Кадры, обжигающие сердце. Как в сибирской деревне Усть-Кан снимали кино

Тоненько-тоненько всхлипывают балалайки, им горько вторит гитара, плачет, разрывая душу, гармонь. Женщины исступлённо обхватывают мужские плечи, и кажется, никакая сила не может их оторвать… Маленькие дети обеими руками обнимают ногу, обутую в грубый сапог. Пронзительно, как сирена, звучит пароходный гудок. Последние объятья, слёзы, крики, идущие из самых глубин, – и новобранцы один за другим поднимаются на палубу катера.

… 1983 год. Июнь. На берегу Енисея в отживающей свой век деревеньке Усть-Кан киевская киностудия имени А. Довженко снимает фильм «Ненаглядный мой» по рассказу Виктора Астафьева «Тревожный сон».

Всё так и было

Безостановочно текут слёзы по щекам главной героини Фаины (актриса Татьяна Шестакова). Её муж Василий (актёр Виталий Базин) уже на судне. Новобранцы стоят лицом к людям, оставшимся на берегу. Оператор снимает общий план, а потом вдруг начинает брать крупно лица солдат.

По-деревенски простые, грубо вытесанные мужские лица – во весь экран. В основном молодые, но есть и постарше, изрезанные глубокими морщинами. И никакие это не артисты, а сельские жители Сухобузимского района Красноярского края. Они снялись не только в массовых сценах, но и в эпизодах.

Сцену прощания с новобранцами, уходящими на войну, снимали два дня. В первом дубле Фаина заплакала так, что не могла остановиться. Её успокаивали, вновь подавали команду «Мотор!»… и всё повторялось сызнова.

Актриса вспоминала: «Виктор Петрович в какой-то момент подошёл ко мне и сказал: «У Фаины нет опыта страданий». Мне эта фраза запомнилась на всю жизнь».

Немногочисленные жители Усть-Кана тоже не могли сдержать слёз. Им хотелось подойти к Виктору Петровичу Астафьеву и сказать: «Всё так и было. Так же и мы провожали отцов и братьев. Пели. Стопку наливали, было. Плакали все».

Писатель выглядел осунувшимся, почерневшим. Ещё не отошёл от тяжёлой болезни: воспаление лёгких, полтора месяца пролежал в больнице. А на днях, 8 июня, не стало его тётушки Апрони, кончились её «земные сроки». Виктор Петрович тяжело переживал утрату. Но не мог же он допустить, чтобы картина, его детище, снималась без его участия! Сам лично в соавторстве с режиссёром Артуром Иосифовичем Войтецким написал киносценарий.

Плыли на войну и пели

Видимо, обоюдным было и желание снять в картине как можно больше простых людей. Некоторые эпизоды рождались прямо во время съёмок. Узнали, например, что в Усть-Кане проживает Федосья Черняева, проработавшая много лет поч­тальоном. Эта мужественная женщина доставляла коррес­понденцию в свою деревню из п. Кононово на лодке через незамерзающий Енисей. Федосью и сняли в роли самой себя. Это безмолвные, но очень сильные кадры.

…Причаливает катер, на берег сходит единственный пассажир – немолодая женщина с почтовой сумкой. Федосья Мартыновна начинает подниматься по косогору к деревне. И вдруг замирает, не в силах идти дальше. И становится понятно: в сумке похоронка. А потом идут кадры с почерневшими от времени домишками. И окна. Маленькие – по-сибирски. Одно за другим. И ты представляешь, что за каждой занавеской притаилась женщина, следит, по какому проулку пойдёт почтальон.

Мне кажется, Астафьев сам выбрал для съёмок деревню Усть-Кан, где жизнь остановилась десятилетия назад. Думаю, ему было нужно, чтобы в полотно органично вошёл и образ Енисея. Именно по нему везли на войну не только из Усть-Кана – со всех деревень среднего Енисея, с северных территорий, от самого полярного круга.

