-border Interbank Payment System), различные индийские форматы, однако внешние партнеры не готовы гармонизировать, унифицировать, опять же, по причине вторичных санкций. Например, китайские крупные банки полностью отказались от сотрудничества с Россией — это в том числе некоторые банки, которые до этого наиболее активно взаимодействовали с российской юрисдикцией.
Предлагается два механизма. Первый — бартерная торговля (например, Россия экспортирует чечевицу, а в обратном пути получает мандарины). Это, тем не менее, не суверенитет-образующая схема, она не совсем привлекательна, однако в процессе можно создавать различные биржевые механизмы.
Второй механизм — создание банков второго контура. Не у всех банков-партнеров есть корреспондентские счета в евро и долларах. У многих маленьких, в том числе китайских приграничных банков, есть корсчета только в юанях или рублях. Имеет смысл делать ставку на такие банки, потому что они менее амбициозны и менее уязвимы перед надзорными органами США и ЕС. Риски попасть под вторичные санкции минимальны. В приграничных зонах (России, Казахстана, Китая) такие банки получают прибыль за счет параллельных схем импорта и квази-бартера. Можно вспомнить иранскую схему обхода санкций по системе «хавала».
Проект «Север — Юг» не имеет большого потенциала развития по политическим, торгово-экономическим и логистическим причинам. Проект обсуждается 20 лет безрезультатно. Применительно к Ирану нужно на высшем уровне договариваться о предоставлении России возможностей инвестирования в иранские вагоны и железнодорожную инфраструктуру, добиваться повсеместного перехода Ирана на колею 15/20. Сфера железнодорожных перевозок в Иране закрытая, но у страны нет средств на ее развитие и есть колоссальные проблемы железнодорожным трафиком. Возможно, имеет смысл создать железнодорожный консорциум с Ираном и Азербайджаном, используя деньги и лоббистские усилия азербайджанской диаспоры в России. Всё это необходимо учесть, чтобы открыть новые перспективы для проекта «Север — Юг».
Елена Кузьмина
У Казахстана сейчас самая жесткая программа в части «зеленой повестки», и в некоторой степени она навязана крупнейшими европейскими торговыми партнерами Казахстана. Во всех остальных странах это законодательство тоже есть, но оно развито в разы меньше, чем у крупнейшей экономики региона. На сегодняшний день всем странам региона своя модернизированная «зеленая» программа точно так же необходима. Это связано это с очень серьезными вопросами тепло- и энергоснабжения, которые являются слабым звеном центральноазиатских экономик.
Сейчас Казахстан приступает к реализации намеченных планов строительства трех ТЭЦ в северной части страны, это происходит в том числе с помощью российских инвестиций и специалистов. Современное высокотехнологичное производство становится все более энергозатратным, даже в случаи некоторых финансовых сферах.
В Казахстане стоит вопрос об атомной энергетике, там недавно прошел референдум, и население согласилось на строительство атомной электростанции. Президент К.-Ж. Токаев заявил, что строительство АЭС будет реализовано международным консорциумом. Этот консорциум однозначно будет российско-китайский. Во-первых, такой опыт уже имеется, подобный консорциум есть на территории Китая. Во-вторых, французские специалисты обычно не работают в консорциумах, а США последние несколько десятилетий не строят атомные станции и, несмотря на заявления, не работают в этой сфере в реальности.
Для социально-экономической стабильности в Центральной Азии необходима региональная безопасность, в том числе в вопросах водного обеспечения. Здесь у России и Китая есть как конкурирующие, так и совпадающие интересы. Вполне можно найти точки соприкосновения, причем речь идет не только о строительстве или модернизации ирригационных систем, но и о рекультивации земель, очищении подземных вод. Особенно это актуально, учитывая, что часть рек ЦА идет по территории трех и более стран, включая Россию и Китай.
