MP: многие страны устали от западного гегемонизма и выбирают БРИКС
© МИД РФ
Система международных отношений вступает в эпоху глубокой модернизации. Запад теряет свой авторитет и привлекательность. Многие страны отказыватся от глобализации на западных условиях. Противовесом Западу становится БРИКС+. У этого объединения есть масса преимуществ перед западными институтами.
Занятые внутренними сварами и ревностным участием в конфликте на Украине, власти Польши упускают из виду глубокие изменения, происходящие в мировой экономике и геополитике.
Казалось бы, поводом для серьезных размышлений на актуальные темы был визит в Польшу премьер-министра Индии Нарендры Моди, но в итоге мы получили лишь декларации о восстановлении двусторонних отношений — кругозор польских политиков это событие нисколько не расширило. Между тем именно Индия своим примером свидетельствует о том, что сейчас, на наших глазах заканчивается эпоха эксплуатации наиболее слабых стран ведущими мировыми игроками, показывает, как многие из государств так называемого Юга выбираются из нищеты, закладывая основы для технологической конкуренции с наиболее развитыми державами Запада. Последние должны считаться с новыми правилами игры. Вместо перманентной конкуренции и борьбы, будь то за сырьевые ресурсы или за прибыль в международной торговле, западные государства вынуждены строить новый постлиберальный порядок, основанный на новых принципах сосуществования. Задача состоит в том, чтобы изменить модель концентрации богатств в руках немногих бенефициаров, безразличных к угрозам, нависшим над планетой и человечеством.
Против "либерального интернационализма"
Уже более двух десятилетий в мире растет противодействие "либеральному интернационалу", который стал синонимом глобализированного международного порядка под эгидой Соединенных Штатов. Его отличительной чертой является приоритет свободной рыночной экономики и свободной торговли в глобальном масштабе, продвижение образцов представительной демократии, укрепление общей безопасности и защита прав человека, понимаемых в соответствии с индивидуалистической концепцией. Вряд ли стоит доказывать, что эти правила и ценности больше всего соответствуют интересам десятка государств, где действует система высокоразвитого капитализма, то есть Соединенных Штатов, а также их помощников и клиентов – от Канады, Австралии, Западной Европы до Японии, Юго-Восточной Азии и Латинской Америки.
Этот порядок с самого начала носил американоцентрический характер и был результатом пресловутого "однополярного момента", вызванного исчезновением СССР и Восточного блока. В глобальном управлении ведущую роль играли институты, в которых доминирует Запад (Всемирный банк, Международный валютный фонд, Всемирная торговая организация, ООН и ее филиалы, G-7/8, G-20). Некоторые посткоммунистические государства и даже коммунистический Китай признали значимость этих институтов в мировой экономике, хотя не все согласились на изменение политического строя в своих странах.
Россия после неудачных экспериментов с демократией и свободной рыночной экономикой в девяностых годах прошлого века оказалась на грани краха. Приход к власти Владимира Путина и благоприятная конъюнктура на рынке нефти и природного газа позволили ему консолидировать экономику и вывести страну на путь динамичного роста. Укрепление международной позиции России побудило Путина противостоять экспансии Запада и сделать ставку на защиту суверенитета. Это совпало с ухудшением российско-американских отношений.
КНР выбрала свой собственный путь реформирования государственного строя. Не уступая в идеологических вопросах, Пекин активно развивал торговлю с западными государствами. В США преобладали идеалистические ожидания, согласно которым включение китайской экономики в процессы глобальной взаимозависимости приведет к внутренней либерализации политической системы Китая. Усиление среднего класса должно было стать рычагом для постепенного открытия Китая миру. В Вашингтоне не ожидали, что новая китайская буржуазия не только не примет представительную демократию по западному образцу, но и станет апологетом националистической идеологии, сторонником укрепления власти коммунистической партии, а также модернизации вооруженных сил и наращивания военной мощи. В результате Китай превратился в крупнейшего оппонента Америки.
