Во время Великой Отечественной войны условно существовало два фронта: первый и главный – это Красная армия против фашистских захватчиков, а второй – действия союзников.
Но был ещё один, третий фронт, сражавшийся за сознание миллионов людей, – информационно-пропагандистский. Здесь всеми видами и жанрами литературы и искусства происходила не менее ожесточённая борьба за дух и волю народа. И одним из побуждающих и распространённых средств в нём являлся политический агитационный плакат.
Наравне с журналистами, писателями, поэтами, композиторами художники-графики в своих ярких и наглядных образах показывали весь ужас и бесчеловечность гитлеровского нашествия, побуждая людей к сопротивлению, к победе над врагом, воспитывали чувство достоинства, ощущения патриотизма и любви к своей стране, к своему народу. Часто величественные, запоминающиеся и вдохновляющие образы, сопровождающиеся короткими и ёмкими фразами, врезались в память и взывали к гневу, решимости отстоять свободу и независимость Родины, уверенность в своём правом деле. Многие из этих плакатов даже сейчас, когда прошло немало времени и сменилось несколько поколений, стали настолько широко известными, что считаются настоящими шедеврами изобразительного искусства и по-прежнему трогают сердце.
Историки и искусствоведы, исследуя этапы в развитии советского военного плаката, прослеживают два его этапа – начальный, когда он носил звучание драматическое, даже трагическое, поскольку страна столкнулась с настоящим варварским нашествием, огромными жертвами, когда требовалось максимальное напряжение всех духовных и материальных сил. Вспомним, к примеру, появившийся в первые дни войны призывный и никого не оставлявший равнодушным образ Родины-матери, созданный художником Ираклием Моисеевичем Тоидзе (ГА РФ. НБ. 3284).
И другой этап, – связанный с коренным переломом в войне, с освобождением оккупированной земли, с победным походом Красной армии на Запад. Именно тогда плакат становится жизнеутверждающим выражением всенародной гордости за своих защитников.
Среди множества таких замечательных образцов, посвящённых Великой Победе, невозможно пройти мимо работы художника Леонида Фёдоровича Голованова «Красной армии — слава!», которая находится в научной библиотеке Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ. НБ. 6670). Герой изображён на фоне стены поверженного рейхстага – своеобразного символа ненавистного агрессора.
Известно, что после взятия Берлина это здание было сплошь исписано автографами победителей – советских солдат и офицеров.
Трудно сказать, кто первым начертал на мраморной стене своё имя, поставил дату и указал свой город. Так началась цепная реакция настенной переклички воинов многонациональной Красной армии. Вход в рейхстаг, стены, колонны и даже балконы были исписаны кусками обвалившейся штукатурки, мелом, углём и неизвестно откуда появившейся краской. Буквально всюду, куда могла дотянуться рука, были имена, звания, даты, названия родных городов, сёл и местностей, откуда кто прибыл и каким путём. Там и «Гитлер капут», и «Москва – Варшава – Берлин», и «Мы из Астрахани», «Мы пришли из Сталинграда!», «Севастополь. Сержант Петров», и номера частей и дивизий, названия и просто «9.5.45. Усачев» или «Здесь был И. Лукьянов!». Сержант Хасанов сделал надпись на родном узбекском языке, заметив при этом: «Земляки поймут, а кому понадобится, переведут»…
Указывались не только имена и маршруты победителей, но и личные сообщения бывшим оккупантам, подчас содержащие известную народную лексику. Так, первые репортёры, побывавшие в рейхстаге, например, обратили внимание на цоколь какой-то статуи, где находилась бронзовая доска с перечнем знаменитых немецких полководцев: Мольтке, Шлиффена и других. Она была жирно перечёркнута мелом, а ниже стояло по-пролетарски ясное: «Имел (в переводе примерно так. – Прим.) я вас всех! Сидоров». Солдаты выступали как вершители исторического суда:
«Мы пришли сюда, чтобы вы к нам больше не ходили»…
Процесс массового нанесения этих надписей был многократно запечатлён военными фотографами тех лет.
Как указывали современники, в этом едином эмоциональном порыве было выражено всё – триумф и монолитное единство народа, радость людей, которым в жестоком и беспощадном огне довелось выжить и победить. Каждая роспись была не только наградой за тяжкий воинский труд, но и посланием от миллионов всех, кто не дошёл до Берлина, кто ковал оружие, растил хлеб и согревал детей. Это было и завещанием потомкам, и предупреждением тем, кто хотел бы вновь испытать решимость русских.
Ныне от большинства надписей, оставленных победителями, осталось мало видимых следов. Мемуаристы отмечали, что при передаче рейхстага союзникам на его крыше имелось несколько десятков – по меньшей мере около сорока – красных знамён и флажков. Какие-то из них были с символикой, какие-то – просто кусками красной материи. Говорят, хоть на встрече в Потсдаме и была устная договорённость сохранить советское знамя на куполе рейхстага, оставшегося в английской зоне оккупации Берлина, он без серьёзных на то оснований был взорван: очень уж раздражал алый стяг наших бывших товарищей по оружию.
Сначала в Федеративной Республике, а потом в объединённой Германии последовательно вымарывались нежелательные для неё страницы прошлого. Западноберлинские власти распорядились также «зачистить» закопчённые стены рейхстага. С их поверхностей была стёрта основная часть надписей советских солдат – по некоторым данным, их количество даже через десятилетие после мая 1945-го составляло не менее 25 тысяч. Поначалу прикрытые листами гипсокартона, бесценные для человеческой истории реликвии усилиями западных деятелей с годами вообще слились в мнимые «белые пятна» истории. Между тем, по словам одного немецкого учёного, надписи на рейхстаге – «это огненные письмена на стене, предупреждающие парламентариев, чтобы они никогда больше не допускали повторения этого».
Сейчас под восстановленным куполом, на котором когда-то развивалось советское знамя, разместился ресторан, а на стенах среди 715 надписей, сохранённых по настоянию архитектора Нормана Фостера после ожесточённых политических битв в бундестаге, вряд ли найдём слово «Дошли!», запечатлённое Головановым за спиной солдата-победителя и рядом с плакатом 1944 года этого же художника.
На приклеенном к стене рейхстага рисунке – тот же улыбающийся боец изображён перед колонной советских войск, ещё только направляющихся на Запад. Бравый боец в пилотке набекрень, возможно, прошагавший от Москвы и Сталинграда, на обочине дороги поправляет сапог. Но всего три слова в названии – «Дойдём до Берлина!» – и перед нами уже не рядовой солдатский эпизод, а собирательный и одухотворённый образ советского воина, нацеленного на скорую победу.
