Промысел водных биологических ресурсов (ВБР) играет в жизни дальневосточников огромную роль, а люди, вовлеченные в этот процесс, составляют наиболее активную часть населения прибрежных регионов. ТИНРО и его ученые всегда активно общались с властью и рыбацким сообществом, участвуя в оценке запасов, прогнозировании величин вылова, формировании мер по сохранению ресурсов. Алексей Байталюк – о новой исторической реальности.
– Алексей Анатольевич, на одной из встреч ученых и рыбаков озвучивались цифры о стабильности запасов рыбных ресурсов в Дальневосточном бассейне. Насколько справедливо такое мнение?
– Если мы говорим о стабильности по общей сырьевой базе, а не о динамике численности отдельных видов, то в Дальневосточном бассейне можно вылавливать до 8 млн тонн в год. Этого уровня можно достигнуть, во-первых, при стопроцентном освоении традиционных видов. Во-вторых, есть потенциально промысловые объекты. Это глубоководные и мезопелагические гидробионты, которые для пищевой промышленности роли не играют, но могут быть использованы для производства технической продукции. Какие-то виды могут использоваться для получения рыбной муки и жиров.
Это, что удивительно, морские водоросли – ламинария, ундария, то, что традиционно входит в рацион жителей Дальнего Востока. Практически не добываются головоногие моллюски – тихоокеанский кальмар и кальмар Бартрама. Их численность достаточно высока, но экономика промысла в настоящее время не может обеспечить устойчивой рентабельности.
Кстати, если говорить о стабильности вылова исключительно пищевых объектов, то ежегодно мы можем вылавливать до 5 млн тонн, притом что фактически вылавливается 2,9–3,2 млн.
– В нынешнем году неплохо складывается промысел лососевых?
– К сожалению, мы не увидели прогнозных показателей по ряду регионов. Предполагали, например, что горбуши будет больше. Это явно связано с плохими условиями для нагула и выживания в ранний морской период жизни горбуши. В северной части Тихого океана происходят значимые изменения климатического режима. Есть потепление в целом, а есть и крупные локальные изменения – повышенные температуры в верхнем слое, сформированные в связи с малой облачностью в этом районе. Это может приводить к изменению структуры планктонных сообществ.
– Сейчас сайру практически не вылавливают. Есть мнение, что виновата в этом сардина, которая «вытеснила» сайру из районов, где та традиционно размножается?
– Не совсем так. Нерестовые районы сайры и иваси не пересекаются, но находятся близко друг к другу. Когда формируются хорошие условия для воспроизводства сардины-иваси, несомненно, существуют и условия для воспроизводства сайры. Но жизненные стратегии этих видов, стратегии выживания, функционирования популяций различаются.
Сайра, как вид, очень лабильный к внешним условиям и имеющий более обширный ареал, в отличие от сардины, имеет второй район нереста. Он расположен в открытых водах. Этот «резервный» участок воспроизводства страхует вид от исчезновения, но его потенциал поддержания численности ниже, чем в традиционном районе. В периоды сардиновых эпох значимость океанического района увеличивается. Особи сайры, подходя к южной оконечности Камчатки и Северным Курилам, формируют там скопления, пускай не такие плотные, как на Южных Курилах.
Сейчас запас сайры существует, хотя и не такой большой, как 20 лет назад, но добывать ее можно, и мы видим тенденцию к увеличению биомассы этого гидробионта. Современная сардиновая эпоха, а их за последние 100–120 лет было три, завершится. Тогда сайра будет воспроизводиться в традиционных районах.
Крабы и анчоусы
– Какова ситуация с освоением квот на краба?
– В рамках долей квот, которые выделяются, краб осваивается. Если говорить о шельфовых крабах (камчатский, синий, опилио), в меньшей степени волосатый и колючий, то здесь освоение высокое, близкое к 90%. Если говорить о глубоководных видах (японикус, ангулятус, Коуэса), то в последние лет семь мы наблюдаем увеличение промысла – из тех долей квот, которые распределяются. Осваивать эти ресурсы непросто: требуется мощное оборудование для подборов порядков ловушек, подъема хребтин.
