Фото: Полина Капица
Худрук Юрий Грымов поставил «Скотный двор» по Оруэллу.
В театре «Модерн» – первая премьера сезона. За «Скотный двор» Оруэлла взялся сам худрук Юрий Грымов. Правда, он пошел чуть дальше литературного канона – драматург Марина Сулчани внесла определенные изменения в классический текст. Так, действие стало куда жестче (первой смерти, по-настоящему жуткой, ждать всего несколько минут), а взаимодействие животных и людей – теснее. Диалога между ними по-прежнему не выходит, зато они куда быстрее перенимают друг у друга худшие черты.
Кроме того, «скотизм» превратился в «скотократию», что в нынешних условиях звучит куда уместнее. Формулировка некоторых заповедей тоже изменилась – отчасти вынужденно: иначе всем актерам пришлось бы передвигаться на четвереньках, а это был бы полнейший сюр. Перед Грымовым и так стояла задача не свалиться в детский утренник, о чем он говорил достаточно откровенно. И режиссера легко понять: партию толстого хряка или глупой овечки сложно назвать ролью мечты (тут можно передать горячий привет фильму Вячеслава Росса «Тупой жирный заяц»). При этом в «Скотном дворе» задействована вся труппа.
И вот Юрию Анпилогову, играющему в другом спектакле Рудольфа Гесса, приходится носить портупею и бить по сцене копытом, а Александр Борисов меняет плащ Понтия Пилата на неудобный костюм борова – с жировыми складками и грубой щетиной. (Костюмы вообще детализированы художником Катей Никитиной с умом и талантом.) Вызов? Еще какой! И актеры с ним справляются достойно.
Выбрав достаточно карикатурную форму, Грымов ставит спектакль как психологический триллер, и неподдельный ужас, охватывающий героев, набирает силу с каждой минутой. При этом режиссер не избавляется от сатирической тональности, характерной для Оруэлла. Перевертыши классика, более известные в том числе по другой его работе, «1984», тоже на месте.
Но и авторских находок немало: скажем, мистер и миссис Джонс не сбегают, а оказываются заложниками абсурдной ситуации, отдающей нечеловеческой жестокостью. А еще неожиданно оказываются родителями: их отпрыск Вилли, ведомый духом беззакония, с радостью примыкает к восставшим животным, и хроники бесчинства приобретают новый оттенок.
Здесь постановщик тоже идет до конца, предлагая зрителям что-то вроде шоковой терапии. И хотя самое страшное чаще всего остается за пределами сцены, несколько вычурных, даже вызывающих эпизодов в постановку вписаны удачно. И как всегда у Грымова, они содержательно оправданы: человек действительно может быть хуже животного, а если так, то какие вопросы могут возникнуть к последним?
Вместо ветряка в этой версии строится новый господский дом («мы разрушим чужое, чтобы создать свое»), но ветер все равно продувает сцену насквозь, нещадно, поднимая в воздух облака перьев и шерсти. На ней – хаос: подвешенные стулья, разбросанная одежда, рухнувшая стена, перебитая проводка. Здесь много играют со светом – электрические удары валят животных с ног и погружают зал во тьму – и со звуком. Энергичные басы заставляют собраться, выстрелы (вместо рвущих горла собак здесь старые-добрые ружья – еще один подарок цивилизации) не дают отвлечься.
Дым от сигарет и пиротехнический туман окутывают пространство плотной пеленой, особенно заметной в антракте, когда включается верхний свет. «Скотный двор» идет всего два часа, но перерыв необходим – для того, чтобы выдохнуть, перед тем, как обратно погружаться в необратимый уже кошмар.