Вероятно, БРИКС, как и другим организациям в рамках формирующегося мирового порядка, потребуется новая система оценки эффективности, где отправной точкой будут специфические задачи, отражающие интересы стран-участниц. Однако на реализацию этих интересов, как и на эффективность сотрудничества в целом, неизбежно будет влиять диалектика созидания и разрушения, определяющая характер основных процессов в современном мире, полагает Тимофей Бордачёв, программный директор клуба «Валдай».
БРИКС как символ ревизии международного порядка
Международная политика, судя по всему, окончательно утрачивает способность к линейному развитию. Это, конечно, исключительно печально с обывательской точки зрения. Однако если смотреть на происходящее за пределами наших сбывающихся – или нет – ожиданий, то оно может вызывать значительный интерес и даже вселять определённую долю оптимизма. В первую очередь потому, что при современном соотношении сил любое линейное развитие гарантированно привело бы нас к намного более масштабной, возможно всеобщей, трагедии. Иными словами, за исключительно трагическими событиями, которыми наполнена современная новостная повестка, весьма вероятно, скрывается постепенное движение к более устойчивому миру, для которого постоянная ревизия того, что мы называем международным порядком, будет делом привычным. Но зато максимально сократится вероятность революционного сценария, к которому нас неизбежно привело бы сохранение практически монопольного положения узкой группы государств.
В этих условиях международное сообщество и особенно его ведущие государства постоянно сталкиваются с проблемой, заключающейся в выборе между двумя формами взаимодействия с уходящим мировым порядком: разрушением и созиданием. Обе эти формы находятся между собой в диалектическом взаимодействии, и было бы странно думать, что существует возможность проложить ясный и простой путь к новому, более справедливому глобальному устройству. Тем более что противники международного сообщества в лице узкой группы стран во главе с США не просто ведут энергичные оборонительные операции, но и сами создают условия для того, чтобы в будущем сохранить максимум из имеющихся у них сейчас привилегий. И они обладают весьма солидными ресурсами и влиянием, которые не исчерпываются только карательными инструментами в отношении инакомыслящих. Поэтому путь ревизии международного порядка, на который встало сейчас большинство стран мира, конечно, намного сложнее, чем любые попытки его революционного пересмотра. Хотя – и это вселяет оптимизм – оставляет больше шансов на то, что происходящее сейчас будет кому изучать в будущем.
Среди всех начинаний и инициатив, которые вполне обоснованно рассматриваются в качестве двигателей нового мирового порядка, именно БРИКС – объединение уже девяти государств, созданное в своё время Бразилией, Россией, Индией и Китаем, – играет, как известно, наиболее важную роль. Оно с самого начала включало в себя государства, располагавшие потенциалом для того, чтобы олицетворять в теории и на практике фундаментальные изменения в соотношении сил. Поэтому к БРИКС исходно были неприменимы критерии эффективности, порождённые западной политической наукой для оценки того, насколько успешны те или иные международные организации. Большим достижением было само по себе создание такого объединения.
Во-первых, потому что в него вошли страны, внешнеполитические интересы которых серьёзно различались. А это значит, что их стремление выступать совместно обеспечено достаточно надёжными объективными обстоятельствами, делающими сотрудничество настолько разных держав осмысленным.
Во-вторых, поскольку появление БРИКС с самого начала означало неспособность Запада удержать под контролем эволюцию международного управления. Последним крупным достижением США и Европы в данной области стало создание в 2009 году «Большой двадцатки» – группы отобранных Западом стран, задачей которой в соответствии с первоначальным замыслом было разделить с США ответственность за ущерб, нанесённый американским кризисом мировой экономике. А поскольку никто из привлечённых в «двадцатку» стран мира не собирался этого делать, то и эффект от деятельности этой группы оказался весьма незначительным. При этом сейчас, когда «двадцатка» практически полностью утратила свой смысл, она всё равно используется крупными развивающимися странами как способ увеличения их международного присутствия.
В случае с БРИКС страны Запада впервые не были инициаторами процесса и не руководили им.
Достижение на самом деле совершенно фантастическое с учётом того, что вся международная архитектура, начиная с ООН, является в наши дни продуктом внешнеполитических решений США и Западной Европы.
По мере своего развития группа БРИКС стала буквально олицетворением ревизионистского подхода к трансформации международного порядка. Противоположного в действительности как революционным устремлениям, имевшим ранее место в истории, так и консерватизму Запада, всё более упёрто пытающегося отстоять прежние, предельно комфортные для себя порядки. Иными словами, БРИКС стала восприниматься, и совершенно правильно, как инструмент цивилизованной перестройки всей системы глобального регулирования в политике и экономике, а также её частностей, выражающихся в конкретных инструментах международного сотрудничества, где пока монопольные позиции принадлежат Западу. В этом, по всей видимости, кроется причина растущей популярности БРИКС. Как и идеи вступления в него разных стран мира, настолько яркой выраженной, что она сама по себе ставит уже вступившие в объединение страны перед серьёзным выбором.