– Что касается перспектив развития отрасли, какие виды сейчас практически не вылавливаются, но их добыча могла бы осуществляться?
– Разберемся с юга на север. Японский анчоус, мелкая жирная, стайная пелагическая рыба. Его численность очень высокая начиная с Японского моря. Это показала серия акустических работ, выполненных в текущем году в заливе Петра Великого и на прилегающих участках.
Перспективны некоторые виды двухстворчатых зарывающихся моллюсков: их очень много. Например, гуидак, спизула, анадара. Особенно они эффективны в плане освоения для прибрежного промысла. Не до конца осваивается мойва, особенно это касается западной Камчатки, западного Сахалина. В резерве – гольцы, небольшие, локальные стада сельди, камбаловые. За счет камбаловых можно значительно увеличивать объем вылова.
Основные объекты промысла нам известны. Во-первых, это минтай, который ежегодно осваивается на 94%. Во-вторых, это сельдь, которая осваивается на 85–87%. Кстати, здесь тоже есть резерв: мы изучаем гижигинско-камчатскую популяцию сельди, чтобы увеличить объемы вылова. В-третьих, основной объект промысла в настоящее время – это сардина-иваси.
Высокая численность анчоусов – предвестник появления больших стад иваси, и тем интереснее ситуация в Японском море. Исходя из актуальных данных промысла иваси в южнокурильских водах на конец августа 2024 г., к концу года можно прогнозировать около 600 тыс. тонн. В последующие годы в Японском море можно прибавить 100–150 тыс. иваси.
– Почему мало практикуется океанический лов?
– Мы проводим регулярные исследования пелагических видов за пределами исключительной экономической зоны РФ в северной части Тихого океана. Там добываются малочисленные, но ценные объекты. Все зависит от того, где формируются скопления. Мы рекомендуем пользователям добывать ту же сардину за пределами ИЭЗ. Занимаемся также исследованием кальмара Бартрама, который путешествует в южную часть ИЭЗ.
– На ваш взгляд, могут ли альтернативные рынки в полной мере восполнить для добытчиков морепродуктов потерю западных?
– Если брать в целом потенциал азиатских, южноамериканских, африканских рынков, то по объемам они значительны. Стоимостная оценка перспектив требует более тщательного изучения и маркетинговых исследований конкретных рынков.
– Как вы относитесь к тому, что в ряде регионов для рыбаков-любителей устанавливают квоты на вылов некоторых ценных видов биоресурсов без лицензии?
– В приложении к Правилам рыболовства для Дальневосточного рыбохозяйственного бассейна указано, сколько объектов может поймать рыбак за одни сутки. Если разобраться, то нормируется очень малое количество объектов любительского рыболовства. Основные массовые объекты любительского рыболовства не входят в эти перечни.
Принцип свободного доступа к объектам рыболовства сохраняется. Корюшка, камбала, кальмар, мойва – пожалуйста.
– В настоящее время в России запущен второй этап программы «квот под киль». Насколько промежуточные итоги реализации программы соответствуют поставленным целям?
– Мы оперируем промысловой статистикой. Эффективность добычи отдельных видов ВБР, минтая, сельди, краба увеличивается с введением новых судов. Они более энерговооруженные, с новым технологическим оборудованием и двигателями. Если раньше, безотносительно объекта, для освоения суммарной квоты требовалось 20 судов, то сегодня хватает 12. Затраты на промысел уменьшаются.
– Что препятствует развитию марикультуры? Так ли нужна государственная экологическая экспертиза для рыбоводных участков?
– Государственной экологической экспертизой занимается Росприроднадзор. А наш блок вопросов связан, скорее, с биологическим обоснованием, проведением оценки условий, консультированием марикультурных хозяйств в части культивирования гидробионтов.
Если речь идет о пастбищном выращивании, это выращивание объектов в естественных условиях, без использования гидробиотехнических сооружений, то здесь, наверное, можно и отказаться от экспертизы.
