Мария Колесникова, кандидат политических наук, доцент МГЛУ
14-15 августа состоялся визит президента Палестины М. Аббаса в Турцию, который широко освещался в международных СМИ. Председатель движения ФАТХ провел переговоры с президентом Р.Т. Эрдоганом, а самым ожидаемым пунктом программы пребывания стало выступление в Великом национальном собрании перед турецкими парламентариями. Наибольший общественный резонанс из 46-минутной речи палестинского политика получила фраза о его готовности посетить Газу, «даже если это будет стоить ему жизни»[1]. И палестинская администрация уже запросила у Израиля согласование такого визита Махмуда Аббаса. Хотя перспектива реализации данного шага пока по-прежнему вызывает определенные вопросы ввиду ряда объективных сопроводительных сложностей, многими обозревателями данное заявление было воспринято как «историческое».
Контекст визита также получился весьма «горячий». По сообщениям турецкой стороны, встреча намечалась как трехсторонняя с участием главы политбюро ХАМАС И. Хании, убитого 31 июля в Тегеране. Кроме того, незадолго до этого на фоне критики со стороны системной оппозиции Р.Т. Эрдоган публично призвал М. Аббаса принести извинения за то, что он не ответил на предложение Турции выступить в парламенте параллельно с выступлением 24 июля премьера Израиля Биньямина Нетаньяху в Конгрессе США. Накануне в среде турецких интеллектуалов соседствовали разные мнения относительно пунктов грядущих переговоров, среди наиболее смелых – идея одного из создателей концепции морской мощи Турции «Голубая Родина» Дж. Яйджи о заключении соглашения о демаркации морских границ между Турцией и Палестиной по аналогии с ливийским сценарием, продвигаемая им в разных вариациях не первый год.
В итоге, несмотря на то, что тематическое насыщение переговорной повестки осталось преимущественно «за закрытыми дверями», представляется значимым обратиться к истокам турецких мотивов. Почему этому визиту предавалось такое значение? Какие цели преследовала Турция? Как представляется, ответы лежат в плоскости международных и внутриполитических интересов Анкары.
В общемировом контексте стоит учитывать стремление Турецкой Республики встроиться в ряд держав, играющих значительную роль в глобальной политике. Еще в конце 2022 г. в преддверии празднования столетия республики Реджеп Эрдоган провозгласил концепцию наступления «Века Турции», что диктует необходимость формулирования долгосрочных целей для «строительства великой и могучей»[2] страны, претендующей на исключительно лидерские позиции в кругу мировых игроков. В этой связи неслучайно его заявление: «Мы продемонстрируем, что господин Аббас имеет право выступать в нашем парламенте, равно как и Нетаньяху имеет право произносить речь в Конгрессе США»[3]. Кроме того, некоторые обозреватели справедливо указывают на фактор символической преемственности в географии визитов палестинского лидера: в июле – Китай, в первой половине августа – Россия, затем – Турция, что отвечает логике и стремлениям Анкары «встроиться» в формирующуюся систему дипломатии «незападного» мира.
Другим значимым принципом «новой политики» Турции стала так называемая «гуманитарная ориентированность»[4], предполагающая курс на оказание гуманитарной помощи нуждающимся народам на разных континентах, созидательное участие в вопросах миростроительства (миротворческие миссии, организация мирных переговоров, посредничество и т.д.). В рамках палестинского досье для Турции приоритетно выступить некой объединяющей силой, способствующей преодолению противоречий между ХАМАС и ФАТХ. В этой связи показательно заявление Р.Т. Эрдогана о Турции как «безопасном месте» для представителей палестинского народа. Таким образом, можно предположить, турецкая политическая элита, неоднократно критикуемая за «крен» симпатий в пользу ХАМАС, стремится сбалансировать свой подход и претендовать на упрочение статуса защитника «своих братьев от Сектора Газа до Западного берега реки Иордан».
Наконец, особую роль играют внутриполитические аспекты. Правящая Партия справедливости и развития (ПСР) неоднократно подвергалась нападкам со стороны оппозиции за недостаточное внимание к палестинскому вопросу и, наоборот, «лицемерное злоупотребление» им в угоду своим электоральным интересам.
Лидер главной оппозиционной – Народно-республиканской – партии (НРП) О. Озель в прошлом месяце выступил с инициативой сформировать единую делегацию из лидеров всех представленных в турецком парламенте партий для совершения визита в Палестину и проведения многосторонних переговоров, которая, впрочем, не получила должного отклика во властных кругах. Незамеченным для критики не остался и тот факт, что турецкие власти на финальном этапе подготовки «флотилии помощи» для доставки гуманитарного груза так и не дали соответствующего разрешения на ее отправку. Ранее в ходе муниципальных выборов 2024 г. именно НРП была основным рупором, изобличающим «меркантильные интересы» представителей правящей элиты в продолжении торговли с Израилем несмотря на официально провозглашенный курс страны на солидарность с палестинским народом.
При этом очевидно противодействие политике ПСР в отношении палестинского вопроса и со стороны партий исламистского толка. Можно в определенной степени согласиться с зарубежными аналитиками, полагающими, что «вопрос освобождения Палестины провел черту между более религиозными политическими силами Турции и более националистически-светскими кругами страны»[5]. Так, депутаты турецко-курдской исламистской партии HÜDA PAR и Новой партии благоденствия (заняла третье место по итогам муниципальных выборов) демонстративно воздержались от аплодисментов по окончании выступления Махмуда Аббаса в парламенте и не встали во время его представления, что связано как с их восприятием президента Палестины как «коллаборациониста», так и с недовольством «недостаточно жесткой» политикой Турции, уделяющей, по их мнению, мало внимания этому региональному конфликту. Неудивительно, что на таком фоне турецкие власти стремятся «отыграть очки», используя громкие поводы для демонстрации своей вовлеченности в решение палестинского вопроса.
Таким образом, по критериям результативности едва ли можно однозначно утверждать, что встреча Р.Т. Эрдогана и М. Аббаса стала прорывной в плане достигнутых договоренностей. С другой стороны, она имела определенный имиджевый эффект, что, несомненно, отвечает интересам турецкой правящей элиты.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции