Бояться вместе: 125 лет со дня рождения Альфреда Хичкока

13 августа исполняется 125 лет со дня рождения Альфреда Хичкока – режиссера, снявшего «Психо», «Птицы», «Головокружение», «К северу через северо-запад» и десятки других эталонных кинолент. В своем воздействии на публику Хичкок был почти магом, заставляя ее напрочь забыть все, кроме фильма. Он виртуозно использовал саспенс – нагнетание тревожного ожидания, – пробуждая спрятанные в подсознании зрителей страхи и комплексы. Порой к Хичкоку относятся несколько пренебрежительно, считая его пусть и мастером, но все-таки низкого жанра. Против такого отношения к нему категорически возражали режиссеры и идеологи французской новой волны – Трюффо, Годар, Шаброль (сами теперь уже классики), считавшие Хичкока великим художником, ровней Кафке, Достоевскому и По.

Первые страхи

Кино Хичкока, с одной стороны, массовое, а с другой – подлинно авторское. И дело не только в том, что он контролировал весь производственный процесс от и до, поскольку досконально знал все его технические нюансы, но и в том, что фильмы Хичкока были явной проекцией его внутреннего мира. Да, Хичкок заботился о зрителе и избегал делать то, что людям было бы неинтересно. Но все, что он снимал, росло из его личной истории, в которой, конечно, уже успели основательно порыться сотни исследователей – от кинокритиков до психиатров.

Большинство биографов рисуют режиссера фундаментально испуганным человеком, который гениально капитализировал свои тревоги и комплексы посредством кино.

Хичкок родился в Лейтонстоуне, пригороде Лондона, затем его семья переехала в Лаймхаус, грязноватый район пролетарского лондонского Ист-Энда. Отец Альфреда Уильям владел овощной лавкой и казался сыну строгим и нервным человеком. Хичкок вспоминал, что родитель называл его «непорочным агнцем», но при этом любил рассказывать и о том, как отец однажды договорился с полицейскими, чтобы в наказание за какую-то шалость они ненадолго заперли маленького Альфреда в тюремной камере. Это внушило ему глубокий страх перед полицией, наказанием и ограничением свободы.

Еще одна детская травма, которую любил припоминать режиссер: ужас при виде родственницы, склонившейся над его кроваткой и вкрадчиво агукающей. Как тут не вспомнить хичкоковское мастерство придавать тревожный оттенок самым невинным ситуациям.

Без вины виноватые

Альфред был младшим ребенком в семье, но о брате и сестре никогда не распространялся. С матерью Эммой у него сложились доверительные отношения. Она передала сыну любовь к порядку, граничащую с одержимостью, – проверенный способ защиты от пугающего и полного опасностей мира.

У Хичкоков были ирландские корни, поэтому семья исповедовала католичество, то есть относилась к религиозному меньшинству в Британии, где доминирует англиканство. Строгое католическое воспитание, в частности, в иезуитском колледже святого Игнатия, – еще один важный элемент хичкоковского «психологического пазла». Телесные наказания за малейшую провинность, идея испорченности, как присущего всякому человеку качества, неизбывное чувство вины не только за явные грехи, но и в целом непонятно за что – все это определило атмосферу творчества Хичкока. Над героями его фильмов всегда висит угроза, их часто подозревают в преступлениях, которых они не совершали, они вынуждены выкручиваться из ситуаций, в которые попали по ошибке, недоразумению. Нет такой вещи, как спокойная безопасная жизнь, даже если вы считаете, что ваша совесть чиста, – такой сигнал подает публике Хич.

Он сам с юности требовал называть себя Хичем, поскольку другие прозвища – Альфи, Фред и Кокки – его не устраивали.

Преступления и наказания одновременно пугали и манили подростка. Он стал частым посетителем лондонского уголовного суда Олд-Бейли, где, трепеща, слушал, как разбирались жуткие дела вроде процесса Хоули Харви Криппена, убившего и растворившего в кислоте жену.

В 15 лет, вскоре после внезапной смерти отца, Альфред начал работать кабельщиком в телеграфной компании, так как в то время учился в Инженерно-навигационной школе. Узнав, что юноша неплохо рисует и посещает лекции по искусству в Лондонском университете, начальство перевело его в отдел рекламы. Когда компания начала издавать корпоративную газету, The Henley Telegraph, Альфред стал публиковать в ней рассказы сатирического и детективного характера.