Если же говорить об индустриальном выращивании, с использованием гидробиотехнических сооружений, изменением рельефа дна, установкой якорей, садков, то экспертиза нужна. Любой неприродный объект, помещенный в естественную среду, на дно, конечно, оказывает негативное воздействие. Неизбежны обрывы, заиливание вокруг якорей, осаждения продуктов метаболизма из садков. Это воздействие должно быть оценено, и не в моменте, а с последствиями. Иначе мы столкнемся с ситуацией, которую пытаются разрешить во многих прибрежных регионах. Это программа «Большая уборка», изъятие затонувших кораблей, чистка акваторий и фарватеров.
Сотрудничеству не помеха
– Как в связи с последними событиями изменяется отношение к сотрудничеству в сфере рыболовства с нашими соседями?
– В рамках действующих международных соглашений мероприятия по линии научно-технического сотрудничества сохраняются в прежнем объеме. Проводится обмен мнениями с иностранными коллегами о состоянии запасов, об изменениях в экосистемах, о климатических изменениях.
– Слив воды с АЭС в Фукусиме – опасно это на самом деле или нет?
– С первого месяца после аварии в 2011 г. мы проводим мониторинг в прилегающих районах: у южных Курил, в открытых водах Тихого океана. Мы не увидели за все это время увеличения по содержанию трития, которое бы могло негативно сказаться на наших ресурсах и на людях, которые потребляют эти ресурсы. Уверенно можно сказать, что в российских водах негативных последствий от аварии или спусков нет: содержание трития намного ниже, чем предельно допустимые нормы.
Воды с АЭС «Фукусима-1» поступают в течение Куросио и выносятся далеко на восток от российских вод. Подход этих водных масс в районы работы российского добывающего флота происходит через 2–3 года. То есть они многократно разбавлены морской водой. Поэтому водные биоресурсы в российских водах не подвержены воздействию сбросов с АЭС «Фукусима-1».
– Много говорят о связи науки и бизнеса. На ваш взгляд, что могут предложить ученые ТИНРО полезного представителям рыбной отрасли?
– В 2019 г. мы открыли инновационный научно-производственный центр марикультуры на острове Попова. За неполные пять лет добились значимых результатов. Это касается воспроизводства марикультурных объектов, например, трепангов и устриц. Мы готовы предоставить пользователю оптимизированные методики, технологии культивирования гидробионтов, которые ориентированы на скорейший рост, увеличение веса.
Добились исключительно высоких результатов в воспроизводстве морских водорослей – ламинарии, ундарии, костарии, микроводорослей. Эти достижения уже проверены на практике, в том числе на аквакультурных плантациях Приморского края и Сахалинской области. Например, наша экспресс-методика получения урожая ламинарии и ундарии позволяет вместо обычного двухлетнего цикла получить морскую капусту такого же веса с аналогичным содержанием питательных веществ за девять месяцев.
Стоит отметить отличные результаты по развитию пресноводной аквакультуры, которые достигнуты учеными ВНИРО на научно-исследовательской станции в Лучегорске. Оказываем информационную поддержку профильным хозяйствам, передаем свой опыт, наработки, посадочный материал. Кстати, фонд прудовой аквакультуры в Приморье составляет около 20 тыс. гектаров. Используется он, как правило, фермерскими хозяйствами.
Мы передаем наработки в части орудий добычи, в части рекомендаций при осуществлении промышленного рыболовства, которые приводят к уменьшению затрат. Самая большая проблема при экспедиционном промысле – высокие непроизводственные потери. Время, которое тратится на поиск рыбы. Сегодня мы как раз работаем по краткосрочному прогнозированию в распределении косяков сардин в районе Курильских островов.
Много наработок, много новых и уже внедренных в рыбацкую практику элементов. Ряд пользователей считает, что они сами могут добиться прорывных результатов. Но мы открыты для сотрудничества. Все эти истории прорабатываем с партнерами.
Наука на подъеме
– Почему в свое время вы выбрали стезю ученого-биолога?
– Когда учился в третьем классе, у моего друга мама работала в ТИНРО. Все тогда ходили с экскурсиями на предприятия. Неожиданно мы как-то поехали в этот институт. Запомнилась экспозиция с чайками, кораллами. И вот, школа заканчивается, чем заняться?