Его прототипом стал один из лучших снайперов Великой Отечественной войны, герой Советского Союза Василий Иванович Голосов. Плакат написан по зарисовке, сделанной художником во время одной из его поездок на фронт. И хотя изначально у него не было задачи увековечить именно Голосова, но Голованов написал конкретного человека с типичной славянской внешностью. Голосов был офицером, лейтенантом, командиром роты. Но художник умышленно сделал его рядовым, чтобы подчеркнуть массовый, народный образ воина.
К сожалению, Василию Ивановичу до Берлина дойти не довелось, он погиб ещё в 1943 году. Но лик его, благодаря карандашу и кисти художника, стал бессмертным.
На этом плакате есть и ещё одна важная и знаковая надпись. Справа за левым плечом солдата отчётливо читается надпись мелом на стене:
«Слава Русскому народу».
Именно так, с прописной буквы.
Надпись на плакате, родившемся в первые послевоенные месяцы, появилась отнюдь не случайно.
Читаем воспоминания генерала армии Сергея Матвеевича Штеменко, в мае 1945 года служившего начальником Главного оперативного управления Генерального штаба Красной армии.
«Через несколько дней после подписания победного приказа Верховный главнокомандующий приказал нам продумать и доложить ему наши соображения о параде в ознаменование победы над гитлеровской Германией.
– Нужно подготовить и провести особый парад, – сказал он. – Пусть в нём будут участвовать представители всех фронтов и всех родов войск. Хорошо бы также, по русскому обычаю, отметить победу за столом, устроить в Кремле торжественный обед. Пригласим на него командующих войсками фронтов и других военных по предложению Генштаба. Обед не будем откладывать и сделаем его до парада.
На другой день в Генштабе закипела работа. Были созданы две группы: одна вместе с Главным политическим управлением готовила списки лиц, приглашаемых на торжественный обед, а другая – всецело занялась парадом»...
24 мая, в четверг, как раз накануне торжественного приёма, Генштаб доложил все предложения Сталину. В тот же день первый заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР Николай Михайлович Шверник вручил маршалам Коневу, Малиновскому, Толбухину, Рокоссовскому орден «Победа», а Жукову второй такой орден.
Советский авиаконструктор академик Александр Сергеевич Яковлев рассказывал:
«Сплошной вереницей проезжали под аркой Боровицких ворот машины с приглашёнными на правительственный приём. Мне часто приходилось бывать в Кремле, но на этот раз я ехал туда как будто впервые. Последний приём был здесь как раз перед войной – 2 мая 1941 года. И вот мы вновь, после четырёхлетнего перерыва, собрались – в парадной форме, счастливые, гордые нашей победой».
Полный состав участников приёма восстановить не удалось, списки не сохранились. Известно, что пригласили всех командующих фронтами, отличившихся военачальников, высшее партийное и государственное руководство, видных деятелей промышленности, науки и культуры. Приглашения печатались только для членов Государственного комитета обороны, но ни одного из них в архивах не оказалось. Остальные приглашённые проходили просто по спискам, которые тоже не сохранились. Неизвестно даже точное число участников, называют цифры от трёхсот до тысячи. Приём состоялся в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца – самом большом из орденских залов, где воплощена идея памяти о многих поколениях воинов, отличившихся в сражениях за Россию. Белый с золотом, с высоченными потолками, огромными люстрами, великолепным паркетом, колоннадой из витых столбов с выступами и нишами у стен. В нишах и на откосах – мраморные доски с названиями 545 российских георгиевских полков и с более чем одиннадцатью тысячами имён георгиевских кавалеров. Кстати, Георгиевский зал по сей день остаётся главным церемониальным помещением Кремля.
Столы, украшенные цветами, местами стояли почти вплотную друг к другу. Гости располагались на красных креслах и стульях в белых чехлах, которые по случаю приёма принесли со всех залов дворца. Начала торжества с волнением ждали и полководцы, и артисты.
«Ровно в восемь вечера в зале появились руководители партии и правительства, – свидетельствует авиаконструктор Александр Яковлев. – Как взрыв, потрясли своды древнего Кремлевского дворца оглушительные овации и крики “ура!”. Они, кажется, длились бы бесконечно...
Когда постепенно зал утих, маршалы Советского Союза были приглашены за стол президиума. Они поднялись со своих мест в разных концах зала и один за другим под аплодисменты прошли к столу, за которым сидели руководители партии и государства. Все с восхищением смотрели на полководцев».
Вечер открыл и продолжил вести Вячеслав Михайлович Молотов, в советском руководстве бывший вторым после Сталина – первым заместителем председателя Совета народных комиссаров, а также заместителем председателя Государственного комитета обороны, членом Ставки Верховного главнокомандующего. Очень знаменательно, что ему, первому из руководителей Советского правительства выступившему 22 июня 1941 года с сообщением о нападении Германии и произнёсшему: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами» – было поручено вести торжественный вечер в честь победителей.
Фотографий и звукозаписи приёма не было, но велась стенограмма. В ней зафиксирован тридцать один тост, из которых пять принадлежали Верховному главнокомандующему; в них речь шла о сорока пяти лицах. Правда, в отредактированном отчёте, опубликованном на следующий день во всех газетах, осталось двадцать восемь здравиц (из них только две сталинские).
Под бурные и продолжительные аплодисменты поднимались бокалы в честь бойцов и командиров, красноармейцев и краснофлотцев, офицеров, присутствовавших генералов и маршалов, «за великую партию Ленина–Сталина и за её штаб – Центральный Комитет». И, конечно, за того, «кто руководил всей борьбой советского народа и привёл к великой победе, невиданной в истории, – любимого вождя товарища Сталина».
Последовательно назывались фамилии Жукова, Конева, Рокоссовского, Василевского и многих других военачальников, членов Государственного комитета обороны и военных советов фронтов и армий, которые отвечали за политическую работу в войсках, а также за руководителей оборонной промышленности, чьим оружием громили врага и его союзников.
«Довольно длительные промежутки, отделявшие один тост от другого, заполняла программа превосходного концерта»,
– замечал Сергей Штеменко.
Перед собравшимися выступали не менее взволнованные торжественностью происходившего прославленные солисты Большого театра, хор Пятницкого, ансамбль Моисеева, Краснознамённый ансамбль Александрова. Основу репертуара составили произведения народной и классической музыки.
