Когда-то город Ивано-Франковск, переименованный в 1962 году в честь писателя и общественного деятеля Ивана Франко, неоднократно здесь бывавшего и творившего, являлся одним из важных центров Прикарпатского военного округа. Тут квартировала 38-я общевойсковая армия, и дети советских офицеров учились в русской школе — вместе с отпрысками представителей других ведомств.
Городские легенды до сих пор очень неохотно рассказывают, как представители этой касты держали в ежовых рукавицах учеников из обычных, «гражданских» школ, где преподавали на мове. В драке их одолеть не мог никто, да и сами по себе они были представителями огромной силы, против которой дергаться все боялись.
Так что вполне можно допустить, что в окружении нынешнего мэра Ивано-Франковска Руслана Марцинкива кто-то в свои школьные годы не раз получал по голове от русскоязычных сверстников и отдавал им деньги, выданные мамой на мороженое. И креативная идея выпустить на улицы города «языковых инспекторов» объясняется именно этим — уже с понедельника они начнут работу.
Шефу, которому судьба поначалу определила учиться в провинциальной черниговской Бобровице, всё это преподнесли как прекрасную пиар-акцию — активисты ведь не просто будут цепляться к людям, а делать это как «Команда Марцинкива». Впрочем, как выходец из расово верной западноукраинской семьи, он, так или иначе, является носителем мощного комплекса неполноценности.
И когда мовный патруль приступит к выискиванию во Франковске «языка врага», это станет повторением старой истории о том, как нищие и босоногие жители прикарпатских сёл вдруг стали важными горожанами и носителями «эталонной украинской культуры». Ведь на «языке врага» в польском городе Stanislawów когда-то говорило подавляющее большинство населения, поскольку состояло оно из евреев и поляков.
В 1939 году в Станиславуве проживало более 68 тысяч жителей, после Львова он был вторым по величине в Восточной Малопольше. Вторая всеобщая перепись населения 1931 г. сообщает, что на тогдашние 60 тыс. населения приходилось 26 187 поляков и почти 23 тыс. евреев — без малого 83%. И в дальнейшем население прирастало в основном за их счет. А еще в городе жили 1332 немца — они присутствовали тогда в любом городе региона, и во всех них более двух третей составляли три указанных национальности.
Что же касается предков Марцинкива, то в их отношении было не всё так однозначно.
Польская статистика четко разделяла собственно украинцев, которых в столице воеводства было 5553 человека, русинов (3804) и русских — их тоже набралось около полусотни. Кроме того, имелись еще гуцулы, которые себя и сами считали отдельным народом. Но универсальное правило работало всегда: чем больше город (а «большие» — это более 20 тыс. населения) — тем меньше в нем украинцев.
Стихией последних было неасфальтированное село, в котором жило подавляющее большинство жителей Станиславского воеводства — 930 тысяч. Всего же более миллиона из 1,48 млн обитателей воеводства назвали переписчикам своими родными языками украинский и русинский.
Эти люди, надев на себя всё самое лучшее, приезжали в города только на базар, и фотографии 20-х годов демонстрируют сочный местный колорит. Вышитые сорочки, тяжелые юбки у женщин. Соломенные и валяные шляпы, гуцульские жилетки-«кептары», домотканные белые штаны и трубки-«файки» у мужчин.
При этом почти все босые.
Нынче одно из любимых развлечений жителей Западной Украины — постить фото чумазых русских мужиков в лаптях в сравнении с нарядными горожанами в костюмах из Тарнополя или того же Станиславува. Но если взять фото реальных украинцев, то лапотные дядьки уже не выглядят так смешно — у них по крайней мере есть обувь. А в городской одежде на самом деле ходила «титульная нация» — поляки.
Базар в Надворной — украинские жители региона Покутье прибыли в город.
И угнетенное нищее большинство, живущее примитивным хозяйством, остро чувствовало свою второсортность в Речи Посполитой.
По данным военных властей, в 1936 году террористическая ОУН* провела в Станиславском воеводстве 331 акцию, при этом в Тарнопольском — 246, а во Львовском лишь 88. Перечислять их нет смысла, достаточно лишь отметить, что все они были не только антипольские (что объясняло бы протест против государства), но и антиееврейские.
А в сентябре 1939 года, как любят подчеркнуть польские историки, «национальные меньшинства ударили в спину». Пока жолнеры отбивались от немцев и убегали от Красной армии, по ним стреляли из кустов, нападали на машины, были даже такие акции, как попытка захватить в Станиславуве вокзал.