Много было попыток. В какой-то момент я пришел в Дальрыбвтуз, стал работать на кафедре ВБР лаборантом. Готовил препараты с заформалиненной рыбой, готовил иллюстративный материал к лекциям и лабораторным занятиям. Затем пришел на ту же кафедру уже как студент, и теперь уже другой лаборант наблюдал, чтобы мы не пользовались учебниками на экзаменах и коллоквиумах. Нашему потоку очень повезло с преподавателями: Василий Никитич Казаченко, Лев Николаевич Беседнов, Марина Александровна Жарикова, Раиса Ивановна Кудра и многие другие, кто вкладывал в нас такие специфические знания.
Все выпускники нашего курса устроились по специальности. Пришел в ТИНРО. Здесь начинал работать с людьми, которые не закрывали глаза на наши проблемы. Оформляли в рейс, я видел море, и было на что жить. Отправляли в командировки в другие регионы.
Такая идеализированная история, которая на самом деле намного сложнее.
– Никогда потом не жалели о выборе?
– Молодым свойственно переоценивать себя и недооценивать окружающую реальность, столько препятствий, которые были преодолены нами, столько опыта и знаний.
– Можно ли сказать, что отраслевая наука на подъеме?
– С 1996 г. мы много что видели. Подъемы и спады, новые задачи и идеи. В принципе, нельзя сказать, чтобы какой-то период был для нас абсолютно негативный и пессимистичный. Были сложности, были их решения.
Сегодня мы в новой исторической реальности: Всероссийский НИИ рыбного хозяйства и океанографии недавно стал государственным научным центром, самым молодым ГНЦ в России. Это очень высокий статус. У нас новые задачи и интересы. Это не значит, что мы отказываемся от того, что делали. Экспедиционные морские исследования – основа нашей деятельности, одна из основ функционирования отечественного рыбного хозяйства. При этом мы усиливаем работу с дистанционными методами зондирования, спутниковыми, работаем с Роскосмосом и с рядом учреждений по вопросам использования искусственного интеллекта.
Сформирован Центр подводных исследований на Дальнем Востоке. Завершаем формирование отдельной группы подводных исследовательских аппаратов, пока необитаемых.
Без сокращения интенсивности работ в традиционных сферах переходим к новым. Например, у нас сформирована программа прибрежных эстуарных исследований в Арктике. Есть очень хороший результат. Опускаемся на большие глубины, на 800–1200 метров. Да, мы на подъеме
– Как за годы вашей работы изменились подходы к изучению и прогнозированию рыбных запасов?
– 30 лет назад мы занимались исследованиями, оценкой численности отдельных видов. Сегодня мы оцениваем ихтиоцены, крупные образования. Понимаем, какие есть взаимоотношения между различными частями рыбного сообщества.
Разработали почти идеальные схемы траловых, тралово-акустических, донных исследований. В этом году предусмотрена серия экспедиционных работ в Беринговом море – практически 200 судосуток. Проводим траловые съемки на шельфе, на материковом склоне.
– Были ли ситуации, когда ученые серьезно просчитывались со своими оценками?
– Не бывает такого, что планировали 100, а получили ноль. Вариации в пределах 20–30%. Все-таки природные ресурсы живые, схема прогнозирования, оценок для основных промысловых объектов — достаточно комплексная, и все факторы учесть бывает непросто. За полтора-два года происходят существенные изменения. Ряд изменений в климате, океанологии нельзя предусмотреть.
– Сфера ваших научных интересов в настоящее время? Над какими темами, книгами работаете?
– Монография по сообществам Южных Курил, монография по арктическим исследованиям, морским и береговым. В дальнейшем — исследования по изменениям ихтиоценов Японского моря. Мы ожидаем здесь вспышки численности сардины и пелагических объектов. К этому, конечно, нужно готовиться и промышленность подготовить.
– Сами ловите рыбу?
– Есть два объекта, ловля которых мне пока не дается. Так и не смог поймать змееголова. «Свечки» делает, но на любую лягушку, которую я закидываю, почему-то не идет, и все. Антагонизм у нас с этой рыбой. Второй объект, который мне так и не попадался, – это лакедра. Все остальное, в том числе гипероглифов, тунцов, лососей, палтусов, ловил. Ловил исключительно в России.