Кому-то в Киеве, наверное, будет небезынтересно узнать, что на том приёме прозвучали песни «Взяв бы я бандуру» и «Закувала зозуля у гаю». Как иронично отметил один из публицистов, на что только не шли коварные русские, чтобы скрыть своё желание уничтожить свободолюбивых украинцев — и победу праздновали под украинскую музыку, и звания Героев Советского Союза им присваивали. Нелишне сказать, что украинская народная музыка была практически неотъемлемой частью всех торжественных кремлёвских мероприятий. В целом же искусство народов СССР, как правило, всегда составляло около трети программы официальных правительственных концертов.
Далеко за полночь последнюю застольную речь произнёс сам Сталин.
«Как только он встал и попытался говорить, его слова потонули в море аплодисментов, – вспоминал Яковлев. – Когда немножко утихли, Сталин сказал:
– Разрешите мне взять слово. Можно?
И Сталин произнёс своё известное слово о русском народе. Речь, довольно короткая, тем не менее заняла более получаса, так как постоянно прерывалась шквалом не смолкавших оваций. Приведём этот тост в том виде, как его на следующий день вместе с большим отчётом о приёме напечатали на первых полосах все центральные газеты:
«Товарищи, разрешите мне поднять ещё один, последний тост.
Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа (бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура»).
Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.
Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него ясный ум, стойкий характер и терпение.
У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам сёла и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой.
Но русский народ не пошёл на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошёл на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества – над фашизмом.
Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!
За здоровье русского народа! (Бурные, долго не смолкающие аплодисменты.)».
Никто ранее из императоров династии Романовых за три с лишним столетия не произносил тост за здоровье русского народа. Никто из них не давал достойную оценку народу, вся жизнь и история которого является подвигом.
По существу ничего нового Сталин не сообщил и ничего сверхъестественного не произошло. Ещё в начале 1930-х годов году партия официально отвергла бытовавшую левацкую концепцию, основанную на национальном нигилизме, «мировой революции», очернении прошлого. Все, кто по привычке продолжал талдычить о «темноте и отсталости» русского народа, словно бы растворились, проявившись лишь в последние десятилетия и ставя Сталину в вину «разжигание русского шовинизма».
Сталин и до войны не раз провозглашал здравицы в честь русского народа, благотворную и объединительную роль которого в истории всегда подчёркивал. В ноябре 1939 года в беседе с советским постпредом в Швеции Александрой Михайловной Коллонтай он прямо говорил о неизбежности войны с Гитлером. При этом он открыто сетовал на то, что все тяготы грядущей большой войны лягут на плечи русского народа. Но высказался он по этому поводу оптимистично:
«Русский народ — великий народ. Русский народ – это добрый народ. У русского народа — ясный ум. Он как бы рождён помогать другим нациям. Русскому народу присуща великая смелость, особенно в трудные времена, в опасные времена. Он инициативен. У него — стойкий характер. Он мечтательный народ. У него есть цель. Потому ему и тяжелее, чем другим нациям. На него можно положиться в любую беду. Русский народ — неодолим, неисчерпаем».
Как уже говорилось, во время приёма велась стенограмма. Она была заметно обработана для газетной публикации, в первую очередь Молотовым, а затем и лично Сталиным. Верховный главнокомандующий сам тщательно отредактировал и частично переписал стенографическую запись своего выступления.
Почему правилась стенограмма? На этот счёт возникло множество версий. Ответ же прост: потому что тогда редко кто – даже из высшего руководства – выступал по готовым текстам. Правка – литературная, стилистическая, с правильной расстановкой акцентов – была просто необходима; всегда точный и взвешенный в оценках Сталин знал великую цену своего печатного слова.
«Он говорил так же, как стреляли его войска, — метко и прямо, – вспоминал о встречах с советским лидером американский государственный деятель Гарри Гопкинс… Не было ни одного лишнего слова»…
В оригинале концовка зазвучала так:
«Но русский народ на это не пошёл, русский народ не пошёл на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы всё-таки с событиями справимся.
Вот за это доверие нашему Правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!
За здоровье русского народа!»
Такого подъёма духа в кремлёвских стенах не было никогда. Сергей Штеменко писал:
«Мы считали, что словами Сталина с нами говорит сама партия. И под сводами Кремля вновь загремела овация… Тот день оставил глубокий след в душе каждого из нас. Многое мы вспомнили, многое передумали»…
Это была не заурядная застольная речь, когда нередко слова льются без особого на то значения. Что якобы «хотел сказать» этим тостом Сталин, – на этот счёт в послевоенные годы и особенно в т. н. перестроечные, было немало мнений и просто домыслов. Но Сталин сказал то, что именно хотел и должен был. Что и было подчёркнуто на следующий же день в передовой статье главной партийной газеты «Правда», – а такие материалы по советской традиции всегда носили директивный характер.
«Русский народ стал руководящей силой в великом Советском Союзе не только потому, что он самый многочисленный и самый передовой по своему культурно-экономическому развитию. Патриотизм советского, русского народа ничего общего не имеет с выделением соей нации как “избранной”, “высшей”, с презрением к другим народам. В этом – величие русского народа и в этом – его сила, так ярко проявившаяся в годы Отечественной войны, когда русский народ своей мужественной, стойкой борьбой, самоотверженностью, верностью своим высоким идеалам и завоеваниям революции ещё крепче сплотил вокруг себя все народы СССР».
Сомнений в том, что найдётся немало желающих оспорить величие и непобедимость русских, у Сталина не было и раньше. Особая политическая актуальность сталинской речи проявилась потому, что на Западе к концу войны стали появляться различные проекты объединения народов и территорий государств, как в региональном, так и в общемировом масштабе, превращения их в некий «вселенский мир», «мировую федерацию», где были бы призваны править англосаксонские политики и олигархи. Причём первую скрипку в подобных прожектах играли главным образом американцы, поскольку в годы войны США превратились в основной штаб движения, целью которого было построение единой мировой либерально-демократической и рыночной цивилизации, а идеологией неолиберализм. Более того, в целом ряде западных изданий стала настойчиво проводиться мысль, что создание «мирового правительства» (несомненно, с центром за океаном) должно стать неизбежным шагом в развитии человечества и добиваться этого следует любой ценой, если даже для того придётся развязать третью мировую войну.
Конечно, руководство Советского Союза понимало, что вслед за исчезающим союзничеством с ведущими капиталистическими государствами наступает эра серьёзного противостояния с ними. Жизнь, объективные и очень веские обстоятельства, в которых оказалась страна после её победы над нацизмом, диктовали новые вызовы, и потому вопросы укрепления патриотизма и бдительности по отношению к начавшимся идеологическим диверсиям требовали чрезвычайного внимания. Что и отразилось впоследствии в череде разного рода дискуссий и кампаний в сферах экономики, науки, литературы и искусства.
