Феномен первой в истории отечественного кинематографа франшизы.
Принято считать, что дзен-философия и всякого рода восточный мистицизм в русской поп-культуре 1990-х появились с легкой руки Виктора Олеговича Пелевина. Но это не так. Ведь еще летом 1995-го – за год до выхода его романа «Чапаев и Пустота» – в теплом южном городе Сочи состоялась премьера фильма Александра Рогожкина «Особенности национальной охоты», впоследствии ставшего мегахитом и породившего первую в истории отечественного кинематографа франшизу.
Ныне феномен «Особенностей национальной охоты» крепко и незаслуженно забыт. Конечно, не окончательно и бесповоротно. Столь знаковое произведение все же просто так из культурного кода не вычеркнешь. Однако и у тех, кто этот фильм еще помнит, представление о нем сохраняется несколько превратное, искаженное.
Как о непритязательной комедии, в которой Алексей Булдаков, не выпуская изо рта сигарного окурка, произносит лаконичные тосты и все безудержно пьют водку. Чего, в общем-то, тоже не отнять. Но это лишь поверхностный слой, под которым автор «Особенностей» Александр Рогожкин спрятал множество других пластов, причем буквально каждый из них – золотоносный.
О чем же на самом деле «Особенности национальной охоты»? В самом широком смысле ни много ни мало о поиске русской идеи. Тогда, в середине 1990-х, этот вопрос стоял как никогда остро, поскольку лишенному морально-идеологических ориентиров русскому народу срочно требовалось что-то, вокруг чего можно было бы выстроить коллективную идентичность.
Взять того же Виктора Пелевина: у него в «Generation П» Вавилен Татарский по заданию Вовчика Малого все пытался русскую идею найти – даже к духу Че Гевары за консультацией обращался, но все впустую. Собственно, поиски русской идеи безуспешно продолжаются по сей день.
Проблема возникает уже в самом начале, на этапе составления поискового запроса, который звучит приблизительно так: «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Исходя из чего резонно предположить, что искать следует где-то в области метафизического. И именно туда Рогожкин в «Особенностях национальной охоты» снаряжает экспедицию, в которой среди прочих участвует человек вроде бы совершенно посторонний (но этот статус в конце концов кардинально поменяется) – иностранный студент Райво. Именно его глазами зрители и будут далее за ходом экспедиции наблюдать.
Где разворачивается действие «Особенностей»? Нигде. Точнее, в некоем загадочном месте, где регулярно сбоят или вовсе перестают действовать привычные всем законы. Известно, что расположено это место где-то неподалеку от границы, но необходимо понимать, что тут в первую очередь имеется в виду граница не между странами, а между мирами.
Также становится понятно, что туда нужно добираться вплавь, на судне, и в пути обязательно (обязательно!) выпить водки. Что отсылает, по-видимому, к так называемым Островам блаженных – распространенному образу, присутствующему в мифологии разных народов по всему свету (Элизиум, Сид, Валинор и т.д.).
Там героев встречает Кузьмич (Виктор Бычков) – хранитель этих земель, он же егерь. Действие застает его медитирующим у сада камней, что характерно. Кузьмич – один из важнейших и наиболее таинственных персонажей киновселенной Рогожкина. Его, пожалуй, можно назвать колдуном или шаманом. Более того, в сиквеле «Особенности национальной политики» (2003) именно так Кузьмича и называют.
Но это все-таки не вполне правильно. Кузьмич не практикует магию, не общается с духами. Хотя, наверное, мог бы, если бы захотел. При этом он, очевидно, гораздо лучше своих товарищей осведомлен о том, как устроено и функционирует то пространство, где обитает герой Бычкова. Он в курсе, что оно непостижимо, и спокойно этот факт принимает. И изучает его с любопытством, но без чрезмерного энтузиазма неофита, и разного рода аномалии, которые периодически в этом пространстве возникают, егеря не слишком удивляют.
Объясняется это просто: Кузьмич очень глубоко постиг дзен (даже глубже Чувака из «Большого Лебовски»), то есть взломал саму иррациональность, осознав пустотную природу всего, включая любые сверхъестественные явления.
Приблизительно на той же ступени духовного развития, а то и чуть повыше, находится генерал Михалыч (Алексей Булдаков). В своеобразном спин-оффе «Особенностей национальной охоты», праздничном телевизионном капустнике под названием «Операция «С Новым годом» (1996), он признается, что является сторонником интуитивизма – не самого, прямо скажем, популярного, но весьма интересного философского направления. Правда, никаких разъяснений не дает, и нам остается лишь выдвинуть осторожную гипотезу, что из основоположников интуитивизма Михалычу ближе всех Николай Онуфриевич Лосский, который рассматривал интуицию и интеллект вкупе как единый механизм восприятия.
Генерал производит впечатление человека, в своем сознании настолько преисполнившегося, что он как будто бы уже сто триллионов миллиардов лет проживает на триллионах и триллионах таких же планет. Абсолютно ничто не способно поколебать его невозмутимости. Даже получив от товарищей в результате недоразумения по голове и впав на короткое время в беспамятство, по пробуждении он изрекает лишь короткое и емкое, но вместе с тем абсолютно бесспорное суждение: «Ну вы, блин, даете».
Вообще же Михалыч чаще молчит (если не считать тех самых лаконичных тостов) и по отношению ко всему, что вокруг него творится, занимает позицию подчеркнуто нейтральную, взирая на суетящихся друзей с неизменной снисходительной ухмылкой и лукавым прищуром.
Заметьте: сюжета как такового, в общепринятом значении этого слова, у фильма нет. Он разбит на несколько маленьких сюжетов, вдохновленных охотничьими байками-небылицами. Объединяет и связывает меж собой эти анекдоты номинальный главный герой, сыгранный Вилле Хаапасало, – пытливый юный исследователь Райво, избравший предметом изучения русскую охоту.