Жажда знаний

Узнав, что американская кинокомпания Famous Players-Lasky открывает филиал в Лондоне, 20-летний Хичкок устроился туда художником титров. Он давно любил театр и кино, смотрел все новинки и даже читал специализированные, посвященные вопросам кинопроизводства журналы.

Попав на студию, Альфред с жадностью принялся изнутри изучать еще совсем молодую киноиндустрию. Он вникал в те тонкости, которые игнорировали профессионалы. Например, он заметил, что британцы не подсвечивали главную сцену сзади, как это делали в Америке, чтобы изображение стало более объемным, впечатляющим. Эта и другие «мелочи» в совокупности оборачивались отсталостью британского кино по сравнению с американским и европейским.

Вскоре сообразительный молодой человек получил повышение, став начальником отдела титров, а затем, когда американцы разочаровались в британском рынке и сдали свои студии англичанам в аренду, помощником режиссера. Общаясь с американскими профи, Альфред учился писать сценарии и, когда компании понадобился сценарий для фильма «Женщина – женщине» (1923), предложил свои услуги.

На этой картине он был также художником и продюсером. Похоже, Хичкок лукавил, говоря, что просьба продюсера Майкла Бэлкона взять на себя режиссуру фильма «Сад наслаждений» (1925) озадачила его, на самом деле он давно был готов к этому. Даже монтаж картин был под его контролем, ведь им занималась девушка по имени Альма Ревиль, вскоре ставшая миссис Хичкок – первой и единственной супругой Альфреда.

Жилец вершин

Свою историю Хичкок отсчитывал с третьего снятого им фильма, триллера «Жилец» (1927). «Это была первая моя картина», – говорил режиссер. В ней он сделал все, что хотел, и так, как хотел. В «Жильце» впервые появляется характерный хичкоковский мотив: с одной стороны, человека подозревают в преступлении, которого он не совершал (преследователя маньяка принимают за самого маньяка), с другой – его не назовешь невинной жертвой, поскольку ему есть что скрывать.

Как и в большинстве других случаев, Хичкок взял за основу чужое произведение – в данном случае одноименный роман Беллок Лаундз – и снял совершенно авторский фильм. Картина была насыщена множеством новаторских находок, был в ней и нередко повторявшийся Хичкоком впоследствии мотив лестницы и головокружения.

В «Жильце» было и первое камео самого Хича: начавшись как производственная необходимость, эти крошечные хичкоковские роли сделались такой крепкой традицией, что он предпочитал вставлять их в начало фильма, дабы зрители, получив ожидаемое, больше не отвлекались.

Курьез: фирма, покупавшая картины для проката, сочла «Жильца» бесперспективным, и он лег на полку. Через полгода Хичкок добился «пересмотра дела», и после пары формальных правок фильм вышел на экраны, оказавшись феноменально успешным и, как скромно замечал сам его создатель, «величайшим из всех английских фильмов, снятых к тому времени».

За океан

Если столь лестная характеристика и была преувеличением, то в очень незначительной степени: британская киноиндустрия в ту пору была в числе отстающих не в последнюю очередь потому, что кино не воспринималось в этой стране как серьезное искусство. К 30 годам Хич стал ведущим английским режиссером, чему весьма способствовала и продуманная самореклама – он одним из первых догадался, что режиссер тоже может быть звездой с оригинальным имиджем. Но покоренная вершина его не устраивала: на ней было тесно, невозможно развернуться в полный рост.

И в 1938 году Хич, к тому времени уже снявший «Человека, который слишком много знал» (первый, английский вариант – спустя 20 лет он переснимет фильм в Голливуде), «39 ступеней» и «Саботаж», продав особняк и прочую недвижимость, переместился с семьей в Америку, к большому неудовольствию своего благодетеля продюсера Бэлкона, считавшего, как утверждал Альфред, режиссера своей собственностью.

Не только Бэлкон не мог простить Хичкоку его «побега». В годы Второй мировой возмущенная британская общественность пеняла режиссеру на то, что он не разделяет тяготы военного времени со своим народом.