Дело в том, что БРИКС, как и интерес к ней со стороны всё большего числа участников международного сообщества, – это первый подлинный опыт взаимодействия государств за пределами порядка, установленного Европой и США на заре формирования современной международной системы. Все существовавшие ранее инициативы или объединения были в большей или меньшей степени частью этого порядка и подчинялись его правилам. В этом была причина изолированности СССР даже в моменты его наивысшего стратегического могущества. После Второй мировой войны страны Запада смогли создать институты, позволявшие держать энергию своего главного противника под контролем и обрекавшие его в конечном итоге на неизбежное поражение. Сейчас ситуация, похоже, изменилась. Всё больше стран мира верят, что даже сохраняющееся преобладание Запада в военной и экономической сферах не является гарантией его полного доминирования в будущем. И что самое главное – не может рассматриваться окружающими как единственный инструмент решения их собственных задач развития. То, что БРИКС изначально отталкивалась именно от повестки развития её участников, а не разрушения несправедливого мирового порядка, стало её большим преимуществом.
Сейчас страны – участницы БРИКС стремятся сохранить эту идеологию и платформу в качестве основы своей деятельности. Но делать это всё сложнее на фоне действий Запада, стремящегося разрушить то, чем он более не способен полностью управлять. Он подталкивает остальных к более решительным мерам, либо размышлениям об их неизбежности. В этом, в частности, причина некоторых расхождений в подходах к повестке БРИКС между её важнейшими участниками – Китаем и Индией. Китай, хотя и не стремится к прямому столкновению с Западом, видит необходимость более последовательно ликвидировать монополию США и Европы. Для этого у Пекина есть весьма значительные ресурсы, а также дипломатическая способность добиваться своего, не вступая в прямое вооружённое противостояние, как это делает Россия. Индия, со своей стороны, видит в БРИКС важнейший инструмент достижения своих собственных задач развития. Они намного меньше, чем китайские, контрастируют сейчас с тем, как хотел бы видеть мир Запад. Более того, именно в США и Европе индийские политики видят важный источник технологий и инвестиций. В них страна сейчас нуждается намного больше, чем Китай, взявший от Запада практически всё необходимое ему в прошлые десятилетия.
При этом обе державы действуют в рамках диалектики разрушения и созидания, свойственной поведению всех, кто уже не может в силу своих масштабов мириться с западной монополией. И можно предположить, что преобладание той или иной из этих двух форм взаимодействия с уходящим международным порядком обусловлено именно способностью стран самостоятельно защищать свои интересы. У Китая она сейчас намного выше просто в силу развитости его экономики и растущего благосостояния населения. Остальные не располагают такими преимуществами, и поэтому их поведение является более созидательным. Другой вопрос, однако, состоит в том, насколько неизбежным является переход к более наступательным действиям по мере накопления внутренних сил и ресурсов?
В мире неопределённости
Фантастический успех БРИКС как первого альтернативного западному порядку проекта ведёт и к появлению курьёзов, которые вместе с тем достаточно хорошо характеризуют состояние современной международной политики. Совсем недавно мы стали свидетелями того, что о своём желании вступить в БРИКС заявила Турция – страна, являющаяся членом НАТО и территориальной базой размещения американских ядерных сил в Евразии. В отличие от всех стран БРИКС, даже наиболее близких традиционно к США Саудовской Аравии или ОАЭ, Турецкая Республика является формальным союзником Вашингтона, военное планирование которого осуществляется под американским контролем в рамках военного блока Запада. Как показывают последние события вокруг Израиля, Турция не создаёт для США реальных поводов поставить под сомнение её приверженность обеспечению наиболее фундаментальных американских интересов на Ближнем Востоке. Во всяком случае мы не видели пока примеров того, чтобы риторика президента Турции в отношении Израиля сколько-нибудь существенно отразилась на его реальной политике.
Однако было бы поверхностно списывать вдруг возникшее турецкое стремление стать частью БРИКС только на особый стиль президента этой страны или, что ещё менее вероятно, на его желание стать «троянским конём» Запада внутри оппозиционной его базовым устремлениям группировки. Скорее всего, турецкие власти вполне искренне видят в БРИКС потенциально важный инструмент для решения собственных задач. Во-первых, получения авторитета в мире и источников средств для развития, которые Запад туркам, очевидно, даёт в недостаточной мере. Во-вторых, эмансипации от той политической зависимости, в которой страна оказалась в результате выбора, приведшего её к сравнительному экономическому процветанию и стабильности во второй половине прошлого столетия. Поэтому не будем считать заявления Турции по поводу БРИКС простым сотрясанием воздуха.