Торжественную обстановку в Георгиевском зале 24 мая 1945 года воспроизвёл народный художник Украинской ССР Михаил Иванович Хмелько на картине «За великий русский народ!», за которую в 1948 году получил Сталинскую премию второй степени. Она получила широкую известность и была растиражирована официальной пропагандой.
На картине представлено практически всё высшее политическое и военное руководство СССР. В центре – руководитель государства Иосиф Виссарионович Сталин, поднимающий бокал и провозглашающий тост, собственно, и давший название картине. Примечательно, что в отличие от первоначального оригинала на картине отсутствует маршал Лаврентий Павлович Берия, в то время занимавший пост заместителя председателя Государственного комитета обороны. По всей видимости, художнику пришлось переписывать работу уже в годы правления Никиты Хрущёва после того, как тот инициировал антисталинскую кампанию.
Шестиметровое полотно, закрученное на вал, до печально известного «майдана» хранилось в Киеве в «спецфонде» Национального художественного музея Украины. После принятия в 2015 году Верховной Радой т. н. закона о декоммунизации судьба этой работы неизвестна. По сведениям из социальных сетей, художественные произведения советского периода вынесены из экспозиционных залов и хранилищ музея на склад, который ранее использовался как гараж.
В Москве существует несколько эскизов к картине, один из которых, шириной более двух метров, из фондов Государственного музейно-выставочного центра «РОСИЗО» передавался в Российское военно-историческое общество.
Содержательно и стилистически продолжением картины «За великий русский народ!» стал «Триумф победившей Родины». На огромном полотне зритель действительно видит момент триумфа — победители бросают знамёна противника к подножию Мавзолея Ленина.
Это была сталинская идея, о которой поведал в своих воспоминаниях генерал Сергей Штеменко.
«”На парад надо вынести гитлеровские знамёна и с позором повергнуть их к ногам победителей. Подумайте, как это сделать”, – распорядился Верховный».
Реплика Сталина была своего рода выражением желания подчеркнуть преемственность русских воинских традиций: так в войсках легендарного полководца Александра Васильевича Суворова демонстрировали пренебрежение к поверженным врагам, бросая чужие знамёна к ногам победителей во время торжественных церемоний. Их символический бросок к подножию ленинской усыпальницы означал не только демонстрацию презрения к фашистам, но и своеобразный рапорт основателю Советского государства о непобедимости его идей.
При масштабности полотна площадью более 16 квадратных метров, при десятках изображённых лиц у картины есть главные герои. Внимание привлекают фигуры воинов, швыряющих склонённые на брусчатку вражеские регалии. Благодаря точной и невероятно умелой композиции вожди и маршалы, увешанные орденами, словно бы сдвинуты в сторону, на задний план, а главную часть полотна занимают обыкновенные солдаты, олицетворяющие народ, что также подчёркивает символику момента.
В самом центре картины мы видим бойца, бросающего на землю штандарт танковой дивизии «Адольф Гитлер». Известно, нёс его правофланговый, старший сержант Фёдор Антонович Легкошкур. Он воевал на Кавказе и Кубани, был тяжело ранен. После госпиталя службу продолжил в дивизии имени Дзержинского. За высокий, почти двухметровый рост и прекрасную строевую выправку ему поручили нести штандарт, носящий имя фюрера.
«Когда подошли к Мавзолею, я этот штандарт высоко поднял и с силой бросил оземь, чтобы разлетелся вдребезги»,
– вспоминал Легкошкур.
Это произведение Хмелько стало одним из номинантов на Сталинскую премию 1949 года. Рассказывают, что когда вождь обходил галерею, осматривая все предложенные картины, он особенно долго стоял у «Триумфа победившей Родины». Затем, ознакомившись со всеми работами, вновь вернулся к картине и сказал:
«Дать премию первой степени».
Михаил Хмелько
Михаил Иванович Хмелько, ныне на своей родине оплёванный и забытый, достоин того, чтобы о нём больше знали в России. Художник служил на войне сапёром, был ранен и после госпиталя числился в бригаде фронтовых художников при политуправлении 1-го Украинского фронта. Признанный мастер живописи высочайшего класса, он воспевал дружбу славянских народов в картинах с такими красноречивыми названиями как, например, «Навеки с Москвой, навеки с русским народом!». Хрестоматийными стали также «Форсирование Днепра», «Шахтёрская свадьба», «Шевченко и Щепкин в Москве». Нелишним будет и отметить, что стиль, в котором работал Хмелько, в среде художников негласно именовался «стилем триумф» – прежде всего по названию его главного полотна.
С послевоенного времени и вплоть до начала горбачёвской перестройки Хмелько — активный участник многочисленных всесоюзных и республиканских художественных выставок. В 1950-х годах он возглавлял Союз художников Украины. В последние годы, тяжело переживая развал СССР, находился в творческом простое. Начало девяностых было самым трудным; мастер не воспринял новую политику в Киеве и Москве, когда все делалось для того, чтобы очернить прошлое, зачеркнуть былые заслуги страны, когда имена его вчерашних героев, на подвигах которых было воспитано не одно поколение людей, беспощадно вымарывались из учебников истории. Особенно тревожно и болезненно бывший фронтовик ощущал начавшуюся фальсификацию истории Великой Отечественной войны. Наверное, единственным приятным моментом того времени для художника было узнать, что в честь 50-летия Победы в Москве на Поклонной горе неожиданно выставили его непревзойдённое полотно.
Художник скончался в январе 1996 года. Сейчас его работы мало кто знает. Украине такой мастер не нужен: кому в нынешнем Киеве захочется видеть картину, где малороссы радуются единению с русскими и празднуют добровольное вхождение в Россию.
Что касается Леонида Голованова, за серию военных плакатов он после войны был удостоен Сталинской премии второй степени. Но рассказанная история о работе «Красной армии – слава!» была бы неполной, если не сказать, что самое первое издание, вышедшее в издательстве «Искусство» тиражом 300 тысяч, потом не раз воспроизводилось в специальной литературе, альбомах, открытках и почтовых марках, плакат многократно демонстрировался на многих выставках в галереях и музеях.
Голованов ещё дважды возвращался к образу своего прославленного героя – в работах, посвящённых окончанию войны с милитаристской Японии «Слава Красной армии освободительнице!» и ещё спустя полтора десятилетия – «И в труде побеждаем», где узнаётся тот же бывший воин, но уже с медалью Героя Социалистического Труда, за спиной которого известные военные плакаты.
Однако, увы, следует признать, что в последние годы победный фон у нашего героя нередко вызывал желание кое-что подправить или умалить. Речь о том, что в целом ряде российских средств массовой информации плакат «Красной армии – слава!» печатался без слов, касающихся русского народа. Их бесстыдно ретушировали, убирали напрочь.