Появление новых центров силы способствовало подрыву моноцентризма в глобальном управлении и возникновению противодействия амбициям американских властей. Это выразилось, прежде всего, в критике "Вашингтонского консенсуса", который требовал соблюдения правил, диктуемых Всемирным банком, Международным валютным фондом, Всемирной торговой организацией и казначейством США. Они требовали снижения тарифных барьеров, дерегулирования рынков, свободного движения капитала, ликвидации барьеров для прямых инвестиций, приватизации государственных предприятий и т.д.
Оказалось, что выгоды от этой программы получали в первую очередь богатые страны Запада, о чем говорил лауреат Нобелевской премии по экономике Джозеф Э. Стиглиц (Joseph E. Stiglitz). Многие присоединившиеся к "Вашингтонскому консенсусу" государства не были готовы к навязанной им сверху либерализации, что вызвало естественное сопротивление. Его воплощением стал "Пекинский консенсус", который отстаивал государственный капитализм и отводил ведущую роль в создании условий для экономического роста государству. Локальный капитал не может конкурировать с крупными корпорациями без поддержки со стороны государства. Поэтому необходим контроль за движением капитала и действиями иностранных инвесторов. Китай, а затем Россия решили подойти к правилам игры на свободном рынке избирательно и оставить стратегические сектора экономики под контролем государства, не отказываясь при этом от приватизации остальных сфер экономики.
Несомненно, что большая часть государств так называемого Юга стала бенефициарами экономической либерализации. Потоки капитала, включение в глобальные цепочки поставок, распространение стандартов качества производства и доступ к современным лицензиям и технологиям — все это было, так сказать, бонусом к интернационализации экономики.
Хуже обстояло дело с усвоением моделей либеральной демократии, которые теряли авторитет из-за кризиса государственных институтов на самом Западе. Оказалось, что либеральная демократия не может защитить себя от приступов популизма и авторитарных замашек собственных лидеров. В этом контексте все чаще упоминается казус Дональда Трампа, деградация различных правовых и представительных институтов в разных государствах, включая Польшу, заставляет вспомнить пыльные лозунги о "воинствующей демократии" (Дональд Туск).
По мнению немецкого философа и юриста Карла Левенштейна (Karl Loewenstein) (1891-1973), после опыта с законным приходом Гитлера к власти концепция воинствующей демократии должна предполагать превентивные и профилактические меры (репрессии, цензура, делегализация, ограничения прав и свобод) против всех, кто этой либеральной демократии угрожает. Произвол властей в определении того, кто является врагом демократии, ведет к "либеральному тоталитаризму" и фактически знаменует ее конец.
Крах западной демократии
На примере системной эволюции западных государств, которая явно указывает на эрозию "старых моделей", сформировавшихся в течение последних трех столетий, отчетливо видно, что система международных отношений вступает в эпоху глубокой модернизации. Соединенные Штаты, которые поставили перед собой цель бороться с авторитарными и тоталитарными диктатурами, не в состоянии предотвратить деградацию собственных демократических институтов. Запад теряет свой авторитет, теряет привлекательность модель государственного устройства западных стран. Этим пользуются не только члены БРИКС. Ряды государств, оспаривающих ценности политического либерализма, становятся все более многочисленными. Страны, расположенные в разных частях земного шара, объединяются. Россия, Китай и даже Индия — только самые значимые среди них.
Можно с уверенностью сказать, что выход на международную арену региональных держав положил начало эпохе отказа от глобализации на западных условиях. Это означает, с одной стороны, возможность восстановления баланса сил в отношениях России и Китая с Западом, а с другой, возможность консолидации усилий по решению проблем, важных для отдельных регионов. Результатом стал "бунт" многополярности, то есть запуск процесса координации взаимоотношений между тремя и более государствами. Важной особенностью многополярности стало согласование политики на основе совместно принятых решений, что означает создание альтернативных "международных режимов".
