В мировой прокат вышел фильм — творческое завещание режиссера «Крестного отца»
На крышу нью-йоркского небоскреба «Крайслер-билдинг» лезет актер Адам Драйвер. Осторожно выходит на скользкий парапет, заносит ногу над бездной — и отшатывается назад из уже невозможной позиции. Облака над головой и машины внизу застывают. Время остановилось для всех, кроме Драйвера.
Если вы, увидев эту сцену в начале «Мегалополиса» Фрэнсиса Форда Копполы, пришли в некоторое недоумение — привыкайте. Оно вас не оставит и дальше, на протяжении всех двух с лишним часов фильма. Ясней не станет — причем не оттого, что «Мегалополис» полон каких-то намеренных тайн и загадок. Неразборчивость тут, скорее, заложена в духе фильма, в художественном методе Копполы. Есть подозрение, что и сам режиссер не вполне понимает, что это и зачем.
Впрочем, дело и правда давнее, смутное. «Мегалополис» родился давно, больше сорока лет назад. Еще в 1977 году, на съемках «Апокалипсиса сегодня» Коппола задумал создать фильм, проводящий аналогии между крахом Римской Республики и современной ему Америкой. Всё время что-то мешало: то продюсеры денег не давали, то случилось 11 сентября и про падение великого города снимать было неуместно. То банальный ковид приостановил планы. Коппола не оставлял мечты, вложил собственные миллионы в бюджет, продав свои любимые калифорнийские виноградники. И вот, наконец завершив, представил своего монстра на фестивале в Каннах весной этого года.
Если всё же попытаться пересказать сюжет — дело происходит в альтернативном Нью-Йорке, который здесь зовётся Новый Рим. Друг другу противостоят двое: консервативный мэр города Франклин Цицерон (его играет звезда «Во все тяжкие» Джанкарло Эспозито) — и гений-новатор, архитектор, алкоголик и бонвиван Цезарь Катилина, собственно, персонаж Драйвера. Катилина мечтает снести весь ветхий Новый Рим к чертям, а на его месте возвести город-сад будущего из удивительного материала «мегалон», за который он получил Нобелевскую премию.
За все эти таланты в него влюбляется дочь мэра Джулия (Натали Эммануэль, Миссандея из «Игры престолов»). Ему помогает богатый дядюшка Гамильтон Красс (Джон Войт, «Трансформеры»), а помешать пытаются продажная телеведущая, которую буквально зовут Вау Платинум (Обри Плаза, «Белый лотос») и ревнивый кузен Клодио Пульхер (Шайа Лабаф, «Трансформеры»). Из других новостей: на город падает советский космический спутник «Карфаген», а Катилина умеет останавливать мыслью время — ну, просто так получилось…
Источник: youtube.com / KinomanTrailers
Вот таким манером Коппола обрушивает на зрителя сразу толпы персонажей, тонны деталей и информации, особенно не заботясь, чтоб дозировать их: выплывут — и хорошо. Самая отчетливая линия тут, конечно, римская: Цезарь Каталина — это аллюзия на диктатора Юлия Цезаря, которого представлять не надо, и Луция Сергия Катилину, эдакого его предшественника. Катилина пытался добиться высшей власти законно, а когда не получилось, попытался устроить переворот, после чего и был убит. Противостоял ему главным образом знаменитый оратор Марк Туллий Цицерон — отсюда имя мэра города. Противник Цицерона Клодий и богач Красс — тоже реальные римские персонажи. Античных деталей тут полно: узор «меандр» на подоле халата, явно римская прическа Джулии, костюмы героев, смахивающие на тоги. Иногда они надевают на голову венки, а порой даже возлежат на ложах и ходят на скачки в местный Колизей.
Цицерон описывал Катилину как негодяя, развратника и тирана. Однако новейшие историки, и вслед за ними Коппола, полагают, что политик стал жертвой черного пиара. Здесь он — визионер и титан, противостоящий косному обществу — в духе героев романов Айн Рэнд. Режиссер явно позаимствовал из её «Источника» героя-архитектора, а из «Атлант расправил плечи» — изобретение новых удивительных материалов. Еще Катилина, конечно, Гамлет: ближе к началу Драйверу приходится целиком, с серьезным лицом, прочитать монолог «Быть или не быть», закончив его, правда, вопросом «где моя водка».
Здесь масса и других аттракционов: то герои начинают видеть галлюцинации с будущим утопическим градом, то вдруг экран дробится на три части — нипочему, просто так. Мелькают кадры из истории, возникает лицо Муссолини. Гигантские тени появляются на стенах домов, оживают огромные мраморные статуи (исполненные в ужасной компьютерной графике). Джон Войт стреляет из лука, Адам Драйвер прыгает по балкам над пропастью, Натали Эммануэль цитирует что-то из Марка Аврелия, Шайа Лабаф скачет в женском платье, потом притворяется Робеспьером, потом — непосредственно Трампом. За кадром Лоуренс Фишборн (Морфей из «Матрицы») глубокомысленно декламирует, кажется, цитаты из пабликов «ВК» про время, историю и цивилизации.
Всё это, конечно, сногсшибательно — но, к сожалению, не потому, что нас так потрясает масштабность видения Катилины, он же Коппола: трудно не понять, что в образе гениального творца режиссер скромно изобразил себя самого. Коппола и вообще прежде всего не моралист, не пророк, не шоумен — а любитель и создатель великого и грандиозного. Но для сцены — по мере необходимости — он примеряет все эти роли. Ближе всего ему по эстетике, пожалуй, опера, чтобы всё было максимально помпезно, ужасно, прекрасно: поэтому и кульминация третьего «Крестного отца» происходит в опере, которая постепенно сливается с действием фильма. Поэтому и звучит Вагнер в «Апокалипсисе сегодня», и так барочно красочны и «Дракула», и «Апокалипсис сегодня» — Коппола упивается великим ужасом и великим крахом цивилизации, который довелось возвестить лично ему.
«Мегалополис» — само название созвучно с «мегаломанией», то есть бредом величия — тоже мог бы стать такой торжественной постановкой на античные темы. Да и твист с любовью Катилины к дочери Цицерона Коппола позаимствовал из трагедии XVIII века Проспера де Кребийона.
Но сперва не задалось. А потом, как часто бывает, нереализованная идея со временем разрослась во что-то совсем уже монструозное и необозримое, притом — полное банальностей и недостаточно бредовое, чтобы стать увлекательным. Это, несомненно, очень личный проект для 85-летнего режиссера, возможно — финальный, своего рода завещание. И в этом смысле — трогательный гимн собственной смелости и эгоцентризму. Но, к сожалению, это не то, что может создать хорошее или хотя бы по-хорошему безумное кино. Sic transit…
Матвей Пирогов, специально для «Фонтанки.ру»