Что скрывать, ещё до развала СССР антирусские идеи настойчиво проталкивались в сознание масс. Западные демократии, очевидно, хотели бы забыть, откуда появлялись самые великие угрозы человечеству. Отсюда лживые заклинания уравнять гитлеровскую Германию и Советский Союз в развязывании Второй мировой войны. Уже не секрет, что ставилась задача подорвать русское национальное самосознание, поставить под сомнение естественное чувство патриотизма в любом из его проявлений.
К великому сожалению, во многом поспособствовали тому и в нашей стране. Немалая часть нашей переродившейся партийной, государственной, научно-технической и, в первую очередь, творческой элиты не справилась с имевшимися проблемами и попросту изменила, фактически выступила против существующего строя. Не вдаваясь в коренные причины того начавшегося безумия, скажем, как на волне приснопамятной перестройки, во многих газетах и журналах, по радио и телевидению, в театрах и концертных залах фактически происходило беспримерное в истории человечества принижение и шельмование всего русского, советского. Примеров тому бессчетно.
Подчистка на плакате Голованова – всего лишь крошечный и почти незаметный эпизод на фоне того, как часто и изощрённо переписывалась вся история государства. Лживо и глумливо перелицовывалось всё прошлое страны, причём так, что защита Отечества, героика патриотического чувства трактовалась как самодовлеющий милитаризм, «генетическая» агрессивность» Российского государства.
«А с кем только ни воевала?!– возмущался историей России главный горбачёвский партийный идеолог Александр Яковлев, увенчанный, между прочим, множеством советских орденов.
– И всё это в памяти. Всё это формирует сознание, остаётся в генофонде. Психологически – наследие отягчающее»…
Пресса, литература, кино, телевидение, театры — всё находившееся в ведении этого человека, а потом перешедшее его единомышленникам, должно было служить очернению русского и советского. И служило довольно долго. Методично людям вдалбливали в головы убеждение, что Россия – безнадёжно проклятая тоталитарная страна, чье спасение лежит только через перманентное покаяние и сдачу на милость Запада, что страницы её прошлого, особенно советского, – это бесконечный список жертв и кровавых палачей. Для русских исключалась надежда на какое-либо осмысленное существование: дескать, истории у них вообще никогда не было, имело место лишь «бытие вне истории», русские только продемонстрировали свою историческую импотенцию, а Россия обречена на скорый распад и уничтожение. Без преувеличения, происходил тотальный информационный и психологический террор.
Представители нескольких поколений «с отягчающим наследием», включая ветеранов Великой Отечественной войны, спасших мир от нацизма, – люди русского происхождения разных социальных слоёв и профессий – едва ли не каждодневно обвинялись во врождённом шовинизме, раболепии, лености, клеймились «детьми Шарикова» и в прочих грехах. Явно или исподволь насаждалась провокационная выдумка о «русском фашизме», чтобы оправдать разрушение Советской армии, создать условия для аннулирования внешнеполитических следствий победы СССР, превращения страны-победительницы в нечто покрываемое позором, как некий моральный карт-бланш для тех европейцев, кто безропотно присягнул фюреру.
Драматизм тех перестроечных и ельцинских лет состоял и в том, что клеветнические клише относительно русского народа нанесли колоссальный удар по традиционной, исторической дружбе народов. Вспомним: тогда даже советский гимн, написанный во время Отечественной войны, начинался со слов: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь». СССР разрушали в том числе «москалями, нещадно угнетавшими» украинцев, казахов, молдаван, узбеков и все прочие народы страны. Небезуспешные попытки оболгать, дискредитировать русских в глазах братских народов, подорвать их общий патриотизм, направить его в русло разного рода националистических страстей, примитивизировать духовное богатство каждой из разъединённых ныне республик Союза дали возможность для подъёма местечкового национализма, оживления разного рода фобий и предрассудков, в первую очередь, для агрессивной русофобии. В те годы русофобия, в средствах массовой информации прочно слившаяся с антисоветизмом, во многом даже перегоняла зарубежную антирусскую пропаганду.
Бывший заместитель председателя Правительства России и бывший сенатор от Ленинградской области Альфред Кох, например, сообщал:
«Русский мужчина — самый мерзкий, самый отвратительный и самый никчёмный тип мужчины на Земле»… «Русский мужчина не выдерживает сравнение ни с кем: ни с чеченцем, ни с китайцем, ни с американцем, ни с евреем»… «Потеряв достоинство, они (то есть русские. – Прим.) превратились из работников в рвачей, которые только и норовят стянуть всё, что плохо лежит. А утратив благородство, они перестали уважать своих противников и не могут теперь рассчитывать на ответное уважение»...
Время большого предательства, в итоге обернувшееся разрушением Советского Союза, принесло огромные беды, горе и унижения более всего русским. В одночасье 25 миллионов человек, оказавшихся за пределами исторической родины, стали самым многочисленным разделённым народом – «негражданами», «оккупантами», «людьми второго сорта». Развал СССР дал старт их травле националистами в бывших союзных республиках, попыткам оклеветать русский народ, пересмотреть его роль в мировой истории. Проект «Анти-Россия», который западные геополитические оппоненты осуществили на Украине, – одна из важнейших частей задачи развала русского мира. Последствия этой трагедии мы с украинским народом переживаем до сих пор.
После Крымской весны, официального признания выбора жителей Донбасса и Луганска, и особенно после начала специальной военной операции многое поменялось. Некоторые наиболее упёртые проводники либеральных «ценностей» побежали. Сегодня стало уже невозможно разнузданно повторять заклинания о «погрязшей в пьянстве» и «тысячелетнем рабстве» России и бубнить, что русский солдат не дал кому-то «возможность попить баварского пива». Но лжи за годы перестройки и последнее тридцатилетие накопилось столько, что преодолеть её непросто. Фантомы совсем недавнего прошлого по-прежнему живы, их носители хоть и притихли, о «красно-коричневых» вслух не говорят, но никуда не делись, действуют по-иезуитски более изощрённо и продолжают неплохо чувствовать себя.
Немало усилий, например, пришлось затратить жителям Петербурга, чтобы демонтировать открытую с воинскими почестями (!) памятную доску с дома, где когда-то пребывал бывший царский генерал, финский маршал Карл Густав Маннергейм, мечтавший о великой Суоми от Невы до Белого моря и отличившийся участием в блокаде Ленинграда и геноцидом в Советской Карелии. Правда, скульптор, ваявший доску, видимо, постеснялся изобразить маршала с высшими гитлеровскими орденами.
