Российским школьникам при написании ЕГЭ по русскому теперь официальнозапрещеноссылаться на примеры из аниме, комиксов и компьютерных игр. При сдаче экзамена по литературе ученики должны будут воздержаться от цитирования рэпа и фанфиков. Имеет ли такое ограничение смысл? Зачем оно вводится? И, может, правда ученикам следует учиться выражать свои мысли, используя примеры из Пушкина и Достоевского? Об этом по просьбе Собака.ru рассуждают основатель классической гимназии Лев Лурье, литературовед Михаил Павловец и писатель Антон Секисов.
Лев Лурье
Основатель Санкт-Петербургской классической гимназии:
Честно говоря, запрет на примеры из аниме и комиксов на ЕГЭ мне не кажется осмысленным. Более того, он, мне кажется, не является и релевантным. Цель школьного обучения русскому языку заключается в том, чтобы научить ребенка излагать одну и ту же историю разными способами — используя для этого отсылки к Льву Толстому или нет, включая образы из аниме или не делая этого.
В этом смысле от запрета в целом ничего не поменяется. Те ученики, которые хорошо владеют русским языком, сдадут экзамен успешно, даже если им нельзя будет упоминать любимый комикс. Тем же, кто плохо умеет выражать свои мысли, даже аниме не поможет.
С этой точки зрения значение данного распоряжения ничтожно. Хотя, конечно, мы все понимаем, что это часть общей тенденции развития школы. Тенденции на стандартизацию, недопущение многообразия мнений и какой-то идейной многополярности. Впрочем, и здесь запрет аниме на ЕГЭ далеко не самый важный шаг из тех, что были и еще только будут сделаны. Вред от него будет минимальный.
«Запрет аниме на ЕГЭ далеко не самый важный шаг из тех, что были и еще только будут сделаны»
В конце концов, человек сдает ЕГЭ по русскому один раз и после этого волен использовать эмодзи, цитаты из аниме и примеры из комиксов сколько угодно. Что, скорее всего, он и будет делать, несмотря на все экзаменационные запреты. Просто потому, что значение школы в жизни ученика не стоит преувеличивать. Она нужна, чтобы научить его грамоте, устному счету и дать какие-то сведения о тех предметах, которыми он может заинтересоваться в будущем.
Большую долю информации, я уверен, ученик получает не от учителей, а от родителей, старших друзей и сверстников. Конечно, руководство может с этим бороться, вводить бессмысленные догматичные предметы и запреты, но человек приспособляемое существо. Дети же приспособляемы в особенности — они найдут способ пользоваться словами, которые им не рекомендуют произносить, смотреть то, что им кажется интересным, и думать в том направлении, которое им кажется правильным.
Roman Samborskyi / Shutterstock
Антон Секисов
Когда я учился в школе, мне гораздо больше хотелось читать комикс про человека-паука, чем каких-нибудь нудных Лескова или Тургенева. Хотя тогда у меня даже мысли не возникало, что я могу использовать примеры из массовой культуры в школьных стенах, которые у меня ассоциировались только со строгостью и скукой.
С тех пор границы массовой и «высокой» культуры подстерлись, понятие литературы расширилось: ей теперь может быть все что угодно, не только роман, который начинается с 20-страничного описания природы, полного высокохудожественных эпитетов, но и самые разные тексты.
«Очевидно, что не то что в комиксе, а в твите или меме может быть больше смыслов, пищи для ума, таланта, чем в пятисотстраничном романе»
По-моему, очевидно, что не то что в комиксе, а в твите или меме может быть больше смыслов, пищи для ума, таланта, чем в пятисотстраничном романе, претендующем на глубину и серьезность.
Школьные бюрократы к таким изменениям, мягко говоря, не чутки, тем более в условиях нынешних реалий. Но все равно все эти запреты искусственны, архаичны, на сознание детей я не думаю, что они всерьез повлияют.
Roman Samborskyi / Shutterstock
Михаил Павловец
Литературовед, профессор НИУ ВШЭ:
Стоит сказать, что запрет обращаться в ЕГЭ к невербальным текстам (аниме, видеоигры, комиксы) был и прежде. Просто он носил невербальный характер — теперь же ему придали формальный характер.
Если говорить о практический стороне вопроса, то смысл заключается в том, чтобы просто прописать правила игры и учесть все нежелательные для организаторов варианты развития событий. Возможная апелляция школьников к комиксам, манге, графическим романам или компьютерным играм ставит экспертов в затруднительное положение, ведь им каким-то образом нужно убедиться, что автор работы не придумал эти источники и не исказил их «содержание». В таком случае проще запретить обращение к ним, нежели создавать экспертам дополнительные проблемы.
Вообще запрет — это самый простой из способов регулирования. Хотя тут стоит понимать, что школьники обычно предупреждены еще на стадии подготовки к ЕГЭ, что не стоит «выпендриваться» и рисковать баллом ЕГЭ ради демонстрации своих интересов и предпочтений. Я плохо себе представляю, чтобы, раскрывая тему сочинения ЕГЭ по русскому языку или литературе, старшеклассник прибегнул бы к комиксу или компьютерной игре, и не слышал о подобных случаях. Тут разработчики критериев из ФИПИ попросту дуют на воду.
«Знания о классике в сознании большинства людей присутствуют в виде мемов»
Другое дело, если мы посмотрим на вопрос с точки зрения полезности данной инициативы, помогает ли она как-то ребенку, вовлекает ли в учебный процесс. Увы, идея о том, что школа когда-то исходила из интересов ученика и его субъектности, — иллюзия. Школа, к большому сожалению, всегда воспринимала школьника как объект приложения педагогических усилий, а не как субъекта образовательного процесса (причем в субъектности отказывалось не только ему, но и рядовому учителю).
Нам еще предстоит вернуться к точке, из которой будет возможна настоящая, а не показная гуманизация школьного образования и реализация принципа субъектности всех участников образовательного процесса. Пока же, если что-то и происходило в системе образования в этом направлении, то в узком сегменте так называемых «селективных» и «сильных» школ.
Михаил Павловец
Литературовед, профессор НИУ ВШЭ:
Можно, конечно, говорить, что детям необходимо знать и читать высокую литературу — это вполне естественная идея для носителя обыденного сознания, исходящего из того, что классические тексты обладают некоторой сверхценностью. Однако важно помнить, что многие из тех, кто стоит на таких позициях, эти самые тексты сам не читал.
Сегодня, в наш информационный век, активно развиваются формы имитационного чтения: знания о классике в сознании большинства людей присутствуют в виде мемов, распространение которых происходит без приобщения к оригинальным текстам. Все знают, что Анна Каренина бросилась под поезд, но кто в реальности читал этот роман?
Изменят ли эту ситуацию школьные запреты? Нет, школьники будут ссылаться на Толстого, знакомиться с ним будут в лучшем случае через краткие пересказы и популярные разборы. Чтение полных текстов только мешает сдаче экзаменов, так как отнимает много времени, которое можно потратить на подготовку к ЕГЭ.