Советскую власть тогда, в 1939–1940 гг., местные украинцы (будем для удобства их называть одним именем) с удовольствием использовали для того, чтобы решить «польский вопрос». При немцах его уже закрыли окончательно, как и вопрос еврейский, — массовыми убийствами и грабежом еврейских домов в уже бывшей Восточной Малопольше занимались не нацисты, а местные украинцы, на добровольной основе.
А в первых рядах всегда шли оуновцы, для которых этнические чистки регионов, которые они считали своими, раз и навсегда стали приоритетной задачей.
В июле 1944 года, когда вышел приказ Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР об освобождении Станислава, он уже был «украинским» — благодаря системному уничтожению всяческих следов присутствия поляков и евреев. Их квартиры заняли босоногие жители села, напялившие на себя хозяйские пиджаки и платья.
Годы в составе советской Украины же были потрачены на то, чтобы та разница, которую когда-то видели польские переписчики, стерлась — все стали украинцами, а после 1991 года — украинцами даже без полутонов. Хотя сам Иван Франко таковым себя не считал — он был русином и свой знаменитый вирш «В дорогу!» написал на русинском — с которого стихи потом перевели на украинский.
Такого языка, считай, уже нет, да и по всей Западной Украине следы столетиями живших здесь народов истёрты с не меньшим старанием, чем статуи Ильича.
Замки польских магнатов и когда-то богатые фольварки лежат в руинах, костёлы заколочены, осыпаясь вовнутрь себя. А где те синагоги и еврейские кладбища с исписанными на идише надгробиями? Их вообще не сыскать днем с огнем. Только то, что находится под непосредственной охраной современного польского государства, более-менее сохранилось.
По результатам переписи 2001 года, в Ивано-Франковской области, сохранившейся практически в тех же границах Станиславского воеводства, проживали 0,1% поляков и 0,03% евреев.
По некоторым данным, к 1938 г. еврейская община Станиславува стала первой по численности.
Но нет сомнений: если бы коренные народы этой земли сохранились — за ними бы тоже пришли мовные активисты. Их бы тоже ломали силой, заставляя отречься от веры предков, запрещали бы традиционные праздники, валили памятники и принуждали стать расово верными украинцами. Просто тех, кого уничтожили и изгнали, заместили другие люди, рядом с которыми всегда остававшиеся в душе босоногими селяне тоже всю жизнь чувствовали себя второсортными.
Незабываемой стала беседа с одним из местных подвижников украинства еще в относительно спокойной середине двухтысячных. Он безо всякого сомнения утверждал, что заложенный советской властью в 1940 году (тогда еще будущий) госуниверситет им. Стефаника, им оконченный, «построили наши деды». В то самое время, пока «оккупанты» только и делали, что угнетали всё украинское.
У меня теперь почти нет сомнений, что он тоже хотя бы пару раз получил по голове от учеников русской школы.
И как-то само собой получается, что вся история Станиславува — Станислава — Ивано-Франковска стоит на одном: неспособное ни к какому созиданию местное большинство со злобой и завистью смотрит, как кто-то другой строит и развивает город. Придумывает что-то новое. Видит вширь и вглубь. Этот кто-то всегда умнее и сильнее, он такой, каким этим людям не стать никогда.
Поэтому самый для них правильный и логичный выбор — уничтожить тех, кто лучше, чтобы ничто не напоминало об их собственном ничтожестве. Стереть все следы их пребывания. Запретить даже упоминание о том, что кто-то когда-то воздвиг ратушу и площадь Рынок, Коллегиальный костел, в котором нынче краеведческий музей, и иезуитский собор Воскресения Христова в стиле австро-баварского барокко с элементами классицизма. Построил университет, театр, аэропорт, нефтехимическую отрасль, наконец.
То ли дело снести исторический комплекс австрийско-польских казарм в центре города и построить там бетонный жилкомплекс.
Мэр Марцинкив недаром акцентировал внимание, что усилия «мовных патрулей» будут направлены в первую очередь на переселенцев, которые говорят «на языке врага». Ведь эти люди, как правило, отлично помнят, откуда что взялось и благодаря кому западноукраинская культура неожиданно даже для себя стала городской. А лучший способ заставить их замолчать — уничтожить. На данном этапе хотя бы морально.
Так что, когда истинный патриот Украины стонет об оккупации, истреблении национальной культуры, лингвоциде, этноциде и геноциде, он на самом деле говорит с глубоким пониманием вопроса. Поскольку какими бы плохими ни были поляки, немцы и советская власть, украинский патриот всегда находил возможность быть ещё хуже.
*признана экстремистской и запрещена в России