Президент союза архитекторов Петербурга — о «башнях Газпрома» и «петербургском Дефансе»
Владимир Григорьев (Фото: РБК Петербург)
В октябре строительная компания «Синергия» получила разрешение на снос зданий в Приморском районе Петербурга. Как следует из реестра уведомлений на сайте Госстройнадзора, речь идет о подготовке территории к строительству будущего небоскреба «Лахта Центр–2» — ранее соглашение о возведении башен было подписано на ПМЭФ-2024. Старт реализации этого проекта возвращает архитекторов, девелоперов и общественников Петербурга к дискуссии о допустимой высотности зданий в городе и перспективе появления района небоскребов. РБК Петербург спросил президента Санкт-Петербургского союза архитекторов Владимира Григорьева о том, изменят ли «башни Газпрома» и другие анонсированные большие проекты привычный облик Северной столицы, и есть ли в городе место аналогу Дефанса.
Башни и небесная линия Невы
— В Петербурге отчасти уже сформировался новый ансамбль: «Лахта», ЗСД, стадион «Газпром Арена». Две следующие башни могут стать его продолжением. Известны их параметры: 700 метров и 555 метров. Насколько будет уместен такой расширенный высотный комплекс?
— Про две заявленные башни я бы не взялся сейчас говорить. Определенные опасения есть. Есть, потому что все-таки 400 метров (в случае уже построенного Лахта-центра) или 700 метров — это две большие разницы. Как-то раз я оказался в Москве в Башне Федерации, и там был достаточно плотный туман. Очень необычное ощущение, когда, находясь в здании, вы не видите за окном ничего, кроме белой мглы. При нашей низкой облачности, и сейчас у Лахта-центра верхняя треть здания частенько находится в облаках. Соответственно, если будет здание 700 метров, то выше облаков будет находиться две трети этого здания.
«Портит ли «игла» Лахта-Центра вид на Петропавловку? Наверное, нет. Теперь Петропавловка с этой стороны Невы существует вместе с башней».
Что касается самой возможности строить в Петербурге высотные здания, то к башне Лахта-центра мы, в общем, привыкли. Хотя, безусловно, существуют различные оценки этого решения.
— Но небесную линию она все-таки поменяла. Теперь, гуляя у Медного всадника, мы видим эту «иглу».
— Небесную линию она как раз не поменяла. Просто привнесла дополнительный акцент. Мы видим ее с Марсова поля, если подойти поближе к памятнику Суворову. Мы видим ее, двигаясь по Дворцовой набережной, на достаточно большом протяжении. Да, она всплывает над Петропавловкой и, естественно, в этом смысле, портит ее открыточный вид. Портит ли она вообще вид на Петропавловку? Наверное, нет. Теперь Петропавловка с этой стороны Невы существует вместе с башней.
Что будет, если вместо нее мы увидим кластер, похожий на Москва-Сити или Манхэттен? Определенно не знаю. Сложно сказать, будет ли это неприемлемо или допустимо. Все помнят, какая острая дискуссия предшествовала строительству Лахта-центра, а сейчас возражения против него кажутся несколько надуманными. Центр прижился в городе. Я бы не называл это архитектурным ансамблем — ЗСД, «Газпром Арена» и Лахта-центр. Но эта группа объектов, действительно, создает новый образ Петербурга, новый открыточный вид, новый масштаб современного города.
— В петербургском Союзе архитекторов недавно прошел опрос на тему высоток. Большинство участников (71%) высказались «за» высотки, с формулировкой «строительство зданий исключительной высотности допустимо при выполнении определённых требований и ограничений». Вы согласны с этим тезисом?
— Да, действительно, есть места, в которых допустимо строительство зданий, в том числе и 300 метров — в точках, не оказывающих влияния на охраняемые исторические панорамы. Все это было проверено на специальной электронной программе; она есть в Комитете по градостроительству и архитектуре. Туда «забита» вся застройка города с учетом рельефа и требований 820-го закона по охраняемым панорамам. Эта система в автоматическом режиме дает ответ: «видно» или «не видно», нарушаются ли панорамы. Другой вопрос, сколько таких мест?
«Требуются акцентные здания или группы зданий для того, чтобы вернуться к традиционной системе построения городских панорам. Как мы знаем, это «небесная линия», которая прерывается стрелами шпилей и куполов».
В свое время, возглавляя Комитет (Владимир Григорьев руководил Комитетом по градостроительству и архитектуре Петербурга, занимал должность главного архитектора города — ред.), я поручил НИПЦ (Научно-исследовательский проектный центр) Генплана определить в городе места допустимого высотного строительства. Было определено порядка семи мест, в том числе и крупных кластеров, где возможно появление высотных зданий. Они привязаны также к транспортной инфраструктуре. Эти локации могут служить некими ландмарками или градостроительными ориентирами в пространстве новостроек, высота которых на периферии города сильно подросла. Большинство архитекторов в ходе опроса, упомянутого вами, сошлись на том, что таких мест — пять. Так или иначе, я думаю, что все позитивно воспримут возведение достаточно высоких зданий, если они не вредят панорамам.
