Как родилась идея фильма об одной из старейших российских тюрем? В каких условиях проходили съемки и какие меры безопасности приходилось соблюдать в процессе работы? Об этом и многом другом – в эксклюзивном интервью с режиссером документальной ленты "Кресты" Ангелиной Голиковой.
Когда режиссер Ангелина Голикова задумалась о создании фильма "Кресты" о внутренней жизни одной из самых известных тюрем страны, эта идея уже словно витала в воздухе. Тема острая, актуальная, но при этом совершенно закрытая для подавляющего большинства россиян. В эксклюзивном интервью медиаплатформе "Смотрим" Ангелина рассказала, почему съемки пришлось проводить в несколько этапов, какие меры безопасности соблюдались в процессе работы и будет ли у этой истории продолжение.
- Почему темой фильма выбраны Кресты, и как возникла идея снимать картину о тюрьме?
- Ни для кого не секрет, что продюсеры, сценаристы снимают в Крестах давно: там был снят один из эпизодов картины "Георгий Жженов. Русский крест", и эти кадры я видела. Понятно, что сумасшедшая фактура и история самой тюрьмы, конечно, отличается, у нас таких тюрем немного. Однажды я ехала на "Сапсане" и увидела Новые Кресты, их видно, когда ты подъезжаешь к Петербургу. И я подумала, что это какой-то научный центр или больница. Спросила у женщины рядом, она ответила: "Это тюрьма". Я говорю: "Подождите, тюрьма – это Кресты, они находятся в центре города". И все. Дальше мы созвонились с продюсером Марией Финкельштейн, а к ней в этот же момент ФСИН обратился с предложением снять что-то о тюрьмах. Это уже назревало, было понятно, что никаких фильмов не выходит на эту тему, людям хочется гласности. Вот так все сошлось, и съемки организовались очень стремительно. У меня все время спрашивают – было сложно туда попасть? Да, это непросто. Это следственный изолятор, один из самых серьезных, строгих, и люди там сидят непростые. Но ФСИН пошел нам навстречу.
- Что для вас было важнее – исследовать историю Крестов или современное российское общество?
- Когда мы задумывали эту картину, то понимали, что одно без другого не работает. Соответственно, без истории, без того, что происходило в этой тюрьме в разные периоды времени, невозможно то, что происходит сегодня. Сравнения, ассоциации, совпадения событий прошлого с тем, что происходит сейчас, – благодаря этому и появляется конфликт в картине. Я хотела как автор снимать всех героев внутри тюрьмы, поэтому съемки длились не один съемочный период: нам пришлось его разделить на несколько частей. Нужно было дождаться, пока случится переезд, и снять всю актуальную жизнь в тюрьме. Потом переезд состоялся, и только тогда мы смогли туда привести некоторых героев. Прогуливаться по тюрьме и записывать там интервью в тот момент, когда там сидят люди, невозможно.
- Какие открытия вы сделали для себя в процессе работы над фильмом?
- Я могу сказать, что некая романтика преступной жизни, конечно, очень быстро проходит, когда ты попадаешь внутрь. Очень страшно за молодых людей, которые попадают туда в первый раз и отбывают наказание. Ты понимаешь, что процент тех, кого ждет счастливое будущее после выхода из тюрьмы, очень мал. Но это не открытие. Тут, наверное, ты больше убеждаешься в том, что есть. К сожалению, даже среди тех, кого я снимала, были примеры людей, которые вышли, попали в такую же среду и погибли уже после освобождения. Конечно, вернуться к нормальной жизни очень тяжело. И сотрудники ФСИН понимают, что выпускают людей, по сути, в пустоту – то есть процесса адаптации нет. Со своей стороны, наверное, меньше начинаешь осуждать, потому что настолько тонкая грань между миром вне и миром внутри.
- Присутствовал ли страх, и какие меры безопасности соблюдались в процессе съемок?
- Страха не было. При этом охранники в тюрьме не носят оружие, а подследственные без наручников ходят рядом с тобой. Понятно, что в изоляторе сидит очень много людей, и все должны погулять, кто-то идет к адвокату, кто-то на свидание... И постоянное движение – в тюрьме не бывает пустых коридоров. Так или иначе, ты все равно сталкиваешься с теми, кто не просто так в тюрьму попал. Понятно, что мы специально не искали серийных убийц и не шли к ним в камеру, не за этим было сделано кино. Все-таки меня интересовал другой срез общества – люди думающие. Но какая тут безопасность? Все на твоей совести. Тебя, конечно, предупреждают, что ты должен быть начеку, как и все сотрудники. Бывший начальник как раз говорит, что они сами порой забывают, где находятся. Это ощущение опасности проходит через некоторое время, и, наверное, во время переезда я максимально ощутила, среди какого контингента нахожусь. Одно дело, когда все камеры были закрыты и только часть открывали для нас, а другое – когда перевозили всех людей, и мы сами отвечали за свою жизнь.
- Осталась ли за кадром история, поразившая вас, но не вошедшая в фильм?
- Могу сказать, что в расстрельной камере, про которую все так много говорят, я была и не стала ставить ее в фильм. Это принципиальный момент. Это место выглядит совсем не так, как оно выглядело, когда там людей расстреливали, поэтому никакого смысла нет просто показывать эти стены. Но энергетика там действительно такая, как говорят начальники, она ужасная. И я подумала, что этот момент лучше опустить. Часть историй мы принципиально решили не ставить, потому что не было желания этим фильмом вызвать революцию. Было желание сделать кино, которое заставит подумать и ту, и другую сторону о том, что происходит. И в целом взглянуть на то, что такое тюрьма в нашей стране, как она меняется и насколько все происходящее в обществе очевидно в тюрьме.