Первое знакомство
Впервые в Сретенский монастырь я попала осенью 2002 года, когда моя однокурсница Люба Грацианская поведала мне, что там открыта духовная школа, которой нужен преподаватель древнегреческого языка. Ей самой предложила эту работу историк, ученица Козаржевского, Наталья Николаевна Трухина, уже преподававшая там латынь, которой и поручили найти эллиниста. Но Люба, имевшая опыт преподавания только латыни, не решилась взяться за новое дело и порекомендовала Трухиной меня.
С Натальей Николаевной мы встретились на станции метро «Чистые пруды». Выйдя из метро, мы отправились по тротуару вдоль Сретенского бульвара. Дойдя до перекрестка с Лубянкой, повернули налево и вскоре оказались у стен Сретенского монастыря.
По дороге Наталья Николаевна рассказала, что сегодня познакомит меня с отцом Адрианом, который отвечает за учебный процесс в тогда еще Сретенском высшем православном училище. Вскоре оно было переименовано в Сретенскую духовную семинарию. Отец Адриан (роскошно рыжий!) принял меня в преподавательской и сразу усадил за столик, накрытый к чаепитию. Наталья Николаевна ушла на свои занятия, а мы побеседовали за чаем с отцом Адрианом. Он сказал, что моя работа в училище по учебному плану начнется со следующего учебного года, однако возможно, что и в этом году во втором семестре образуется факультатив для выпускного курса. Но факультатив не потребовался, и я начала свое преподавание в Сретенском монастыре с сентября 2003 г.
Я сразу сказала самой себе: «Я хочу здесь работать»
Во время нашей первой беседы с отцом Адрианом в преподавательскую вошла Марина Кедрова, которую я знала по встречам в кругу друзей Алексея Федоровича Лосева. Она сразу воскликнула: «А я эту женщину знаю!» Марина даже поначалу думала, что меня сюда направила Аза Алибековна. Она сразу взяла меня под свою опеку, повела показать храм Владимирской иконы Божией Матери.
Тогда он был еще без пристроенных приделов, совсем маленький и очень уютный. Марина рассказала мне о главных иконах храма, о копии Туринской Плащаницы, которая тогда была еще не внизу в крипте, а на левой от алтаря стене основного храма. Марина преподавала в семинарии уже несколько лет английский язык, многих монахов и студентов хорошо знала и стала здесь самой близкой мне дружественной коллегой. Тем более, что дни нашей занятости в семинарии часто совпадали. Выходили мы с территории Сретенского монастыря через садик, в котором цвели розы. И любуясь на них, я сразу сказала самой себе: «Я хочу здесь работать».
Начало моей работы
В первый год моей работы в Сретенской семинарии я вела древнегреческий язык, по учебному плану полагавшийся в течение года на третьем курсе, состоявшем человек из десяти, а также факультатив на четвертом курсе для совсем небольшой группы уже немолодых монахов (отец Арсений, отец Паисий, отец Феофан). Занимались мы по учебнику Вольфа, изданному в ГЛК Ю. А. Шичалиным с моим поурочным изложением грамматики. Именно его тогда стали рекомендовать для духовных учебных заведений и закупать в семинарские библиотеки. Мои ученики к тому времени уже прослушали курс церковнославянского языка на первом курсе и латыни на втором курсе, так что некоторые общелингвистические сведения им были уже знакомы. Монахи четвертого курса, прослушавшие ранее также и краткий курс древнегреческого языка у другого, недолго работавшего в семинарии преподавателя, были в основном заинтересованы в понимании молитв и необходимых им для дипломных работ фрагментов текстов.
В семинарию мы проходили мимо храма и корпуса наместника через воротца с будкой внимательного дежурного.
Он знал всех преподавателей и работников монастыря в лицо, но в первый раз спросил меня: «А Вы, матушка, на кухню?» Смутившись, я ответила: «Нет, в семинарию». Потом он уже сам первый приветливо здоровался. Вход в семинарию был по ступенькам с перилами внутри небольшого дворика. Этот дворик стал для меня родным. Не сразу появились в нем деревья и кусты, не сразу установили здесь скамейки. Но сколько раз впоследствии мы сидели на них в ожидании встреч с коллегами, учениками или с кем-то еще из гостей монастыря!