Касательно транспортной коммуникации, Транскаспийский международный транспортный маршрут (ТМТМ) во многом ограничен, в первую очередь географическими лимитами, поскольку Каспийское озеро не позволяет до бесконечности увеличивать перевозки. Одновременно разрабатываются пути по направлениям Север — Юг и Восток — Запад. Например, Евразийский агроэкспресс, осуществляемый ЕАЭС совместно с Узбекистаном, проходит именно по восточному треку. В функционировании агроэкспресса, по которому происходит перевозка агропродукции, заинтересованы Индия, Афганистан, Иран.
В развитии и расширении обоих направлений (Север — Юг и Восток —Запад) заинтересован Китай. Сейчас строится несколько новых веток. Именно здесь идет сопряжение ОПОП, БЕП и различных проектов ЕАЭС. Отдельных специальных инициатив в рамках такого сопряжения пока не существует, но национальные и многосторонние проекты, которые напрямую не относятся к этому формату, фактически способствуют взаимодействию сторон в таком ключе.
Юлия Мельникова
На протяжении нескольких десятилетий взаимодействие России со странами Центральной Азии осуществлялось в контексте общей политики страны на пространстве «ближнего зарубежья». В последние пять лет можно говорить об изменении подхода Москвы: страны региона получают более подчеркнутое, самостоятельное внимание, в том числе в контексте формирования Евразийского региона.
В Концепции внешней политики России 2023 г. Большая Евразия обозначена как третий региональный приоритет, при этом частью этого пространства, в соответствии с документом, выступают также Индия и Китай. Изменение структуры региона предполагает разработку нового подхода к его политической и экономической организации.
Российская стратегия формирования Большой Евразии пока не артикулирована до конца, но уже сегодня можно отчетливо выделить два ее измерения: это концепция Большого Евразийского партнерства, разрабатываемая с 2015 г., и идея «архитектуры евразийской безопасности», появившаяся в 2024 г., которые формируют связку «развитие — безопасность».
Евразийская безопасность не сможет быть построена по классической модели обеспечения безопасности, на которой основана, например, деятельность НАТО. В Евразии жесткие обязательства невозможны из-за сложностей в отношениях между странами региона, например, Индией и Китаем, Индией и Пакистаном.
Архитектура безопасности в Центральной Азии и Евразии может иметь трехступенчатую структуру. На первом уровне находятся двусторонние договоры о военно-политическом сотрудничестве, которые Россия уже заключила со странами региона, а также двустороннее взаимодействие как таковое. Второй уровень представлен многосторонним взаимодействием в рамках ОДКБ. Это работа по укреплению мер доверия среди участников объединения и обеспечению коллективной безопасности. Наконец, третий уровень предполагает включение в архитектуру евразийской безопасности ШОС.
Сегодня отсутствует чёткое разделение полномочий между ОДКБ и ШОС, они воспринимаются как институты со схожими функциями, поскольку повестка дня ШОС остается расплывчатой. Вместе с тем у организаций различные компетенции, а следовательно — должны быть разные задачи. ОДКБ может оставаться гарантом классической безопасности для государств-участниц (проведение совместных учений, обмен информацией), взять на себя функцию противодействия конвенциональным вызовам. ШОС, в свою очередь, может специализироваться как на противодействии вызовам нетрадиционной безопасности, противостоянии «трем силам зла», так и на формировании «устойчивой безопасности» в Евразии.
Географическое и функциональное расширение ШОС требует проработки общего видения новой роли этой организации. Решение рассматриваемой проблемы должно быть отражено в доктринальных и декларативных документах. Россия должна принять участие в масштабировании портфолио этой организации и отразить текущие изменения в области безопасности в Евразии. При этом взаимное доверие стран-участниц будет расти при наличии общих практик в таких нетрадиционных сферах как энергетическая, продовольственная, экологическая безопасность.
Сюй Чанчжи
Стратегическое значение Центральной Азии в международных процессах постепенно растет. Государства региона проводят все более самостоятельную политику, но также стремятся к улучшению отношений с соседями по региону, в том числе в рамках региональных интеграционных процессов.