Уроженец Атаманово, крае­вед Виктор Аференко рассказывал мне, как однажды вечером в 1941 году вместе с односельчанами услышал мощнейший хор из сотен мужских голосов. Люди оцепенели. И только потом увидели пароход. Весь его занимали мобилизованные в РККА мужики. Плыли на войну, знали, что многие там сложат головы. И пели. 

В первой части фильма – короткая история счастливой молодой семьи Саватеевых. Всё порушила война. Василий успел послать с фронта четыре письма, и вскоре Фаина получила извещение: пропал без вести. Но она не может поверить, что муж погиб, надеется на его возвращение. С этого момента картина превращается в прон­зительную, разрывающую сердце драму о любви, самозабвенной женской верности... 

Не сыграла, нет – выстрадала вдовью долю Татьяна Шестакова. Она задала такой градус искренности, что он переходил и к другим участникам съёмки – профессиональным и народным артистам.

…Спустя 40 лет после тех съёмок я отыскала народную артистку Российской Федерации Татьяну Борисовну Шестакову в Санкт-Петербурге, в Академическом Малом драматическом театре – Театре Европы. Написала письмо и получила замечательный и подробный ответ.

Через газету «Сельская жизнь» и в соцсетях попросила откликнуться сельчан, снимавшихся в фильме. Более 100 человек поделились воспоминаниями, помог­ли установить не только места съёмок, но и земляков, снятых крупным планом. Благодаря им удалось узнать, что картину снимали не только в Усть-Кане, но и в Кононово, Павловщине, Берег-Таскино, Нахвальском.

Выразительные образы

Сельчане охотно и бескорыстно помогали съёмочной группе. Александр Михайлович Лукин на своей лодке не раз доставлял режиссёров и операторов из Кононово на правый берег: надо было снять то ранний рассвет, то закатные сумерки, то пение птиц. Приглашал участников группы к себе домой и даже угощал их настоящей стерляжьей ухой. Охотник Лео­нид Васильевич Иванов отыс­кал токовище, и восхищённые операторы записали глухариные песни, впоследствии очень украсившие фильм. В одном из эпизодов операторы умудрились запечатлеть на плёнке и Виктора Петровича Астафьева.

Самым потрясающим стал эпизод, снятый в Павловщине.

…1946 год. Руководство лесоучастка и сплавного рейда решило вручить вдовам и родителям, потерявшим на войне сыновей, скромные подарки – отрезы простенькой материи. Накрыли красным полотном небольшой столик. Рядом посадили мужчину с баяном, он играет мелодии военных лет. А вокруг расположились на брёвнах бабы с ребятишками да несколько уцелевших фронтовиков.

Начальник участка Суслопаров (актёр Юрий Гребенщиков) вручает отрезы, говорит ободряющие слова. Молодые вдовы встают и с отрешёнными лицами идут за ситцем, стоят у стола, не произнося ни слова. Ползут по их щекам слезинки. Обжигающие сердце кадры позволяют почувствовать, сколько неизбывного горя остаётся в женских душах. А тут ещё отец погибшего бойца Медведева (актёр Красноярского ТЮЗа Алексей Ушаков), выйдя за подарком с внучкой-сиротой Шуркой (школьница Люда Климова из Кононово), прижал к лицу кусок материи и заплакал горько-горько. 

Но ещё большее потрясение ждёт зрителя впереди. Помощник начальника вызывает Лактионову Фёклу Петровну, мать погибшего героя. 

На экране возникает необычайно выразительный образ. Очень старая, худая, изработавшаяся женщина: запавшие в орбиты глаза, лицо сплошь изрыто морщинами, плотно сжатый рот. Знатоки кино, наверное, в тот момент ахнули: какая фактура! Как удалось Войтецкому найти столь характерную актрису?