В Америку Хич ехал не на авось, а по приглашению другого крупного продюсера, Дэвида Селзника, сделавшего «Кинг-Конга» и «Унесенных ветром». Вместе они сняли первый американский фильм Хичкока, «Ребекку» (1940) с Лоренсом Оливье и Джоан Фонтейн. Картина получила «Оскар» как лучший фильм года, и Хич вошел в Голливуд триумфатором. Помимо всего прочего, «Ребекка» – это еще укор пресловутому сословному чванству англичан. Такой вот горячий привет режиссер послал на прощание соплеменникам.

Пастух и его «стадо»

Как человек, понимавший запросы публики, Хичкок периодически работал с кинозвездами. Однако предпочитал воспитывать собственных звезд, считая, что популярный актер со сложившейся репутацией зажат своим амплуа и ожиданиями зрителей: всеобщему любимцу трудно выдать себя за подлеца.

У него были фавориты – Джеймс Стюарт, Кэри Грант, Грейс Келли. Но вообще актеров Хичкок называл «скотом», делая вид, что шутит, но так, чтобы все поняли, что это не совсем шутка. Актерами он манипулировал, как предметами, вписывал их в кадр так же, как мебель, лестницы или машины, и строил с их помощью свое кино, порой даже не считая нужным объяснить им суть дела.

Хичкок был не просто автором, а хозяином своих фильмов. Все они были детально продуманы еще до начала съемок. От актеров и съемочной группы требовалось только добросовестно выполнять хозяйские повеления.

Хичкок успешно воплотил в жизнь идею «режиссер как бренд». Имя Хичкока на афише говорило людям больше, чем имена многих известных актеров, этим могут похвастаться единицы кинематографистов.

И хотя это имя ассоциируется в первую очередь с атмосферой страха и тревоги, Хичкок пробовал себя в разных жанрах: романтической комедии («Мистер и миссис Смит»), военной драмы («Спасательная шлюпка») и даже музыкальной мелодрамы («Венские вальсы»), но все же отдавал предпочтение триллерам, шпионским картинам и детективам. Насчет последних надо оговориться: Хич недолюбливал этот жанр в его классической форме, полагая, что если удовольствие от предстоящего просмотра фильма можно испортить всего одной фразой – условно говоря, «убийца – дворецкий», – то за такое дело не стоит и браться. Он использовал детективную форму, чтобы наполнить ее своим любимым содержанием – саспенсом, который держит зрителя от начала картины до ее конца, а не только в ключевых моментах.

Пугающая неизвестность

Суть саспенса (англ. suspense – беспокойство, тревога, ожидание) режиссер часто объяснял на следующем примере. Двое сидят за столиком в кафе, под столом бомба. Если зритель узнает о бомбе, лишь когда прогремит взрыв, – это лишь несколько секунд испуга. Если же он знает об этой бомбе заранее, то любой, даже совершенно пустой диалог сидящих за этим столиком превращается в несколько минут напряженного ожидания: пострадают ли люди или успеют покинуть кафе до взрыва?

Человек, обшаривающий квартиру, к которой приближается ее хозяин, лестница, скрипящая под ногами героя и готовая вот-вот обрушиться, – любое растянутое во времени изображение надвигающейся опасности заставляет зрителя нервничать и полностью захватывает его внимание.

Сегодня, когда тревожность стала распространенной проблемой жителей благополучных стран, психологи объясняют нам, что предвосхищать плохие события – нормальная функция человеческого мозга. В древности, когда человека постоянно окружали опасности, она была необходима для выживания. Теперь мир стал гораздо безопаснее, но «сканирование реальности» на предмет угрозы отключить невозможно – мозг ищет и предвосхищает угрозу даже в совершенно спокойной обстановке.

Из фильма в фильм Хичкок эксплуатирует эту человеческую особенность. «Вы ждете худшего? Правильно делаете», – говорит он публике. Опасность таится за углом дома, она читается во взгляде случайного прохожего, во вроде бы бессодержательном разговоре. Хичкок, что называется, постоянно нагнетает, но он просто идет навстречу зрительским ожиданиям, пускай и самым мрачным.