«Против установления памятного знака Маннергейму протестовала очень узкая, маргинальная часть населения, – горестно сетовал один из главных организаторов этой акции, чин весьма не малого ранга. – Обливали доску краской, занимались вандализмом»…
Это про нас с вами. Да уж, «маргиналам и вандалам» трудно понять таких просвещённых деятелей, – они, как и прежде, уверенные в своём всезнайстве и всесилии, остаются на высоких постах и вдохновенно рассказывают нам о патриотизме и истории Отечества.
Доску после немалых скандалов всё-таки убрали, всего лишь в музей-заповедник; видимо, в надежде когда-нибудь возвратиться к её установке. И даже недавно, в августе текущего года, похоже, скрепя сердце, переименовали дачный посёлок «Маннергейм форест», что в Приозёрском районе Ленинградской области, как и такой же – «Маннергейм плаза». Неужто те места именовали так за оккупацию русской земли финнами и в честь «линии Маннергейма», на которой полегли тысячи советских солдат?..
Говоря о картине Хмелько «Триумф победившей Родины», посвящённой историческому параду Победы, трудно понять, почему полотно прячется в запасниках Государственной Третьяковской галереи и выставляется крайне редко, по особым поводам и ненадолго. А как часто мы видим Юрия Гагарина в космическом одеянии, но уже без слов «СССР» на его шлеме… Что это, как ещё не один метастаз продолжающейся ползучей «десоветизации». Будто невозможно до сих пор понять, что начинавшееся у соседей крушение памятников Ленину закончилось сносом монументов Пушкину и осквернением воинских могил.
Сложно сказать, умышленный подлог или самонадеянное невежество, двигали авторами экспозиции, развёрнутой в одном из уральских городов, когда на выставке «Россия – моя история», посвящённой XX веку, на стенде, озаглавленном «Тост И.В. Сталина», представили его краткий пересказ, полностью искажающий смысл. В качестве цитаты был размещён следующий текст: «Я пью за великий русский народ. Другой бы народ нас выгнал бы».
В действительности слов «выгнал бы» в знаменитой речи на кремлёвском приёме 24 мая 1945 года нет (читали выше?). Текст, выдаваемый за изречение Сталина, таким образом, понимается не иначе, как в плохо скрываемом ключе: якобы пассивный и недалёкий русский народ готов терпеть над собой всё, что угодно… Там же, на выставке, была замечена и другая фальшивая цитата, приписываемая вождю.
Помнится, получил широкую известность возмутительный случай, когда гимназисты из Нового Уренгоя в день годовщины начала советского контрнаступления под Сталинградом приняли участие в траурном митинге в бундестаге ФРГ, представив «проекты, посвящённые памяти жертв войны и тирании». В частности, один из школьников рассказал, что, посетив кладбище немецких солдат, попавших в советский плен, был «чрезвычайно огорчён, поскольку увидел могилы невинно погибших людей, которые хотели жить мирно и не хотели воевать». Вот так: если есть «невинно погибшие», значит, подразумеваются и иные, – те, кто в Сталинграде лишил их жизни, – безжалостные русские.
Казалось бы, заурядный факт, связанный с массовыми подачками зарубежных грантов, и тем не менее он вполне зримое отражение утвердившейся мнимой «деидеологизации», знак полного провала нашей официальной системы образования, её бессилия и нацеленности на совершенно другие цели, чем те, что она провозглашает. Так что не надо негодовать, что молодые люди (в том числе студенты гуманитарных факультетов) не читают сегодня Шолохова, Леонова, Симонова, Бондарева, Твардовского, Суркова, других прозаиков и поэтов Великой Отечественной. Покорёженные картинки прошлого прочно въедаются в головы, в которых ещё недостаточно знаний и житейского опыта, чтобы насторожиться, когда авторы утверждают, например, что белое на самом деле чёрное или серое, а то и просто некая подмалёвка.
Немало писателей, режиссёров, сценаристов, журналистов со скрученной в западную сторону головой и называющих себя «интеллектуальной элитой», сочинили несравнимо больше, чем озвучил мальчик в бундестаге, по-видимому, слабо понимавший, что находится в стенах бывшего рейхстага, взятого русскими солдатами ценой миллионов жизней советских людей. Весьма интересно, что очень многие из них, кто с конца 1980-х кликушествовали, как «обустроить Россию», и более того — активно приложились к процессу её переустройства, – ныне благополучно проживают за её пределами и оттуда советы уже не дают, а поносят всё, что было и что есть в Отечестве. Несколько подзабытые, очень стараются напомнить о себе и по инерции, сохраняя злобную ярость, льют крокодиловы слёзы о судьбе ненавистного им народа.
Но и дома либеральная знать буквально обсидела редакции, театры, киностудии, книгоиздательства. Им, заметно ревизующим новейшую историю страны, не стыдно в эфире или печати явить непонимание самых элементарных вещей, неосведомлённость, собственное невежество. Массовая московская газета, помещая репортаж с большой исторической выставки в Манеже, сокрушалась: слишком уж много там сказано о величии России и совсем мало о ГУЛАГе. Эта же газета в отчаянии заламывает руки по поводу якобы активизировавшихся «сталинистах», якобы мечтающих о новом «кровавом эксперименте», и грозно предупреждает, «какое количество трупов заложено в фундамент страны». На днях же вообще встревожилась: в Генеральной прокуратуре России намерены начать ревизию некоторых решений, принятых в хрущёвское и горбачёвское время, о реабилитации жертв репрессий – речь идёт об отнюдь не единичных случаях оправдания чохом лиц, виновных в военных и иных преступлениях.
Зато, правда, мало какой картонный сериал о войне обходится без лагерей, сатрапов НКВД, тупых вождей и политруков. Советскую военную киноклассику (ау, где она на ТВ и в кинотеатрах?) и какие-нибудь разрекламированные «Т-34» или «Девятаев» – и по исторической достоверности, и по профессиональному исполнению – сравнивать просто бессмысленно. Или, спрашивается, какое представление имели создатели фильма «Зоя» о почти полностью погибшем поколении добровольцев 1941 года? Хотя бы прочли последнюю запись из дневника Зои Космодемьянской:
«Мы всю жизнь думали, что же такое счастье? Теперь я знаю – счастье – это быть бесстрашным бойцом за нашу страну, за мою родину!»
Но, оказывается, в этой картине Зоя не сражалась за Родину, не вдохновлялась героями прошлого и не была патриоткой. Она мстила за погибшего парня-одноклассника, воевала за брата Шурку, за маму, за булочку из печки...