Фёкла сыграла себя

…А в тесном клубе затерянной глухой сибирской деревеньки Берег-Таскино разом вскрикивает весь зал. Люди узнают на экране свою односельчанку – Фёклу Петровну Лактионову. 79 лет. Вдова. Всю жизнь проработала дояркой, сначала в колхозе, а потом в совхозе. Неграмотная. 

Оператор не отводит от неё объектива камеры: старуха погружена в себя, не слышит объявления, смотрит в сторону. Ведущему приходится дважды выкрикивать: «Лактионова! Лактионова!» Женщина спускается с брёвен, тихонько бормочет: «Иду я, иду…» Подошла к столу, взяла подарок. И неожиданно заговорила: «Благодарю вас и ваших всех за то, что моего сына, сыночка не забыли. Большое за это вам будет счастье... – Смутившись, добавила: – Ну, извините, если что неладно. Ладно?» 

Снимается не придуманный писателем сюжет, а самая что ни есть правда: Фёкла Петровна действительно потеряла в войну сына. Это подтвердили её внук Александр Лактионов, и сейчас проживающий в Берег-Таскино, и его односельчане. Было нетрудно найти погибшего сына Фёклы в электронном банке документов Центрального архива Министерства обороны Российской Федерации.

Мне кажется, Фёкла Петровна, испытавшая немалое потрясение на съёмках и в какой-то момент принявшая их за действительность, обратилась со словами благодарности неожиданно для постановщика. Но операторы не растерялись и сняли сцену, ставшую просто шедевром. И имя Фёклы Петровны Лактионовой увековечено в титрах киноленты – в списке артистов, занятых в эпизодах.

Два метра ситца и галоши

После завершения съёмок этой сцены произошло ещё одно незабываемое событие. Когда костюмер начала собирать отрезы ситца, подошла к Лактионовой, а та прижала свёрток к себе и не отдаёт.

Про этот случай мне рассказали многие сухобузимцы, участники съёмок. Татьяна Шестакова написала так: «Когда стали забирать назад подарки для повторной съёмки, одна старуха никак не мог­ла понять, что происходит: только что подарили отрез за погибшего на войне сына. В съёмочной группе всеобщее смятение. На лету принимается решение оставить матери подарок».

Некоторые критики обвиняют Астафьева: якобы в своих произведениях он преувеличивает трагедии, сгущает краски. Да, современному зрителю трудно понять, что это за подарок – два метра ситца. Мне же убедиться в реальности происходившего помогли четыре архивных документа. Когда я писала книгу «Истории посёлков под грифом «секретно», то изучала книги приказов Миндерлинского совхоза (НКВД, УМГБ, УКГБ) и Шилинского совхоза ХОЗО УМВД, тоже находившихся на территории Сухобузимского района.

Открыла приказы 1947 года – и вспомнились астафьевские два метра. Оказалось, в честь 8 Марта в этих хозяйствах были премированы передовики производства. Женщины получили в основном по два метра бязи, а три лучшие доярки и телятница – ботинки, птичница и две заготовительницы дров – по два метра диагонали. Поощрением «за исключительно честное, добросовестное и безупречное отношение к работе» служили также головные платки, галоши, хлопчатобумажные чулки и носки.

К ноябрьским праздникам в хозяйствах подвели итоги социалистического соревнования. За перевыполнение норм выработки на уборке урожая приказом № 159 от 6 ноября 1947 года трактористы, комбайнеры, штурвальные награждены пятиметровыми отрезами бязи. Больше всех, наверное, радовались два отличившихся на вспашке зяби тракториста, которым выдали в качестве премии прочную, поэтому особо ценимую одеж­ду – брезентовые куртки.

«Актёры хорошие, не заношенные…»

Практически весь фильм снимался в Сухобузимском районе. На родине Астафьева – в Овсянке и её окрестностях – лишь три эпизода: покупка ружья в магазине, пристрелка его на берегу и прогулка Василия и Фаины.