Другая дверь из этого дворика вела в книжный магазин, расположенный на первом этаже, официальный вход в который был со стороны улицы Лубянки. Эта дверь обычно была заперта, но у монахов были от нее ключи. Однажды, когда понадобилось выбрать в книжном магазине подарок для отца Онисима, староста моей группы Матфей Сафари вместе со мной вошел туда, открыв дверь выданным ему ключом. Меня пригласили участвовать в выборе книги, так как сочли, что я лучше знаю интересы своего коллеги и ученика.
Там же, с улицы, был и вход в большой магазин «Сретение», в котором можно было купить иконы, крестики и многое другое, нужное для церкви и мирян. В этот большой магазин тоже можно было войти изнутри монастыря, только дверь туда была рядом со входом в трапезную. Однажды после собрания коллектива семинарии и трапезы отец Тихон пригласил нас зайти через эту внутреннюю дверь и осмотреть тогда еще новый магазин.
Еще одна дверь вела из внутреннего дворика в медпункт, расположенный на первом этаже, хозяйкой которого была врач Наталья Юрьевна. Туда я тоже обращалась пару раз, когда мне однажды стало нехорошо с желудком, а потом – с переломом руки. Эта дверь вела также к лестнице наверх в келии монахов, где я побывала однажды в гостях у отца Ионы для консультации по его статье. Там же одно время находилась и редакция сайта Православие.ру, куда меня водил ее руководитель, наш выпускник и мой ученик Антон Поспелов. Помню, что по поручению отца Тихона мы что-то исправляли на сайте, связанное с греческим языком. Было очень жарко, Антон поил меня самодельным холодным лимонадом.
От ворот монастыря к церкви вела дорожка, обсаженная деревьями, кустарником и цветами.
У стены установлен поклонный крест с надписью: «Крест воздвигнут в память православных христиан, умученных и убиенных на месте сем в годы смуты. Освящен 8 сентября 1995 года Святейшим Патриархом Московским и вся Руси Алексием II».
Далее на внутренней стене ограды установлены особо чтимые в монастыре иконы: Владимирская икона Божией Матери, икона Воскресения Христова и икона священномученика Илариона (Троицкого).
До недавнего времени недалеко от входа находилось административное здание, в котором находились бухгалтерия, издательство и некоторые другие службы. Поскольку оно не представляло собой архитектурной ценности, то при реконструкции монастыря оно было снесено.
К сожалению, папка с фотографиями, которые я делала в начале своей работы в семинарии, пропала, так что здесь я использую более поздние снимки. А ведь я фотографировала и старую преподавательскую, и разные аудитории в первом здании, где мы занимались (потом места менялись не один раз), и переснимала коллективные фотографии на стене третьего этажа в коридоре. Из таких коллективных фотографий сохранилась одна, довольно поздняя (выпуск 2011 года), да и то потому, что я ее продублировала в другой папке, готовясь к докладу на конференции в Петрозаводске.
Итак, первый этаж здания монастыря использовался в основном под церковную и книжную лавки с входом со стороны Лубянки. На втором этаже находилась библиотека, в которой могли заниматься и студенты, и преподаватели, а также проходили заседания Ученого совета, общие собрания коллектива, выпускные торжества, разные встречи и просмотры фильмов. Там же был туалет, поначалу общий для всех, что женщинам-преподавательницам было не слишком удобно. Потом для нас выделили отдельный туалет на четвертом этаже, запертый на ключ, а ключ надо было брать в преподавательской.
На третьем этаже было больше всего аудиторий, там в разное время я занималась и со вторым, и с третьим, и с четвертым курсами. Первый же курс обычно занимался в аудитории рядом с преподавательской и кабинетом проректора на четвертом этаже. В длинных коридорах семинарии почти всех этажей находились келии семинаристов, а иногда даже и монахов. Вообще келии монахов группировались в других крыльях здания, по-видимому, на всех этажах. Туда из семинарии вели двери, обычно запертые.
