Несколько месяцев назад я оказался в Шанхае на небольшом международном экспертном семинаре, организованном знаменитым Фуданьским университетом. Сложившиеся традиции местного гостеприимства предполагали, помимо всего прочего, наше участие в коротком вечернем круизе по реке Хуанпу, которая делит центр китайского мегаполиса на западную и восточную части. Речная прогулка проходила уже после захода солнца, и мы могли наслаждаться великолепным видом на ночной город с ярко освещенной «Выставкой международных зданий» на западном берегу реки (Пуси) и с не менее впечатляющими футуристическими небоскребами Луцзяцзуй на ее восточном берегу (Пудун).
Стоявший рядом со мной американский профессор, впервые приехавший в Шанхай, был особенно впечатлен разворачивавшейся перед его глазами потрясающей панорамой. «Как Вы думаете, — я попытался поддержать непринужденный разговор между двумя заморскими варварами, — ведь это почти как вид ночного Манхэттена со стороны Ист-Ривер, верно?». Он помолчал секунду, а затем с меланхолическим вздохом заметил: «Да нет, это уже не Манхэттен. Нью-Йорк — великий символ XX века, а Шанхай — ворота в XXI столетие».
Такое импульсивное и, вероятно, невольное признание достижений Китая американским профессором кажется мне более убедительным, чем множество толстых томов экономической и социальной статистики. Когда я почти полвека назад был первокурсником в Москве, большинство моих приятелей-студентов смотрели на Соединенные Штаты пусть и не как на высшее достижение человеческой цивилизации (для МГИМО советских времен это было бы, конечно же, некоторым перебором), но, по крайней мере, как на уже реализованный и неоспоримый символ современности или, говоря нынешним языком, как на актуальное воплощение абсолютной модерности. Такую точку зрения были не в состоянии поколебать все проблемы и сложности, которых в Америке 70-х гг. прошлого столетия тоже хватало с избытком.
А потому в студенческих аудиториях того времени можно было до бесконечности вести жаркие споры о различных путях национальной модернизации и о траекториях развития отдельных стран и континентов, но конечная цель любых национальных модернизационных проектов была ясна подавляющему большинству участников дискуссий: чтобы закрепиться в роли мировых лидеров, прокладывающих человечеству путь в будущее, надо во что бы то ни стало догнать и перегнать Соединенные Штаты. И чем раньше, тем лучше.
Конечно, как писал Владимир Маяковский, «у советских — собственная гордость: на буржуев смотрим свысока». И все же Америка всегда была своего рода точкой отсчета, главным мерилом успеха и предметом вечной зависти — даже и для тех, кто никогда особо не любил Соединенные Штаты и не упускал случая привлечь внимание к многочисленным темным сторонам американского империализма.
Это восхищенно-завистливое отношение к Америке сформировалось значительно раньше 70—гг., оно прошло, как минимум, через весь ХХ век. Вспомните хотя бы написанный столетие назад знаменитый «Бруклинский мост» уже процитированного Маяковского, которого едва ли кто вправе упрекнуть в бездумном низкопоклонстве перед Западом:
«Я горд
вот этой
стальною милей,
живьем в ней
мои видения встали —
борьба
за конструкции
вместо стилей,
расчет суровый
гаек
и стали».
В наше время такое восторженно-романтическое восприятие Соединенных Штатов характерно разве что для официальных мероприятий очередного съезда Демократической партии США, прошедшего в августе 2024 г. в Чикаго. В глазах Джозефа Байдена и Камалы Харрис Америка, по всей видимости, по-прежнему остается тем единственным и неповторимым идеалом современного государства и общества, к которому должно упорно стремиться все прогрессивное человечество. Но даже на состоявшемся месяцем раньше в соседнем от Чикаго Милуоки съезде Республиканской партии царили уже совсем другие, гораздо менее радужные настроения.
Несомненно, было бы большой ошибкой считать американскую модель развития окончательно и бесповоротно провалившейся; эта модель далеко не полностью исчерпала свой потенциал и, возможно, еще не раз удивит остальной мир своей гибкостью и пластичностью, готовностью к переменам и настроенностью на инновации. Но воспринимать США в качестве библейского «сияющего града на холме» в 2024 г. способны разве что совсем невзыскательные потребители не лучших образцов глянцевой продукции калифорнийского Голливуда.