Крупные державы и международные организации уделяют Центральной Азии все больше внимания. В рамках форматов «5+1» у государств региона появляется возможность на равных взаимодействовать с ключевыми международными игроками, продвигать собственные концепции развития региона, отстаивать свои национальные интересы, усиливать переговорную позицию.
Стратегия КНР в Центральной Азии в новую эпоху имеет четкие очертания и наполнена конкретным содержанием. Она состоит из трех элементов: а) запущенного в январе 2022 г. строительства сообщества единой судьбы между Китаем и странами Центральной Азии, б) взаимодействия в рамках инициативы «Один пояс, один путь» и в) всеобъемлющих стратегических партнерств на двусторонней основе.
Мир нуждается в процветающей и гармоничной Центральной Азии, что также предполагает развитие региональной связанности на этом пространстве. Партнеры региона должны оказывать содействие решению этих задач, поддерживать стремление стран региона к проведению «многовекторной» внешней политики, развитию дружественных отношений с различными партнерами. Эта установка лежит в основе политики Китая в регионе.
ШОС выступает для Китая в качестве многосторонней платформы для взаимодействия со странами Центральной Азии и с крупными евразийскими государствами. На данный момент организация сталкивается с растущим количеством внутренних и внешних вызовов. Основную внешнюю угрозу представляет собой возвращение в международные отношения «менталитета холодной войны», использование Западом своего военного и технологического превосходства для укрепления гегемонии, двойного сдерживания России и Китая. Конфликт вокруг Украины также оказал значительное влияние на формирование новой архитектуры безопасности в Евразии.
В развитии как ШОС, так и БРИКС необходимо учитывать, что исторический опыт показывает, что в основе успешной деятельности международных организаций лежит соответствие их внутренней структуры задачам. Для ШОС важна внутренняя сплоченность, культурная общность, толерантность. В этом смысле ШОС должна поддерживать создание механизмов «5+1» между странами Центральной Азии с другими державами. Необходимо отстаивать ключевое положение региона в организации.
ШОС также может представлять собой пространство «устойчивой безопасности», играть важную роль в обеспечении безопасности в Центральной Азии и создании на ее основе условий для развития Евразии. ШОС не должна создавать наднациональные институты, но неукоснительно соблюдать принцип национального суверенитета. Также требуется изменение механизма принятия решений, чтобы избежать «замораживания» важных вопросов на повестке дня. Для этого должны появиться механизмы голосования, при которых решения применяются большинством голосов, а не консенсусом.
Сюэ Фуци
В Китае с самого начала тематических переговоров присутствовало понимание, что создание зоны свободной торговли между ЕАЭС и КНР — длительный и сложный процесс. Еще в 2015 г., когда началась проработка «сопряжения» программ развития игроков, было понятно, что национальные интересы в этом процессе невозможно вынести за скобки.
Китай понимает, что страны Центральной Азии — это исторически традиционные партнеры России. Отношения КНР с регионом начали развиваться около 30 лет назад, но уже сегодня успешно функционирует формат «5+1». Тем не менее усиление Центральной Азии как части глобального Юга — общий долгосрочный интерес для России и Китая, потому что укрепление стран мирового большинства — предпосылка трансформации глобальной системы в целом.
Соответственно, развитие отношений со странами Центральной Азии для России и Китая требует учета национальных интересов стран-партнеров. В частности, целесообразно развивать такие направления как промышленная кооперация, использование проектного подхода, сохранение гибкости в решении задач.
Несмотря на высокие темпы экономического роста, в Центральной Азии определенно наблюдается дефицит развития в некоторых сферах, поэтому Китай уже сегодня применяет проектный подход для решения задач развития региона, предлагает промышленные и инфраструктурные проекты. Россия и Китай могли бы параллельно развивать подобные проекты, содействуя развитию региона.
Многовекторность внешней политики стран региона — это данность, с которой нужно считаться, и которую, может быть, нужно приветствовать, поскольку страны Центральной Азии видят в этом способ продвижения национальных интересов.