В длинных коридорах семинарии почти всех этажей находились келии семинаристов, а иногда даже и монахов
Во главе семинарии стоял ректор, наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон (Шевкунов). Первое время он вел у семинаристов курс «Пастырское богословие» и даже заходил иногда в преподавательскую. Позднее, в связи с большей занятостью, в семинарии он появлялся редко, обычно на заседаниях Ученого совета или на выпускных мероприятиях. Так что дело мы имели в основном с проректорами: отцом Амвросием (Ермаковым) и отцом Иоанном (Лудищевым), благочинным монастыря.
Секретарем Ученого совета в семинарии был отец Николай Скурат, настоятель храма Илии пророка Обыденного, он же собирал и редактировал научные статьи преподавателей семинарии в Сретенском сборнике. Казначеем монастыря был отец Амвросий (Коньков). Отец Тихон, отец Иоанн, отец Амвросий (Коньков) окончили Сретенскую семинарию экстерном. Отец Николай Скурат и отец Амвросий (Ермаков) – выпускники МДА. Отец Амвросий, кандидат богословия, со временем стал епископом, был и ректором СПбДА, МДА, СДС, наместником Сретенского монастыря, недавно он стал митрополитом Тверским и Кашинским. В мои же годы он создал знаменитый хор Сретенского монастыря и был его первым регентом.
На фотографии выпуска 2008 года в первом ряду стоят архимандрит Тихон, епископ Амвросий, архимандрит Филарет из Псково-Печерского монастыря, наш выпускник-экстерн, благочинный отец Иоанн. За ним виден протоиерей Николай Скурат (в малиновой камилавке).
Чаще всего преподаватели имели дело с отвечавшим за учебную часть отцом Адрианом, выпускником ВМК МГУ, кандидатом физико-математических наук. Закончив семинарию, отец Адриан (Пашин) поступил в аспирантуру МДА, по окончании остался в Троице-Сергиевой лавре. Теперь он там доцент кафедры богословия, Ученый секретарь совета МДА и заведующий аспирантурой.
В Сретенской семинарии его сменил Дима Дементьев, закончивший семинарию и оставшийся при монастыре, хотя и не ставший послушником. Он продолжал учебу в светских учебных заведениях, получил дипломы психолога и кандидата философских наук, со временем стал работать в этом направлении.
Именно Дима направил меня после занятий на монастырский обед. Первые годы преподавательницы обычно обедали в трапезной при кухне вместе с трудниками. Преподаватели-мужчины постоянно обедали вместе с семинаристами на втором этаже. Иногда, если там пустовали места за столом, нас тоже приглашали туда.
Дежурили в трапезной сами семинаристы, которые накрывали столы: разносили и убирали посуду, кастрюли с супом (суп обедающие разливали уже за столом), салатницы, хлеб и все, необходимое для обеда. Дежурных мы отпускали с занятий минут на 10–15 до обеденного перерыва.
На первом этаже располагалась братская трапезная. В нее могли пригласить женщин после торжественных заседаний. Однако вскоре для женщин открыли отдельную небольшую уютную трапезную рядом с трапезной семинаристов, через которую мы проходили к своему столу и в которую от нас было еще и окно в стене. С нами обедала очень милая библиотекарь Альбина Александровна. В маленькой трапезной принимали также небольшие группы гостей монастыря.
Перед началом обеда была молитва. Как правило, все вставали по сигналу колокольчика, семинаристы пели, а мы присоединялись к ним, как кто умел. В нашей маленькой трапезной висела икона святителя Николая Чудотворца. По колокольчику трапеза заканчивалась, звучала благодарственная молитва, мы возвращались в семинарию. До занятий оставалось еще минут 15. Когда в новой преподавательской поставили кофеварку, можно было успеть выпить еще и кофе. В самой нашей первой преподавательской был электрочайник, но пользоваться им было непросто.
Перед началом обеда была молитва. Как правило, все вставали по сигналу колокольчика, семинаристы пели, а мы присоединялись к ним
В первый год моей работы в семинарии я ездила туда по субботам, тем более что в субботу кто-то из моих сыновей бывал свободен от занятий, я могла спокойно уехать и оставить на них больную маму. В будни меня отпускала на другие работы сиделка. Время было очень трудное, но общими усилиями справлялись.