В этом смысле самым ценным подарком, который современный Китай преподнес остальному человечеству, является убедительная демонстрация того, что в мире могут и должны существовать различные модели не только модернизации, но и модерности как таковой. Альтернативная (по отношению к американской) модерность — это то, что Советский Союз пытался создать на протяжении всей своей истории и на этом пути в конечном итоге потерпел неудачу. Альтернативная модерность — это то, что многие социал-демократы в Европе упорно стремились найти за долгие десятилетия после окончания Второй мировой войны, но пока не вполне преуспели в своих поисках. К созданию альтернативной модерности сегодня стремятся и многие страны глобального Юга, но их проекты развития все еще в основном находятся в стадии разработки. Китай же вполне способен предъявить эту самую альтернативную модерность всем желающим здесь и сейчас.
Главное, конечно, в том, что Китай демонстрирует эту альтернативу собственному населению. Спросите американца — хоть в Нью-Йорке, хоть в Чикаго — о том, живет ли он лучше, чем жили его родители тридцать или пятьдесят лет назад, и вы можете получить очень широкий набор самых разнообразных ответов. Причем далеко не очевидно, что большинство этих ответов будут утвердительными. Задайте тот же вопрос китайцу в любой точке Поднебесной, за исключением разве что Гонконга, и ответ будет вполне однозначным.
Конечно, 75 лет со дня основания Китайской Народной Республики ознаменовались не только триумфальными победами и великими свершениями. Эти годы также были наполнены множеством лишений, кропотливой работы и человеческих страданий. Исторический успех Китая был оплачен не только потом, но также слезами и кровью. Решительное подавление политических беспорядков на площади Тяньаньмэнь в 1989 г. — это лишь одна из многочисленных драматических развилок китайской истории, о которой со стороны трудно уверенно судить даже сегодня, спустя 35 лет после трагических июньских событий в центре Пекина.
Также не стоит слишком обольщаться яркой и красочной ночной иллюминацией в центре ночного Шанхая. Сказочные набережные Пудун или Пуси не могут не произвести впечатления, но они не обязательно в полной мере представляют весь нынешний Китай. В стране до сих пор существуют серьезные региональные экономические и социальные диспропорции, и чтобы получить сколько-нибудь объективное представление о том, как живет современный Китай, нужно непременно съездить не только в Шанхай или в Пекин, но и в такие места как менее развитые провинции Гуйчжоу, Ганьсу или, например, в Тибетский автономный район.
Тем не менее, ни в Гуйчжоу, ни в Ганьсу, ни в Тибете сегодня не увидишь трущоб, подобных тем, которые можно в изобилии наблюдать в нью-йоркском Южном Бронксе или в чикагском Ближнем Вест-Сайде. Конечно, на Западе уже неполиткорректно использовать термин «трущобы»; вместо этого там предпочитают говорить о «проблемных» или «неблагополучных» городских районах, но суть дела от смены термина не меняется.
Что же касается упомянутого выше Милуоки, где в июле на трибуне республиканского съезда витийствовал неугомонный Дональд Трамп, то этот, некогда процветавший центр проживания более чем успешных немецких и польских иммигрантов, сегодня относится к самым проблемным крупным американским городам, где более четверти населения влачат существование на уровне ниже прожиточного минимума. Когда-то Милуоки был одиннадцатым самым большом городом Соединенных Штатов (750 тыс. человек в 1960-х гг.), но число его жителей стабильно снижается уже более полувека и сегодня составляет менее 600 тыс. А вот численность населения Тибета стабильно растет: только за одно десятилетие (2010–2020 гг.) общее число жителей этого региона выросло более чем на 420 тыс. человек и достигло 3,1 млн. Экономический рост Милуоки в прошлом году оставался на уровне менее 1% против 2,5% в среднем для крупных городов США. Экономический рост Тибета в том же 2023 г. составил 9,5%, существенно превысив общенациональные темпы роста (5,2%). Не закапываясь глубже в статистку, можно с уверенностью заключить, что в Китае региональные диспропорции развития успешно преодолеваются, в то время как в Соединенных Штатах они продолжают углубляться.
