Мартона я увидел в еще дофокинской Александринке, естественно. А где еще, как не там.
Мартон для меня всегда был равен Александринке, и Александринка была равна Мартону.
Николай Мартон.
В пафосном зале, где, как мне сказали, заседает обычно Художественный совет Александринского театра, была назначена читка пьесы, точнее — инсценировки «Петербурга» Андрея Белого, которую я взялся реализовать на исторической сцене. Я — это «молодой авангардист» лет сорока, которого по каким-то причинам позвали/пустили в святая святых, оплот традиционализма. Позолоченные люстры, бра, дверные ручки, длинный стол, красная бархатная скатерть на столе, примерно пятнадцать настороженных актеров за столом, директор театра в отглаженном синем костюме и почему-то в зеленом галстуке с многочисленными разноцветными портретиками Мерлин Монро. Все молча ждут Мартона. Мартон не опаздывает, он придет вовремя, просто все пришли чуть раньше. И вот дверь открывается, величественно вплывает фигура. Стройный, спина как струна, римский профиль, спокойные дружелюбные с улыбкой глаза. Все привстают, здороваются. Я тоже что-то мычу. Мартон садится. Я открываю пьесу и говорю: «Николай Константинович…»
Мне начинают сдавленным шепотом подсказывать: «Николай Сергеевич, Мартон Николай Сергеевич, Николай Константинович — это Черкасов…» Блин, думаю, похоже, я попал. И попал, видимо, не туда. Как-то уж слишком много золота вокруг.
Но… Мартон быстро превратил все в шутку и вообще стал много и весело шутить. Было смешно, работа пошла. Тогда я и предположить не мог, что с легкой руки Фокина проработаю в этом театре почти 10 лет, что Николай Сергеевич станет для меня не просто «моим» артистом, а настоящим, родным, близким мне человеком, настоящим преданным другом. Что человек, который при той первой, странной для меня встрече был, точнее, показался мне воплощением надменности и высокомерия, на деле — невероятно простой, душевный, трогательный, откровенный мальчишка, с которым легко и весело. Мне кажется, я знаю про него все, так много и долго мы с ним говорили о всякой всячине. Одного он так мне и не говорит, как я его ни пытал, секрета не раскрывает. Секрета своей зафиксировавшейся молодости. Своего физического и умственного нестарения.
Так сложилось, что после «Счастья» мы больше не работали вместе.
Я очень скучаю без Мартона. Но, судя по всему, все еще впереди, по крайней мере у Николая Сергеевича.
С днем рождения, мой дорогой Николай Сергеевич! И до встречи!
Дорогой Николай Сергеевич!
Удивительный, изумительный, поразительный —
Вот такой Вы, мой друг, исключительный;
Потрясающий, проницающий, сотрясающий,
Дурака не валяющий, в ерунде не скучающий —
Аполлонову стать и задор излучающий!
Вы прекрасны в своем стремлении играть, играть, играть! искать, находить, воплощать! и никогда не унывать!
Желаю Вам таких же искусных актерских творений, какими Вы более шестидесяти лет радовали зрителей Александринского театра — Академического театра драмы им. А. С. Пушкина — я не могу обойти стороной прежнее название театра, так как мне судьба даровала счастье совместной работы с Вами над пушкинским спектаклем! Восхитительные дни нашего сотрудничества, продолжающиеся по сию пору, и не только в пушкинском спектакле, но и в новых проектах, Вами затеваемых и нами воплощаемых, для меня являются чудом из чудес!
Два года Вы играете спектакль «Пушкин. Стихи и мысли», и на каждом представлении я пребываю в легком обалдении от того, с какой свободой Вы входите в спектакль, с каким юным задором вживаетесь в роли Барона, Бориса Годунова, Сальери, Председателя из «Пира во время чумы». Ваша техника владения драматическим стихом виртуозна, Ваша тончайшая работа со смыслами, с ритмами, музыкой стиха дух захватывает. И ни одного повтора из спектакля в спектакль, никакого деспотизма стиля или привычек, только открытость и независимость в выборе пластической и речевой выразительности на каждом представлении. Когда зрители после спектакля вдохновенно Вам аплодируют, мне неизменно хочется крикнуть: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!», но наступает новый вечер, и Вы вновь творите неподражаемые мгновения сценических перевоплощений, и публика моментально попадает в симфонизм Вашего голоса, проникающего и обволакивающего, в силу Вашего взгляда, в мелодию Ваших интонаций.
Благодарю Вас, дорогой Николай Сергеевич, за то, что Вы одарили меня дружбой и даровали мне счастливую возможность творить вместе с Вами. Оставайтесь и дальше столь же величественным и обязательно таким же обаятельным, озорным и моложавым актером и человеком, которым мы восхищаемся многие и многие десятилетия!
Парень Вы славный. Будьте уверены: Аполлон доволен Вами и Вами восхищен!
С юбилеем, дорогой Николай Сергеевич!