Другой интересный пример – это Малайзия, также весьма настойчиво стучащаяся в двери БРИКС и предлагающая вполне конкретные параметры своего вклада в деятельность этой организации. Малайзия – страна солидная, не имеющая на своём счету примеров внешнеполитического авантюризма, полноправный член АСЕАН, делом доказавший свою способность решать задачи развития без опоры на внешнее покровительство. В действительности именно современное состояние АСЕАН является, весьма вероятно, одной из причин того, что правительство Малайзии ищет новые источники роста и повышения своего авторитета на мировой арене. АСЕАН – это один из наиболее успешных примеров сотрудничества значительной группы государств, направленного на решение ими актуальных задач внутреннего развития. За прошедшие десятилетия страны ассоциации смогли добиться существенных результатов. Но в последние годы она испытывает определённые трудности. Во-первых, она буквально раздирается изнутри стремлением США использовать её против Китая. Во-вторых, основные цели достигнуты, а переход на политический уровень, как показал пример политики АСЕАН после переворота в Мьянме, невозможен. В полной мере встаёт вопрос о том, что ещё АСЕАН может дать своим участникам. При этом, как и в случае с Турцией, в Куала-Лумпуре прекрасно понимают, что Запад источники для развития предоставить не может и не хочет.
Одна из важных причин того, что страны Глобального Юга всё больше смотрят в сторону БРИКС, состоит в том, что их отношения с традиционными лидерами на Западе меняются с обеих сторон.
Сами развивающиеся державы нуждаются в ресурсах для нового прорыва в своём экономическом положении и значении для региональной и мировой политики. Это сочетается у них со стремлением к всё большей автономии в принятии важнейших решений, поскольку она востребована обществом и может дать больше внешнеполитических дивидендов. Однако достижение новых высот развития ставит их на один уровень со слабеющим Западом, особенно с его наиболее уязвимой и страдающей частью – Европой. Никто на Западе не готов содействовать развивающимся экономикам в том, чтобы они становились его конкурентами на глобальном рынке и в потреблении.
Поэтому, со своей стороны, США и Европа намерены всё меньше давать и всё больше требовать от остальных государств. В некоторых случаях это получается – когда они имеют дело с достаточно слабыми державами. Однако всё больше стран мира такое положение не устраивает, потому что создаёт внутренние риски стабильности, угрозы международного характера и не даёт настолько серьёзных выгод. В конечном итоге положиться по-настоящему США могут только на те государства, политические системы которых они полностью контролируют. Хотя и в них, как показывает пример Германии, контроль остаётся достаточно хлопотным делом. Но сохраняется на всех уровнях. Диалектика созидания и разрушения здесь очевидно склоняется в пользу второго, что и делает политику США деструктивной для развития мира в целом, в отличие от эпохи холодной войны, когда противостояние США и СССР могло приносить реальные выгоды развивающимся странам. Стремительный рост Китая в 1970–1980-х годах является здесь прямым подтверждением.
Стремление Малайзии и ещё ряда крупных развивающихся стран присоединиться к БРИКС отражает не эффективность организации в традиционном смысле этого слова, а необратимые изменения глобального характера. При этом надо учитывать, что существующие сейчас критерии эффективности разного рода объединений создавались также в условиях полного доминирования Запада. По сути, эффективность организации в этом понимании представляет собой её способность выполнять задачи, направленные на сохранение монопольного положения США и Евросоюза в мировых делах, а также несменяемость элит в этих странах на внутриполитическом уровне. Возможно, что БРИКС, как и любым иным организациям в рамках формирующегося мирового порядка, потребуется новая система оценки эффективности, где отправной точкой будут именно специфические задачи, отражающие интересы стран-участниц.
Однако на реализацию этих интересов, как и на эффективность сотрудничества в целом, неизбежно будет влиять диалектика созидания и разрушения, определяющая характер основных процессов в современном мире. Именно она окажется в ближайшие десятилетия вторым по значимости после взаимодействия между великими ядерными державами фактором развития международного порядка. Присутствие этой диалектики, как мы видим на примере развития БРИКС, будет способствовать сохранению в международной политике и мировой экономики сильной неопределённости, не позволяющей чётко формулировать стратегические задачи как на национальном, так и на международном уровне. И любые попытки такой чёткости окажутся только признаками попыток отдельных стран пустить остальных по ложному пути и получить за счёт этого односторонние преимущества. Для России сохранение неопределённости проблемой не является: в конечном итоге мы теперь имеем дело именно с той постоянной свободой выбора, для которой именно российская внешняя политика и дипломатия являются, судя по нашему историческому опыту, наиболее приспособленными.
Данный текст отражает личное мнение автора, которое может не совпадать с позицией Клуба, если явно не указано иное.