В настоящее время в международном экспертном сообществе ведутся бурные дискуссии о том, в какой именно момент истории Китай уже сменил или еще только собирается сменить США в роли ведущей мировой экономики. Ответ на этот вопрос во многом зависит от методологии исследования, от имеющейся под рукой статистики и от многих других факторов, часто отражающих субъективные политические пристрастия и убеждения того или иного аналитика. Неоспоримым является то, что уже к 2021 году Китай превзошел США по продолжительности жизни более чем на год (77,9 года против 76,6 года). Большинство прогнозов предполагают, что в долгосрочной перспективе этот разрыв будет увеличиваться.
Разумеется, будущее Поднебесной выглядит не как зеркально ровное многополосное шоссе, стремительно уходящее в светлый и безоблачный горизонт. Как и любую другую страну мира, в ближайшие десятилетия Китай ждет ухабистая дорога со множеством новых судьбоносных развилок и крутых поворотов. Многочисленные и крайне сложные экономические, социальные, технологические, геополитические и другие вызовы, стоящие перед КНР, ни в коем случае не следует недооценивать. Нельзя исключать крупных затруднений и даже неудач на пути к тому, чтобы к реализовать программную установку XIX съезда КПК (2017 г.) — «превратить Китай до 2050 года в великую современную социалистическую страну, которая станет мировой державой, процветающей, сильной, демократической, культурно развитой, гармоничной и красивой». Но все-таки в успешное выполнение решений, поставленных КПК на своем XIX съезде, почему-то верится больше, чем в безусловное достижение целей, заявленных на съезде Демократической партии США 2024 года.
В любом случае, какое бы будущее ни ждало Поднебесную, никто не может отрицать уже достигнутых исторических успехов Китая. И самое главное состоит в том, что рецепт этих успехов нельзя свести к банальной локализации и адаптации какой-то импортной модели развития; успехи Китая — результат следовании собственному пути, проложенному на основе тщательного учета конкретных национальных условий. Начиная китайские реформы в конце далекого от нас 1978 г., Дэн Сяопин и окружавшие его лидеры КПК не имели гарвардских дипломов или многолетнего опыта работы в МВФ, МБРР и других международных финансово-экономических институтах. Они не передали разработку стратегии реформ статусным западным консультантам и советникам. Но они были готовы, цитируя «великого кормчего», «искать истину, опираясь на факты», независимого от того, насколько удобными или неудобными были эти факты.
Критики современной китайской политической системы нередко утверждают, что даже без всех многочисленных жертв и лишений, выпавших на долю китайского народа на протяжении последних семидесяти пяти лет, даже без колоссальных усилий, потраченных на реализацию грандиозного социалистического эксперимента, Китай — просто в силу своего изначального демографического, ресурсного и культурно-цивилизационного потенциала — все равно рано или поздно стал бы великой державой, потеснив своих западных партнеров и конкурентов. Защитники китайского социализма возражают, что если бы в решающие моменты национальной истории — например, в 1949 г. (победа коммунистов в гражданской войне), в 1958 г. («Большой скачок»), в 1966 г. («Культурная революция»), в 1978 г. (начало реформ Дэн Сяопина) или в 1989 г. (события на площади Тяньаньмэнь) — страна сделала бы иной выбор, то сегодня Китай в лучшем случае оказался бы в положении полуколонии Запада, а в худшем — вообще перестал бы существовать как единое государство.
История не имеет сослагательного наклонения, и никакие аргументы противников и сторонников «социализма с китайским лицом» не убедят их принципиальных оппонентов. Но, в любом случае, полагать, что нынешний социально-экономический взлет Китая был достигнут не благодаря, а вопреки существующей в стране политической системе, это примерно то же самое, что утверждать, что Советский Союз добился победы в Великой Отечественной войне не благодаря, а вопреки построенному в СССР в предвоенные десятилетия социализму.
Среди многих других уроков, которые следует извлечь из последних семидесяти пяти лет истории Китая, успехи КНР должны учить всех нас еще и тому, что ни одной другой стране не следует пытаться слепо копировать китайский опыт, а стоит чаще задумываться над собственной долгосрочной национальной моделью развития. Каждая страна — большая или маленькая, богатая или бедная, на глобальном Севере или на глобальном Юге — должна стать полноценным хозяином своей судьбы и строителем своего будущего, автором своего собственного варианта модерности. Цитируя другого замечательного отечественного поэта XX века:
«Эй вы, задние, делай как я!
Это значит — не надо за мной,
Колея эта — только моя,
Выбирайтесь своей колеей!»
В сокращенном варианте опубликовано в CGTN.