Сейчас требуются акцентные здания или группы зданий для того, чтобы вернуться к традиционной системе построения городских панорам. Как мы знаем, эта «небесная линия» — термин, введенный академиком Лихачевым, — прерывается молниями, стрелами шпилей и куполов.
Есть место для Дефанса
— Можем ли мы, в итоге, пойти путем парижан, которые создали Дефанс, чтобы сохранить свой исторический центр — путем выноса деловой высотной застройкой единым блоком?
— Я часто упоминал Дефанс в беседах о развитии территорий. Феномен Дефанса у нас законодательно не прогнозируем. Во Франции существует на этот счет специальный закон: территория Дефанса очерчена на карте, и 37 тысяч жителей были оттуда переселены. У нас такого быть не может. Петербургский Дефанс может появиться на каких-то свободных территориях, а у нас осталось всего две крупные площадки: это Каменка и бывший Детскосельский совхоз в Пушкине.
— А там уже амбициозные планы на строительство кампуса СПбГУ.
— Да, хотя кампус занимает на территории бывшего Детскосельского совхоза ограниченные площади. Там можно было бы развернуться с любыми градостроительными проектами, но я боюсь, что это пока тормозится «инерцией настоящего момента», как говорил Ленин. Во-первых, нет внятных проектов. Во-вторых, там высотное строительство невозможно, потому что оно будет влиять на исторические панорамы. Что касается Каменки, то там находится одно из тех мест в городе, где можно безболезненно строить высотой до 170 метров, причем на Неве, на «Кривом колене», даже до 270 метров. Однако, в отсутствие внятного предложения, значимого проекта по развитию какого-либо функционала, в Правила землепользования и застройки, естественно, не вносятся такие высоты.
«Петербургский Дефанс может появиться на каких-то свободных территориях, а у нас осталось всего две крупные площадки: это Каменка и бывший Детскосельский совхоз в Пушкине».
Как мне представляется, нынешнее руководство Комитета не предполагает сейчас включать работу НИПЦ Генплана в высотное регулирование. Союз архитекторов, правда, обратился с предложением — это различные инициативы, более 50 страниц — по уточнению параметров ПЗЗ, в том числе, по созданию высотных акцентов. Так что, можно было бы в Каменке такой вот жахнуть Дефанс... Но нужны три вещи: деньги, профессиональная команда и воля.
Нужен стратегический девелопер
— На ПМЭФ-2024 заговорили, что должен появиться масштабный концертный комплекс на месте «Адмиралтейских верфей», площадью 24 тыс. квадратных метров. Продолжается реконструкция фортов, есть новый Линейный парк вдоль Морской набережной на намыве. В каких из этих проектов есть потенциал?
— Потенциал есть везде, потому что жизнь города — многогранная и многослойная. Нужны и крупные новые проекты, и небольшие, и улучшения среды обитания. Насчет масштабности проекта, вынужден в скобках заметить, что 24 тысячи квадратных метров — это площадь средней школы на 825 мест, не самой крупной по современным меркам. Что касается Линейного парка вдоль Западного скоростного диаметра, то у меня к нему всегда было сдержанное отношение. Очень просто: к ЗСД должна примыкать шумовая санитарная зона — и она там есть. В этом «парке», а точнее, в зеленой зоне, идущей вдоль ЗСД, есть всего несколько мест, в которых допустимо размещение каких-либо сооружений и проведение досуговых мероприятий. Я не буду говорить о людях, которые эту идею продавливают — они либо циничны, либо непрофессиональны. А мне кажется, что цинизм нормальному архитектору не свойственен.
Что касается фортов, то, конечно, это очень интересный проект. Он преобразит Кронштадт и, тем самым — Петербург, потому что Кронштадт является его неотъемлемой частью. О необходимости опережающего развития Кронштадта говорили уже давно, как минимум последние 10 лет. Кронштадт, после ухода из него функции военно-морского центра, превращался в забытую богом периферию — «Остров фортов» дал импульс, чтобы этот район стал полноценной развитой частью Петербурга.
— Какие еще можно назвать точки роста, меняющие архитектурный облик и среду Петербурга к лучшему?
— Безусловно, это Горская — сейчас, как я понимаю, самый крупный по территории проект. И он самый значимый по включенности в федеральные программы. А еще, конечно, важно развитие аэропорта Пулково, но это проект на дальнюю перспективу. Больше пока ничего не приходит в голову.
— А серый пояс? На данный момент, как кажется, он заморожен. Почему это так? Понятно, что земли в бывших индустриальных зонах в основном раскуплены, есть собственники, но почему город с ними и с территориями не работает?