Странно не видеть полное отсутствие политического подтекста в современных фильмах на тему Великой Отечественной войны. Но тогда ради чего шли на смерть и побеждали наши солдаты? Что поймут молодые о войне и любви к стране из подобного кино? А вот ещё что: актёры, изображавшие героев, часто после окончания фильма являются зрителям в роли промоутеров какого-нибудь банка, сорта колбасы или лотерейных билетов…
Миллионы граждан, превозмогая скачущую телевизионную попсу и назойливую рекламу, пристально следят за сообщениями с поля боя и переживают за наших солдат. Однако оптимистичные сводки Министерства обороны об уничтожении неонацистов и их техники не могут перебить горечь от понимания того, что после начала почти тысячедневной спецоперации в зоне боёв всё ещё остаётся немалая часть приграничных областей России. Уровень тревожности и беспокойства в обществе высок как никогда в последние годы. И непонятно, как после вестей, порой очень тревожных, идёт нескончаемый парад альковных и криминальных историй, шоуменских игрищ, шуток, мелькание одних и тех же лиц, которых по логике там быть не должно. На экране драматические кадры разрушенных домов в Курской области, раненые, эвакуация людей, а вслед – пляски, бесчисленные фестивали, дни городов, конкурсы…
Лишь спецоперация в значительной мере положила конец русофобии за государственные деньги одному из певцов и пророков дикого либерализма, своеобразному символу ненависти и негодования к сильной России. Недавно сей «талантливый историк», обласканный властями, из жизни ушёл, и тотчас по телеканалам и газетам разлетелись скорбные стенания о потере «лица российской журналистики», «отца российской политической журналистики», «создателя собственного стиля исторической журналистики», «одного из отцов-основателей российского телевидения» и т. д.
Скажут: у нас же большинство теле- и радиоканалов, издательств, киностудий, театров, концертных залов (и даже некоторые учебные заведения), куда за три десятилетия олигархатом вкачаны колоссальные средства, – все они, за относительно небольшим исключением, – частные, что хотят/не хотят, то и передают, публикуют, снимают, издают.
Некоторые песни времени Великой Отечественной войны, оказывается... не могут исполняться в России. Внучка советского поэта-фронтовика Евгения Ароновича Долматовского, его наследница, объявила, что «с удовольствием отказала россиянам в праве исполнять патриотическую военную песню деда». Почему? Из-за спецоперации, которую она категорически не приемлет… Что же удивляться, что и у нас дома кое-кто не только закрывает глаза на реальность, но и с фигой в кармане шествует из сериала в сериал, не сходит с концертных площадок и недвусмысленно сочувствует оголтелой русофобии, скорбит об убитых украинских боевиках и иностранных инструкторах, а порой даже пытается спонсировать киевский режим.
Вызывает недоумение доминирование в эфире музыкальных произведений на английском языке, и это как раз в период продолжающегося наступления на русский язык в бывших республиках СССР. Излишне спрашивать, возможна ли на иностранном телевидении, например, такая программа как «Голос» с русскими песнями. Антирусская языковая эпидемия, принявшая масштабы социальной болезни и имеющая вполне легальные рамки, распространяется, захватывая школу, СМИ, литературу, быт, рекламу, даже географические названия новых населённых пунктов. Опасность этого явления сегодня просматривается очень отчётливо, но толком оно и не диагностировано.
Русская культура и родной язык в обращении к своей истории в условиях военных действий приобретают особое значение, поскольку обозначает единение исторических русскоязычных регионов на Украине и в России. Когда-то рядом со сводками с фронтов помещались стихотворения, которые в окопах были сродни молитве и несли, как выразился писатель Захар Прилепин, знающий о войне не из телевизора, «религию русского языка».
«Вся система книжных фестивалей, театральных и кинофестивалей в России, – с горечью признаётся писатель, – отдана людям, которые втайне ненавидят СВО и старательно обходят военную тематику, хотя, если у них спросить отчёт, они отчитаются, что всё у них в порядке».
За десять лет ни один автор, поднимающий военную тему, не попал в толстые литературные журналы, содержащиеся (заметим) за счёт государства. В Великой Отечественной войне на фронт отправились 42 тысячи артистов, а сейчас в сражающийся Донбасс – условные 42 человека, говорит Прилепин. При крайней ограниченности средств, массовой эвакуации и невысоком техническом уровне тогда в воюющей стране печатались литературные произведения, ставились пьесы, снимались фильмы, сочинялись песни, проводились выставки художников.
В обществе была потребность знать правду. Рассказывают, Сталин лично поручил драматургу Александру Евдокимовичу Корнейчуку (на секунду, украинскому) написать пьесу на актуальную тогда тему – непригодности части командующих войсками в современной войне, а потом лично правил написанную пьесу «Фронт». Потом пьеса печаталась в «Правде», по ней театры ставили спектакли, а в 1942 году сняли фильм. Та война, ещё не окончившаяся, вызвала к жизни поистине бессмертные творения литературы и искусства.
Ненормально, что многие т. н. релоканты, оставившие в России бизнес, банковские счета, имущество, рестораны и много ещё чего, ведут из-за рубежа свою враждебную деятельность, а доходы получают, как и прежде. К примеру, суперплодовитый писатель, известный своей бессмертной фразой, что «русские это лакейщина и смердяковщина», считает, что разговоры о российской духовности, исключительности и суверенности означают на самом деле, что Россия — бросовая страна с безнадёжным населением: «Большая часть российского населения ни к чему не способна, перевоспитывать её бессмысленно, она ничего не умеет и работать не хочет. Российское население неэффективно. Надо дать ему возможность спокойно спиться или вымереть от старости, пичкая соответствующими зрелищами»…
Кажется, такое даже комментировать трудно… Но писатель этот издал после того по меньшей мере полсотни творений, а страну хоть недавно и покинул, однако на кормлении остаётся – по сей день его беллетристика стоит на центральных полках книжных магазинов.
А вот совсем свежее и откровенное – презрение пополам с ненавистью.
«Русские подданные в своём большинстве сейчас – нация неведомо чем обозлённых солдат и их семей. За что они воюют? Почему стреляют? Нация солдат-воров, насильников, грабителей»… Автор – тоже не менее плодовитая писательница, лауреат многих премий и наград, её держат в школьных программах по русской литературе.
Кстати, о школьных программах. Включён в рекомендованную школьную и обязательную университетскую программы в гуманитарных вузах, например, и небезызвестный «канонический» труд «Архипелаг ГУЛАГ». А известно ли нашим депутатам, авторам закона о запрете публичного отождествления роли СССР и нацистской Германии во Второй мировой войне, какое обилие подобной риторики присутствует в этом «опыте художественного исследования»? Кому за его нарушение должен быть направлен предусмотренный законом штраф либо присуждён административный арест?..