Фактически он единственный из всех действующих лиц, у кого есть цель. Райво даже имеет четкое представление о том, как должен выглядеть этот его предмет изучения. Правда, идеализированное, безнадежно устаревшее и не соответствующее никакой действительности. И по мере знакомства с «настоящей» русской охотой к нему постепенно приходит осознание того, что цель его – такой же несбыточный фантом, как и русская охота.
Ведь что, в сущности, на его глазах в течение фильма происходит? Ровным счетом ничего. Ничего такого, что можно было бы объяснить или уложить в какую бы то ни было систему. Кромешный хаос. Какие-то люди (кто они? откуда?) пьют, встревают в абсурдные истории, затем снова пьют и хором поют «Черный ворон», и снова встревают в истории, и снова пьют, и так по кругу. Казалось бы, в этом нет ни толики здравого смысла. И уж тем более это не имеет никакого отношения к охоте. В лучшем случае дело доходит до имитации охоты, но ни одного добытого зверя ни сам финн, ни зритель так и не увидят.
Потому что «Особенности национальной охоты» – не про охоту, как уже было заявлено выше, и, соответственно, под самой «национальной охотой» подразумевается совсем не то, о чем думает и периодически грезит Райво.
Чем же тогда заняты все эти «охотники» – Кузьмич, Михалыч и все остальные? Тем и заняты. Поиском русской идеи. Да, способ может показаться в высшей степени странным, где-то даже бредовым. Если со стороны поглядеть, не вникая в детали, то это как будто бы банальная хроника безудержного запоя на природе. Но стоит чуть пристальнее присмотреться, и становится очевидно, что никакой это не запой, а трансцендентная психоделическая практика. Или, если угодно, мистический ритуал, который включает в себя употребление обладающего магическими свойствами вещества (в этом качестве как раз выступает водка). И что, учитывая контекст, более подходящего способа не придумать.
Посудите сами: на дворе – середина 1990-х. Будущее – туман, прошлое – обман. Повсюду, куда ни плюнь, страшная разруха. Ни почвы под ногами, ни надежды – одна беспросветность. Что остается делать? Вариантов, в общем, не так уж много. Эскапизм, декаданс и тому подобное.
В принципе, в таком разрезе «Особенности национальной охоты» также правомерно рассматривать как произведение декадентского толка – горько-сатирическое, показывающее удручающее положение различных слоев населения в России на различных примерах (военные летчики готовы за бутылку корову в бомбардировщик погрузить) через призму меланхолической беззлобной иронии. Но это, опять же, всего лишь один из слоев, и далеко не самый глубинный.
Мужчины, прибывшие во владения Кузьмича, все-таки пьянствуют не ради того, чтобы сбежать от опостылевшей реальности – они, насколько можно судить, совсем неплохо в ней устроились. Посредством водки герои приводят себя в измененное состояние сознания, чтобы испытать психоделический опыт. Отправиться в путешествие внутрь себя и оказаться снаружи всех измерений. И там уже приступить непосредственно к «национальной охоте».
Для нашей национальной охоты главное – не зверь, а процесс. «Ходишь, ищешь, можно ничего не делать, только ходи» – так в диалоге с Райво формулирует основополагающую мысль всего фильма переводчик Женя – персонаж сугубо функциональный, не имеющий никаких персональных черт, который лишь затем и нужен, чтобы в паре диалогов выразить то, для чего Александр Рогожкин все затеял. «А это можно делать без водки?» – вопрошает Райво. И тут же получает многозначительный ответ: «Хотелось бы…»
В этом, по Рогожкину, русская идея и состоит – в самом поиске русской идеи или иными словами в охоте на нее. При чем здесь вообще охота, наверное, нет нужды подробно растолковывать: это и древнейший род человеческой деятельности, сопряженный со всяческими сакральными обрядами, и рассказы Виталия Бианки, с помощью которых с детства прививают любовь к природе, и картина Василия Перова «Охотники на привале», репродукция которой чуть ли не в каждом доме до недавних пор где-нибудь на стене непременно висела… И еще великое множество ассоциаций, служащих маркером принадлежности к общности русских людей.
«Женя, мне кажется, это уже было. Сон? Реальность?» – обращается в растерянности к своему проводнику и переводчику финский студент в тот момент, когда он тоже начинает ощущать в себе принадлежность к указанной общности. «Да, мы живем вечно, – успокаивает только что незаметно для себя прошедшего инициацию экс-инородца Женя. – Только забываем иногда об этом. Было все».
Само собой, едва ли найденное Рогожкиным определение русской идеи способно в полной мере кого-либо удовлетворить. Хотя бы потому, что твердой коллективной идентичности вокруг него не построить. Тем не менее как ситуативное средство оно в свое время вполне неплохо сработало.
Вокруг «Особенностей национальной охоты» сложился внушительных размеров культ, что повлекло появление многочисленных сиквелов и спин-оффов, как официальных, добротных, так и откровенно паразитических. И хотя большинство зрителей не могли считать все заложенные в нем смысловые бездны, в которых мы только что попытались чуть-чуть разобраться, – главные его посылы легко усваивались на интуитивном уровне.
Кто-то обвинял, да и продолжает обвинять «Национальные особенности» в пропаганде алкоголизма, но эти обвинения смешны. Если что фильм и пропагандирует, то исключительно позитивный подход к жизни. Подход, предполагающий стойкость, невозмутимость, здоровую отрешенность и готовность к смиренному принятию любых неожиданностей, а также находчивость и, разумеется, уважительное отношение к природе.
Все то, что помогло в той или иной степени России в конечном итоге пережить 1990-е. И уже за это следует Александру Рогожкину в ноги поклониться.