Семинаристы поначалу изучали древнегреческий язык только на третьем курсе в течение года, потом желающие могли продолжать занятия факультативно. Таких было немного, но здесь никто не требовал, как в государственных вузах, создания групп не менее определенного количества человек. Так что на факультативах бывало обычно 3–4 человека, а иногда и один! Но через несколько лет отец Тихон, побывав в Свято-Тихоновском университете и поняв, как там изучают древнегреческий язык, решил и у нас ввести его изучение с первого до последнего курса.
О содержании наших занятий я уже писала не один раз, эти материалы были опубликованы. Во-первых, у меня дважды брали интервью мои ученики для внутренних публикаций. Это были интервью для сборника «Воспоминания о Сретенской духовной семинарии. Выпуск 2010 года». М.: Сретенский монастырь, 2010. С. 88–92 и интервью «Не стыдно чего-то не знать, стыдно – не хотеть знать», в полном виде опубликованное в сборнике «Воспоминания о Сретенской духовной семинарии. К 10-летию основания: 1999–2009». М.: Сретенский монастырь, 2009. С. 72–79 (вопросы задавали студенты семинарии Алексей Васильев и Петр Михалёв). Затем я эти интервью объединила в книге «Классические языки в высшей школе», в разделе «О преподавании древнегреческого языка», глава «Классические языки для студентов высших духовных заведений». Кроме того, на конференции в Петрозаводске в 2011 году я делала доклад «Древнегреческий язык в Сретенской духовной семинарии», опубликованный в сборнике «Россия и Греция: диалоги культур. Материалы II Международной конференции». Поэтому сейчас я не стану повторяться, а буду в основном вспоминать о своих коллегах-филологах.
Поначалу мы работали без деления на кафедры. Но со временем, видимо, в связи с обретением статуса семинарии, в нашей духовной школе появились кафедры и их заведующие. Заведовать кафедрой древних и новых языков стала Татьяна Алексеевна Шутова. Это личность фантастическая: не просто преподаватель французского языка в МГУ, но и член Союза писателей России, секретарь Алексея Федоровича Лосева, военный корреспондент, майор, сотрудник Международного Красного Креста, прошедшая три войны. С годами мы познакомились с ней поближе, она подарила мне свою замечательную книгу «В шесть часов вечера у Акопа».
Латинский язык сначала преподавала только Наталья Николаевна Трухина. Выпускница МГУ и доцент кафедры истории древнего мира истфака МГУ, она читала в семинарии также и курс истории древнего мира.
Когда стали принимать больше студентов, то Наталья Николаевна привела свою коллегу по МГУ Анну Николаевну Грешных, так что появилась возможность делить курс на подгруппы во время занятий языками. Как и Наталья Николаевна, Анна Николаевна специализировалась на истории древнего мира и изучала классические языки у Андрея Чеславовича Козаржевского.
Церковнославянский язык в Сретенском монастыре изначально преподавала Юля Камчатнова, выпускница русского отделения филфака МГУ, которая приходила ко мне заниматься латынью в МПГУ. Но Юля успела привести в монастырь Галину Ивановну Трубицыну, тоже выпускницу филфака, человека глубоко верующего, думающего и прекрасно знающего свое дело.
Как там появилась вторая преподавательница церковнославянского языка, Лариса Маршева, учившая у меня латынь в МПГУ, я не знаю. Она сама напомнила мне об этом после общего собрания в трапезной на торжественном обеде. Возможно, ее привела Галина Ивановна, ведь они обе преподавали церковнославянский язык еще и в Свято-Тихоновском богословском институте. Незадолго перед моим уходом Лариса Ивановна привела в семинарию преподавать церковнославянский язык своих учениц, с которыми я почти не успела познакомиться.
Немецкий язык преподавала Ирина Евгеньевна Ковынева, выпускница МГЛУ, сотрудничавшая также в издательстве в качестве редактора. Иногда она приглашала меня к участию в выпуске книг, в которых нужно было проверить данные, связанные с классическими языками. Она же профессионально редактировала Сретенский сборник, а впоследствии и мои книги, выходившие в издательстве Сретенского монастыря.
Английским языком изначально занималась с семинаристами Марина Михайловна Кедрова, выпускница английского отделения филфака МГУ.