В магазине роль продавца должен был играть актёр. Но Астафьев настоял на кандидатуре любимого многими овсянцами завмага Филиппа Жуковского. И не ошибся. Филипп Кузьмич со всей ответственностью отнёсся к предстоящему событию. Он хорошо помнил ассортимент деревенских торговых точек довоенного времени, поэтому две недели собирал в Овсянке подходящие товары: чугуны, четверти, двуручные пилы. На базе ОРСа выпросил «штуки» ситца, крупную северную рыбу. В старом списанном сельповском магазине собственноручно разложил товар и сыграл замечательно.

Съёмки фильма завершались в Киеве. Четверых юных «артистов» 9–11 лет из Кононово пригласили на съёмки, проходившие в павильоне киностудии имени А. Довженко. Руководство студии не только оплатило перелёт, гостиницу, но и дало возможность сибирякам погостить в столице Украины ещё несколько дней. Они съездили на экскурсии, катались в метро, купались в Днепре.

На прощание студия выдала положенную зарплату. А перед самым самолётом директор картины Лилия Залесова привезла шесть изысканных киевских тортов. Вручила каждому артисту, а ещё два попросила отвезти в подарок – Нелли Андреевне Мазан, у которой жила в Кононово на квартире, и директору совхоза «Первомайский» Виктору Алексеевичу Плетюху, в благодарность за предоставленный катер и паром.

Кадры из фильма «Ненаглядный мой», снятого в умирающей деревне в Сибири

Кадры из фильма «Ненаглядный мой», снятого в умирающей деревне в Сибири

Прошли годы. Единственному из четвёрки – Андрею Резниченко – довелось спустя 40 лет ещё раз побывать на украинской земле. Он участвовал в восстановлении Мариуполя в Донецкой Народной Респуб­лике.

Виктору Петровичу пришлась по душе игра актёров, постановка фильма «Ненаглядный мой», сохранившая стиль и настроение его произведения.

22 августа 1983 года в письме он делится со своим другом, литературоведом Валентином Курбатовым: «Полтора месяца работала здесь киногруппа из Киева, снимали фильм (теле) «Ненаглядный мой» по моему сценарию – фильм должен выйти на телеэкран в ноябре-декабре. Сам я ничего ещё не видел, но актёры хорошие, не заношенные, и работали все серьёзно».

Зал замирал и плакал

«Ненаглядный мой» вышел на экраны в 1985 году. Надо ли говорить, что кинозалы в сёлах Сухобузимского района были полны, все проходы заставлены стульями, но мест всё равно не хватало, люди смотрели картину стоя.

Зрительские эмоции били через край. Зал то замирал и плакал, то восторгался, хлопал в ладоши, а то и смеялся, когда видел знакомые лица. Кононовцы рассказывают: многие смотрели фильм по 5–6 раз. В библиотеках образовалась очередь на произведения Астафьева.

Лента была показана на 11-м Всесоюзном фестивале телевизионных фильмов. Татьяна Шестакова получила приз за лучшую женскую роль. Но Татьяна Борисовна отмечает: начальники не приняли фильм и положили его на полку. На годы. Потому что были «не­уместны лица людей «из народа», лицо народа, показанное Войтецким, изрезанное глубокими морщинами, изуродованное тяжкой работой, борьбой за выживание».

Да, астафьевский фильм был незаслуженно забыт. И только в наше время оценён по достоинству.

*  *  *

Ныне здравствуют немногие из артистов картины «Ненаглядный мой» – жителей Сухобузимского района. Но благодаря «важнейшему из искусств» их образы навечно остались с нами. Некоторые зрители с изумлением узнают на кадрах фильма своих родителей, бабушек и дедов. С кем бы из пожилых участников съёмок ни заговорила – они не могут сдержать слёз: так им дорог фильм, события, связанные с ним. А после моих публикаций о съёмках многие сухобузимцы не только стали искать в интернете фильм «Ненаглядный мой», но и произведения В. П. Астафьева в библиотеках. Как и 40 лет назад.