Их, некоторых наших соотечественников, именуемых себя «элитой», на деле являющихся мелкими пакостниками, словно до сих зрит замечательный русский поэт Фёдор Иванович Тютчев.
«Речь идёт о русофобии некоторых русских — причём весьма почитаемых… Раньше они говорили нам, и они действительно так считали, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т. д., и т. п., что потому именно они так нежно любят Европу, что она, бесспорно, обладает всем тем, чего нет в России. А что мы видим ныне? По мере того, как Россия, добиваясь большей свободы, всё более самоутверждается, нелюбовь к ней этих господ только усиливается. И напротив, мы видим, что никакие нарушения в области правосудия, нравственности и даже цивилизации, которые допускаются в Европе, нисколько не уменьшили пристрастия к ней».
Написано это… 157 лет назад.
Напрасный труд — нет, их не вразумишь,—
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация — для них фетиш,
Но недоступна им её идея.
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В её глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
(1867)
Под циничные ссылки на плюрализм мнений, столь модный в средствах массовой информации, Белгородский государственный историко-художественный музей-диорама «Курская битва» опубликовал статью из немецкого издания, поливающую грязью подвиг советского солдата. Опубликовал как раз во время обстрелов Белгородской области идейными потомками Гитлера и перед их вторжением в Курскую область (к слову, на немецких «леопардах») – с откровенной нацистской атрибутикой и глумившимися над русскими стариками. Автор из Германии называет мифом важность Курской битвы, указывая, что «на самом деле» русские победили только потому, что завалили противника своим числом и что победа была бы невозможна без водки и наркотиков, которые якобы употребляли советские солдаты. Публикация сопровождалась портретами немецких генералов, при взгляде на которых складывалось впечатление, что именно они, а не наши воины, были настоящими героями.
Директор музея-диорамы, говорят, до своего назначения состояла… в региональном отделении Российского военно-исторического общества и в местном общественном совете «Историческая память». Нелепые аргументы о том, что надо слушать разные позиции и делать собственные выводы — тоже часть информационной войны. Впрочем, нельзя исключать, что подобные случаи не всегда следствие злого умысла, а нередко элементарной глупости и необразованности. Так бывает, когда на руководящие посты назначаются люди не благодаря своей компетентности, а совсем за другие качества. Но это, конечно, не оправдание, поскольку результатом их действий становится дискредитация исторической памяти народа.
Сложно понять позицию государства, которое слишком снисходительно относится к откровенной диффамации на пространстве Википедии, систематически нарушающей законодательство. Т. н. свободная энциклопедия стала одной из новейших интернет-площадок самых настоящих фейковых вбросов. Часто откровенные антироссийские, русофобские пассажи в статьях этого электронного ресурса, серверы коего находятся в США и Нидерландах, порой просто изумляют, но что-то не слышно об их блокировке. Щедрость и широта нашей державы беспредельна.
По словам недавно скончавшегося видного украинского историка Петра Петровича Толочко, историческая память способна убивать. Учёный знал, что говорил. Там, на Украине, на основе искажённых исторических представлений в сознание немалой части общества удалось вложить враждебную идентификацию, без которой не было бы вооружённого конфликта. В сочетании с многоплановым промыванием мозгов всё это превратило русофобию в официальную идеологию украинского государства, легло в основу школьных и вузовских программ, по которым больше трёх десятилетий учились несколько поколений украинцев и которые, не удержавшись от лубочных картинок Запада, представили себя «гражданами цивилизованной Европы». Искусственно порождённая патологическая ненависть к жителям России и русскоязычных регионов, к советскому периоду истории, отождествлённому с русским народом, к русскому языку и культуре, к канонической Русской православной церкви, стала причиной кровавой бойни после государственного переворота в 2014 году.
Показательная история XX века повторяется; сегодня под жовто-блакитными неонацистскими знамёнами против России собраны почти полсотни стран. Отнюдь не большой секрет, что против нас ведётся война на уничтожение. Терпимость или толерантность к враждебным шагам не могут быть беспредельны. Если, к примеру, немцы и их пособники забыли о своих чудовищных преступлениях, им стоит об этом жёстко напоминать, а нашим молодым людям рассказывать о том более целеустремлённо. Потому не может быть, чтобы наши солдаты воевали сами по себе, а культурная политика велась отстранённо от неё. Люди, которые сейчас сражаются и рискуют своими жизнями, – им крайне важно получить точные, духоподъёмные формулировки причин, по которым они находятся на фронте.
Больно уж робка государственная политика в сфере культуры и массовой информации. Или недостаточен уровень понимания момента у выросших на мнимой «деидеологизации» тех, кто формирует эту политику. Сохраняющаяся образовательная, информационная, воспитательная всеядность не способствует уверенности в необратимости начатого процесса возрождения традиционных национальных ценностей.
Голоса, требующие, наконец, положить предел положению, пронизанному не только западничеством и либерализмом, но и, что скрывать, равнодушием и порой даже неприкрытой враждебностью по отношению к русскому народу и уж точно к российской армии, такие голоса не могут быть не услышаны. Проходить мимо, а подыгрывать такому тем паче непозволительно.
Одного слова «патриотизм» для того, чтобы понять, куда мы идём, оказывается недостаточно, оно многомерно и в нынешней сложной ситуации мало что объясняет. А надо, чтоб объясняло. Простого «перелицевания» лучших творений отечественного прошлого на сегодняшний лад быть не может: мы живём в другом времени, в другой стране и в другом обществе. Разумеется, нет и такого чудодейственного эликсира, который бы враз изменил то, что наслаивалось в общественном сознании, во власти и её окружении годами. Возможно, одним из первых шагов в таком направлении должны стать глубокое, по-настоящему научное осмысление процессов, происходящих в стране, внятный образ будущего для новых поколений, вступающих в жизнь. Нужны не разовые акции вроде провалившейся кампании против фальсификации истории, а долговременные комплексные государственные программы, системные решения. Нужен прочный синтез высоких духовных идеалов Руси, государственных и культурных достижений Российской империи, Советского Союза и современной России. Очередной трудный исторический вираж, осуществляемый Россией, вызывает надежду, что общество и государство всё-таки окажутся в силах синтезировать наработанный в драматических коллизиях последних десятилетий опыт с вековыми ценностями и национальными традициями государственности и духовной культуры. И потому русский солдат, дошедший до Берлина, не остался в сорок пятом году. Он и наш современник, он напоминает и об уроках истории, и о долге своих потомков.
Вячеслав Тарбеев,
советник директора Государственного архива Российской Федерации
Фотографии из открытых источников.