Я о ней уже писала в связи с моим первым появлением в монастыре. Трагически погибшим мужем Марины и отцом ее сына Алеши был Юрий Дунаев, молодой друг и собеседник Алексея Федоровича Лосева. Вместе с ним Марина была частой гостьей в доме на Арбате. Но я ее помню еще по филфаку, поскольку в мои студенческие годы Марина преподавала там английский язык. Марина была необыкновенно хороша, а ее улыбка, когда я как-то раз увидела ее около раздевалки в уголке на стуле, показалась мне загадочной. И еще нас объединяло то, что первым мужем Марины был Томас Венцлова, так что некоторое время она жила и в Вильнюсе, но прижиться там не смогла. Филфак МГУ, Дом Лосева, Литва, Сретенский монастырь – это немало! Поэтому нам всегда было интересно общаться на самые разные темы, она часто приглашала меня после вечерних мероприятий к себе домой с ночевкой. К сожалению, снимки у нее дома получились неудачными.
В семинарии появлялись и другие преподавательницы английского языка, но долго не задерживались. Бывала на общих собраниях китаистка, которая некоторое время при монастыре учила русскому языку китайцев. Пару лет древнегреческий язык помогала вести Наталья Евгеньевна Субботская, выпускница классической кафедры МГУ.
Я предложила кандидатуру своего многолетнего ученика отца Онисима Дубровина на место второго преподавателя древнегреческого
Древнегреческий язык поначалу преподавала я одна. Даже когда увеличили прием, поначалу умудрялись составлять расписание так, что теоретический материал я объясняла всему курсу, а практическое его освоение шло по подгруппам. Для желающих (например, пропустивших несколько недель по болезни или другой уважительной причине) организовывались дополнительные занятия.
Потом это стало сложнее, и я предложила кандидатуру своего многолетнего ученика отца Онисима Дубровина на место второго преподавателя древнегреческого. К тому времени он закончил заочно МДА, а в его дипломе фигурировали и латынь, и древнегреческий язык.
В тот период мы с ним уже читали Платона и Гомера, так что базовый курс он вполне был готов вести сам. Кандидатуру отца Онисима приняли к концу сентября. Сначала он посидел на моем занятии, я представила его без особых комментариев, а потом уже я пришла на его первое занятие со всем курсом, которое прошло вполне благополучно. В конце занятия мы поделили курс по алфавиту на две группы и определили, кто и с кем будет заниматься в дальнейшем. Трудность была одна: мы с ним изначально занимались по учебнику Славятинской для продвинутых филологов, а в семинарской библиотеке выдавали учебник Вольфа, с которым отец Онисим знаком не был. Поэтому первое время нам было необходимо кое-какие вопросы предварительно обсуждать.
С тех пор, как в семинарии появился отец Онисим и мы стали делить курсы на подгруппы, я уже не могла знать всех наших студентов по имени. Конечно, в лицо узнавала почти всех, но часть наших выпускников прошла мимо меня. Кроме того, когда ребята поняли, что отец Онисим многое прощает, понимая, что они не филологи, кое-что объясняет проще и понятнее для них, тогда наметилось деление на обычную и более подготовленную подгруппы, а не по алфавиту. Возможно, эта идея пришла сверху, я уже точно не помню. Во всяком случае она прижилась и дала свои положительные результаты. Все ее приняли нормально, никто не возражал.
У латинисток, правда, ситуация была иной: при делении на подгруппы они стремились к равновесию в каждой из них студентов с разным уровнем подготовки.
Когда образовались кафедры, то мы стали собираться и на заседания кафедры под руководством Татьяны Алексеевны Шутовой. Это бывало нечасто, обычно в связи с утверждением тем курсовых и дипломных работ и их предзащитой. С Татьяной Алексеевной мы регулярно встречались также в Доме Лосева: на собраниях общества «Лосевские беседы», на панихидах, юбилеях и конференциях. До сих пор переписываемся и перезваниваемся.
Со стороны высшего начальства не было никакого диктата: нам доверяли полностью. Не было и никакой бумажной волокиты, что уже начиналось в государственных вузах. Вспоминается то время, как сказка: все (и преподаватели, и семинаристы) были дружны, объединены общими целями, благожелательны. Как сказал мне через много лет один наш выпускник: «Вы нас не просто учили. Вы нас любили».
Надежда Касимовна Малинаускене, кандидат филологических наук, доцент