На этом фоне возникали различные концепции трехсторонних союзов. Была инициатива "Треугольника Россия-Индия-Китай" (РИК), заявленная премьер-министром России Евгением Примаковым во время его визита в Индию в 1998 году и материализовавшаяся во время встречи министров иностранных дел этих трех государств в Нью-Йорке по случаю заседания Генеральной Ассамблеи ООН в 2001 году, а также "Треугольника Индия-Бразилия-Южная Африка" (IBSA) — стран, которые в девяностые годы прошлого века искали возможности для стабилизации своего экономического роста.
Важным связующим звеном для объединения этих государств в своеобразные "клубы поддержки" был их негативный опыт, связанный с западным империализмом, начиная с эпохи колониализма. Поэтому неудивительно, что глубокие обиды и общая неприязнь к механизмам глобального управления, в которых доминируют западные державы, побудили их выработать альтернативную, уникальную форму сотрудничества.
Как ни парадоксально, определенным катализатором формирования отдельной группы таких стран стало приглашение президентом Франции Жаком Шираком на саммит G-8 в Эвиане в 2003 году представителей Индии и Бразилии. В результате появилась группа пяти стран Outreach Five (О5), которые приглашали на последующие консультации с G8. Вначале в составе "пятерки" была и Мексика. Позже ее место заняла Южная Африка. Богатые страны Запада понимали, что без консультаций в более широком кругу с представителями глобального Юга невозможно сохранить стабильный рост. Консолидации будущей группы также способствовал финансовый кризис 2007/2008 годов.
В 2001 году экономист Джим О'Нил (Jim O’Neill) выразил мнение, что такие страны, как Бразилия, Россия, Индия и Китай (отсюда и аббревиатура БРИК) своей динамикой экономического развития и роста в обозримом будущем бросят вызов экономикам Запада. Таким образом, с самого начала, а тем более после присоединения в 2011 году к группе Южной Африки, ее стали воспринимать как представительный орган глобального Юга. БРИК отнюдь не заменила Движение неприсоединения, равно как и не приняла форму специализированной организации, например, по образцу ОПЕК.
Феномен БРИКС…
заключается в том, что, несмотря на различия в области государственного устройства, культуры и даже цивилизационные отличия, а также вопреки географическим расстояниям, удалось создать консультативную платформу государств, которые способны мобилизовать свои огромные потенциалы и бросить вызов принятым правилам игры. Скептики отмечают, что самой большой помехой функционированию этой организации является ее "показушность", внутренняя разобщенность и неоднородность ее участников. Тормозом для работы организации они также видятся в том, что она сосредоточена в первую очередь на экономическом росте, темпы которого различны в разных странах — в некоторых он замедляется или не отличается стабильностью. Тем не менее, повестка БРИКС настолько широка — от изменения климата и борьбы с терроризмом до реформ общественного здравоохранения, что невозможно не замечать рост влияния этой организации и привлекательность ее альтернативного по отношению к навязываемым Западом правилам предложения.
Входящим в это объединение государствам прежде всего удалось в относительно короткие сроки продемонстрировать волю к сотрудничеству, основанному на способности выработать компромиссы и стремлении зафиксировать (сделать рутинными) определенные модели поведения, то есть их институционализировать. Вопреки сомнениям в эффективности этой инициативы, оказалось, что она способна бросить вызов не только финансовому господству Запада, но и поставить под сомнение диктуемые им условия в различных сферах международных отношений.
БРИКС стала удобной площадкой для консультаций и обмена информацией, способствующей формулированию и презентации совпадающих интересов, а также идентификации и нивелированию разногласий. Стоит отметить, что ни одно из государств-членов БРИКС не осудило Россию за ее участие в вооруженном конфликте на Украине. Индия и Китай призывают к его мирному урегулированию, даже предлагая для этого свои "услуги". Они же благодаря интенсивному экономическому сотрудничеству укрепляют потенциал России.
