Острым клином врезается гладкий черный станок сцены в зрительный зал. Часть кресел в партере убрали, чтобы освободить место для уличного фонаря. Под ним неподвижная фигура в долгополой солдатской шинели. Голова перебинтована, лицо изуродовано. Всяк входящий сперва шарахается, но, приглядевшись, узнает героя. Генерал Хлудов-вешатель. А в глубине сцены наверху — длинный ряд серых мешков с телами повешенных. Так начинается спектакль «Восемь снов», премьера которого состоялась недавно в Малом драматическом театре. В финале мешки рухнут вниз и превратятся в гору серых зэковских ватников.
ФОТО Kilyan Sockalingum on Unsplash
Михаил Булгаков начал работу над пьесой «Бег» в 1926 году, по горячим следам Гражданской войны. Текст ему пришлось неоднократно переделывать, сокращать, дописывать, смягчать — вплоть до 1937‑го. Тогда ни поставить, ни опубликовать не удалось. Режиссер Яна Тумина для МДТ сделала свой вариант, выбрав в качестве названия авторский подзаголовок — «Восемь снов» и обозначив жанр — сюрреалистическая трагикомедия. Картины, навеянные историческими событиями начала прошлого века, порой столь невероятны, что в страшном сне не привидится. Скитания разношерстной компании по маршруту Петербург, Таврия, Крым, Константинополь, Париж в спектакле комментирует персонаж, у Булгакова отсутствующий, — Кибердева. Это не фамилия, как можно подумать, это специальность. Лицо девы (Надежда Некрасова) время от времени высвечивается на плазменном экране, изображение вибрирует, расплывается, как во сне, но цель этой, условно говоря, Алисы, — не себя показать, а донести до сознания публики необходимую информацию.
А на сцене в снах, кошмарах, горячечном бреду персонажей всплывают обрывки прошлого и будущего. И зеленая настольная лампа с ворохом книг — мечта о доме на Караванной, и красноречивый вестовой Крапилин — неотвязный собеседник Хлудова, и допросы в контрразведке, и тараканьи бега…
Статья по теме:
Персонажи возникают, словно из другой реальности, и исчезают, то растворяясь во тьме, то проваливаясь в трюм, что под планшетом, так схожим со скользкой палубой корабля. В героях тоже немало призрачного. Серафима (Екатерина Тарасова) — тень петербургской дамы, эфемерное создание, она почти парит над сценой, «дыша духами и туманами», до той поры, пока не вернется с лепешкой и бутылкой вина из похода в веселый квартал Константинополя. Тут сны споткнутся о грубую реальность… Приват-доцент Голубков (Евгений Шолков) тоже не от мира сего. Рыцарь Серафимы не случайно сын философа-идеалиста. Петербургская пара родом из Серебряного века выглядит нелепо и нереально в компании разбойников и атаманов.
Из самого мучительного сна — Хлудов, более похожий на кибермонстра, чем на живого человека. Собственное лицо он обнажит лишь перед самоубийством, а на протяжении всего спектакля лицо скрывает страшная маска, а сам он существует в болезненном раздвоении. Не всем придется по душе такое решение образа генерала. У кого‑то на памяти трагический Черкасов из александринского «Бега» 1950‑х, кто‑то не может забыть сумасшедшие глаза Владислава Дворжецкого из фильма… Но есть и другие свидетельства. Александр Вертинский вспоминал о прототипе Хлудова, генерале Слащеве: «Меня поразило лицо. Длинная, белая, смертельно белая маска… Его лицо дергалось. Он кусал губы и чуть‑чуть раскачивался». В «Восьми снах» это воспроизведено почти буквально, да еще усилено голосом и пластикой. Ярославу Дяченко, конечно, приходится трудно, зато какое облегчение содрать с головы маску и покаянно обнажить лицо — перед финалом.
Есть в спектакле и персонажи, умудряющиеся крепко стоять на ногах. Товарищ министра Корзухин в исполнении Сергея Власова важен и непотопляем, ему не страшны полоумные генералы, что бушуют вокруг. Он не моргнув глазом мать родную продаст, не то что Родину и жену. Есть, конечно, и в его натуре романтические струны, но всколыхнуть их может только такая вулканическая личность, как лихой казак Чарнота. Герой Артура Козина, несмотря на буйный нрав, горящий глаз ценителя прекрасного пола и упоение в бою, — житейской трезвости не лишен. Он из того же теста, что Рогожин, Ноздрев, толстовский Долохов. Он человек крайностей. Не раз повторит: «Я без револьвера жить не могу!». Но его прощание с красавицей Люськой (Екатерина Клеопина) обезоруживает нежностью и отчаянием. А расставаясь с товарищем по оружию генералом Хлудовым, ему даже сочувствует, предвидя неизбежное «Аз воздам!».
Яна Тумина за последние лет десять уверенно вошла в группу лидеров театральной режиссуры. Мастерица на все руки, сценограф, педагог, оригинальный постановщик драматических и кукольных спектаклей, автор социокультурных проектов, она пришлась ко двору в МДТ — Театре Европы. Уже третью премьеру выпустила. Ей свойственно глубоко погружаться в мир героев, тонко выстраивать среду обитания и создавать неповторимую сценическую атмосферу. В зачитанной до дыр пьесе Булгакова она вскрыла пласты, ранее незамеченные, помогла актерам по‑новому распознать характеры. «Бег» не случайно уступил место в названии «Восьми снам». (Булгаков, кстати, тоже колебался, не раз меняя название пьесы. А жанр снов у него чуть не в каждом романе и в половине пьес.) Собственно бега в спектакле нет. Это не бег и не побег, это тщета и суета, за которые дорого заплачено. Корабль истории замер на вечном приколе. Бесплодное движение во времени и пространстве — тяжелый сон, стряхнуть который мало кому удается. Это ясно даже Хлудову. Устав от маски палача, в гневе на самого себя, он давит в руках будильник, вырвав из него пружину.
Читайте также:
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 201 (7777) от 24.10.2024 под заголовком «Булгаков. Во сне и наяву».