— Серый пояс — это сложный вопрос. Поначалу я придерживался точки зрения, что серый пояс нужно точно преобразовывать под какую-то иную функцию. И, как вы помните, комитетом, когда я им руководил, даже был инициирован конкурс на преобразование серого пояса. Тогда губернатор Георгий Полтавченко определил формулу 30-30-40, то есть это ограничение жилищного строительства не больше 40%, плюс рекреация, коммерция и места приложения труда. Все это было заложено в программу конкурса. Были очень интересные, на мой взгляд, результаты. А потом, когда дошло до реализации, оказалось, что формула 30-30-40 не работает. И те сравнительно небольшие кусочки, например, те, которыми компания Glorax занималась на Лиговке, все-таки шли по обычной схеме максимизации выхода жилья — все по закону... Мы для конкурса рассматривали крупные куски, имели в виду, что преобразование должно идти на значительных по размерам территориях, сопоставимых, условно, с Дефансом. И тогда 30-30-40 может работать, в то время как на каждом небольшом участке, напротив, это не возможно — ни законодательно, ни градостроительно. В моей картине мира, подобные формы преобразования территории с выделением больших общественных пространств возможны только через проекты планировки территорий. Думаю, и производство, если оно не вредное, там может остаться и развиваться.
Главную причину, почему серый пояс активно не трансформируется, вы назвали — он весь приватизирован. Для того, чтобы учесть интересы разных собственников, в мире существуют сложные организационные механизмы. У нас они так эффективно не могут работать, учитывая наш образ жизни, менталитет и задачи текущего периода. У нас как-то не получается собрать пул из собственников для реализации большой государственной задачи. Тем более, что эти задачи сейчас не формулируются. А государственные задачи, которые нужно решать с помощью землепользования и градостроительного развития, безусловно, существуют. И еще: рынок должен быть представлен не только мелкими и средними девелоперами, но и крупными, стратегическими. Тогда городская власть в сочетании с девелоперами способна реализовать масштабные проекты, в которых учитывается и развитие транспортной инфраструктуры, и государственные интересы, и, в том числе, интересы бизнеса.
У нас же самые крупные девелоперы работают в сфере жилищного строительства. А жилищное строительство — это вообще, на мой взгляд, не механизм девелопмента.
Мексиканские просторы, застроенные жильем
— Почему? Мы слышим, что на государственном уровне ставят задачи, буквально как разнарядку по регионам, сколько миллионов квадратных метров нужно сдать.
— Здесь надо быть очень осторожными и случайно ничего не перепутать. Строительство жилья — безусловно, приоритетная государственная задача, потому что она имеет серьезнейший социальный эффект. Мы должны увеличивать обеспеченность жильем, должны ликвидировать коммунальное заселение и, наконец, в Петербурге, да и в целом по стране, мы должны дать людям гораздо больше возможностей для выбора жилья. При этом строительство, в том числе жилых зданий, как и строительство вообще, создает рабочие места, например, в области строительных материалов, а не только непосредственно на стройках. Это и производство мебели, инженерного оборудования и т.д. Но задача строительства жилья в руках частного девелопера пока еще не сопровождалась строительством хотя бы одного театра.
«Индустриальный девелопер, как правило, не создаёт дополнительное население, а, наоборот, создает населению рабочие места. То есть, производственный девелопер — по ту же сторону баррикад, что театры, парки и стадионы».
Это же очевидно, что если ты собираешься заселить 100 тысяч человек, то надо построить и всю инфраструктуру: и парки, и стадионы, и театры, и развить транспорт, и метро подвести, и вокзал, может быть, а, возможно, и канал какой-нибудь надо прокопать или искусственный водоем сделать.
— Разве может частный девелопер построить метро и театр?
— Никто не говорит, что это должно быть непосредственно из его кармана — но должно быть заложено в проект. Иначе мы получаем мексиканские просторы, застроенные просто жильем.
— То есть, если это крупный девелопер, и масштаб его проекта предполагает заселение, скажем, 100 тысяч человек, то он должен целиком проектировать район или город, чтобы там все было. И государство обязывает девелопера выделить под это «все» подходящие территории. Это идеальная схема?
— В общих чертах, да.
— Но вы сказали, что девелоперы, которые занимаются жилищным строительством, не идеальные проектировщики?
— Они идеальные с точки зрения решения своей собственной задачи.
— А их собственная задача — это построить в пределах закона и нормативов в основном то, что продается, и минимизировать то, что не продается. Но если придет девелопер индустриальный, он так же будет стремиться построить то, что необходимо для производства, и вряд ли его будут волновать стадион или театр?
— Крупного — будет волновать, из-за конкуренции за рабочие руки. А мелкому и среднему не надо строить стадионы и театры. Потому что индустриальный девелопер, как правило, не создаёт дополнительное население, а, наоборот, создает населению рабочие места. То есть, производственный девелопер — по ту же сторону баррикад, что театры, парки и стадионы.
Ещё больше новостей — на канале РБК Петербург в Telegram