Таким образом, БРИКС представляет собой форму солидарности в борьбе против гегемонии, а также способ укрепления коллективных позиций в системе международных отношений. Государства, входящие в эту организацию, стараются оказывать друг другу необходимую поддержку, укреплять престиж и имидж своих стран, формировать консенсус в отношении общих норм и идей. За счет синергии и впечатляющей динамики роста потенциала они укрепляют свой статус сильных международных игроков.
Страны БРИКС — это 42% мирового населения, они производят примерно 23% мирового продукта, занимают 30% земельных территорий, на их долю приходится 18% объема международной торговли. Тогда как рост мирового ВВП в 2008-2017 гг. составил 1%, данный показатель в странах БРИКС достиг примерно 8%.
Члены объединения вовсе не настроены совершать революционные шаги по отношению к существующим институтам, они лишь заинтересованы в их реформировании и изменении (это касается, например, Совета Безопасности ООН или МВФ, где не всем странам обеспечено адекватное представительство) или в выработке дополнительных и даже альтернативных решений, например, в системе валютных расчетов (антидолларовый альянс). Такие тезисы содержались в декларации первого саммита БРИКС, прошедшего в Екатеринбурге в 2009 г. Китай и Россия наиболее критически относятся к политическому либерализму, однако они не отвергают свободную торговлю и экономическую либерализацию. Они выступают против практики западного протекционизма (декларация саммита в Нью-Дели, 2021 год). Пекин и Москва готовы к возрождению и обновлению международных институтов, а также выступают с инициативами по созданию новых форм глобального управления.
Самое большое преимущество БРИКС…
заключается в гибкости этой структуры и способности предлагать альтернативные варианты присоединения для государств, заинтересованных не только в многовекторном взаимодействии, но и в большей свободе принятия решений. Усталость от бесцеремонности США в сфере регулирования различных региональных проблем побудило еще несколько государств, в том числе проамериканской ориентации, присоединиться к БРИКС. В 2023 году на саммите, проходившем в Южной Африке, было объявлено, что о таком намерении заявили Аргентина, Египет, Эфиопия, Саудовская Аравия, Иран и Объединенные Арабские Эмираты. Аргентина и Саудовская Аравия в конечном итоге от присоединения пока воздержались.
Неожиданностью стала появившаяся в сентябре 2024 году информация о готовности вступления в БРИКС+ Турции, что, вероятно, формально произойдет на саммите в Казани. Данный факт ясно указывает на то, что существующие структуры Запада, особенно НАТО и Европейский Союз, не всегда соответствуют ожиданиям таких стран, которые ввиду своего геополитического положения и собственных взглядов на государственное устройство не разделяют либеральные ценности Запада.
Таким образом, подтверждается предположение, что БРИКС+ становится противовесом Западу. А также барьером для бурной экспансии глобального капитала, который под знаменем транснациональных корпораций пытается проникнуть в международную систему и, как следствие, сделать многие государства и общества зависимыми от системы центрального управления.
В области международного права государства БРИКС придерживаются принципа уважения суверенитета и невмешательства во внутренние дела государств. Они отвергают концепцию гуманитарных интервенций западных держав, которые служили прикрытием для смены политических режимов, причем Россия дважды выступила против такой практики крайне решительным образом (Грузия, Украина). Вместе с Китаем и Индией она протестует против вмешательства Запада во внутренние дела Ирака, Сирии, Ливии, Афганистана и, наконец, Украины. Эти страны также скептически относятся к западной концепции The responsibility to protect ("обязанность защищать") согласно которой страны Запада не только могут, но и обязаны "наводить порядок" там, где с этим не справляются власти той или иной страны.
Несмотря на все неопределенности и риски, связанные с многополярностью международной системы, перед польскими политиками сейчас стоит серьезная задача увидеть те огромные возможности, которые открываются перед страной в результате перестановки сил в системе международных отношений. На новую ситуацию необходимо смотреть трезвым взглядом, незамутненным атавистической враждебностью по отношению к России.
Автор: Станислав Белень (Stanisław Bieleń)