Он играет со зрителем, как кошка с мышкой, заставляя его то дрожать от страха, то сопереживать совершенно «не тому» персонажу – например, Норману Бейтсу, маньяку из «Психо». С другой стороны, провоцируя, он, как опытный психолог, будит то, что спит, спрятавшись в глубинах нашего подсознания.

Необязательно иметь в анамнезе столько же фобий, как автор: мастер своего дела, Хич обладал универсальным набором ключей, позволяющих проникнуть даже в самые безмятежные души. Ведь подсознание не слушается команд разума и живет по своим законам.

Смех и грех

Темная сторона личности Хичкока проявлялась не только в его фильмах, но и в розыгрышах, которыми он был знаменит. И редкие из них можно назвать безобидными.

Один его сотрудник поспорил с режиссером, что сможет провести ночь в тюремной камере, прикованный наручниками к решетке. Чтобы тот не скучал, Хич оставил самоуверенному бедолаге бутылку виски, подмешав в него слабительное.

Наручники были одним из фетишей Хичкока. На съемках «39 ступеней» он соврал актеру, что потерял ключи от наручников, тому пришлось весь день ходить в них.

Писательницу Дафну Дюморье, автора «Ребекки» и «Птиц», по которым Хич снял одни из самых своих успешных фильмов, режиссер отблагодарил странным образом. Устроив у себя званый ужин, он пригласил и ее отца, пожилого актера Джеральда Дюморье, наврав ему, что будет маскарад. Актер, не почуяв подвоха, нарядился турецким султаном и весь вечер сгорал от стыда, став посмешищем на собрании людей в смокингах.

Совсем уж дикая шутка – кукла, подаренная пятилетней Мелани Гриффит, дочери актрисы Типпи Хедрен, изображавшая ее мать, лежащей в гробу. Говорят, то была месть Хедрен, не ответившей взаимностью на знаки внимания со стороны режиссера, снимавшего актрису в «Птицах» и «Марни».

В общем, «дядюшка Хич» не был милым добряком и даже не пытался им казаться.

Блондинка за углом

В наши дни критики порой пишут о Хичкоке с оттенком брезгливости: да, гранд-мастер, да, основоположник, но уж больно его фильмы идут вразрез с «новой этикой». На происходящее в них мы смотрим глазами мужчины (белого, цисгендерного). А женщины в лентах Хича, как теперь говорят, «объективизируются», показаны слабыми, беспомощными.

Есть такое устоявшееся понятие – «хичкоковские блондинки». Это типаж, к которому мэтр был однозначно неравнодушен, сочетающий в себе «внешнюю холодность» и «внутренний огонь», то есть сильные, но подавленные желания. Хичкок не любил все очевидное, в том числе сексапильность Мерилин Монро, ей он предпочитал женщин с обликом, в котором читалась тайна: Грейс Келли, Ингрид Бергман, Типпи Хедрен.

Женщины в фильмах Хичкока всегда немного жертвы, пассивные объекты, всю остальную работу – убивать, спасать, трусить, храбриться – выполняет сильный пол.

Все пары в фильмах Хича выглядят эталонно: каждый кадр – готовый плакат. Неряшливые, некрасивые люди – это не к Хичкоку. Его нередко упрекали в нереалистичности, но режиссер лишь усмехался: ни одна реалистичная картина его конкурентов не пробуждает в человеке столько подлинных эмоций, сколько его красивые фантазии.

Французские связные

К середине 1950-х бренд Хичкока разросся настолько, что он запустил собственное телешоу «Альфред Хичкок представляет» – антологию историй в своем фирменном стиле, – выходившее в течение 10 лет. В Америке, да и в Европе он воспринимался как явление массовой культуры, человек-фабрика по производству щекочущих нервы развлечений. Американская киноакадемия регулярно «прокатывала» его с «Оскаром» за режиссуру (а номинировали его пять раз), давая понять, что в этом плане он не представляет собой ничего особенного.

Хичкока это задевало, он-то себя ценил высоко. Поддержка пришла, откуда не ждали – от молодых французских интеллектуалов-синефилов, критиков из задиристого журнала «Кайе дю синема», которые чуть позже прославились как режиссеры «новой волны»: Эрика Ромера, Клода Шаброля, Франсуа Трюффо и других. Все они писали о Хичкоке как об одном из крупнейших художников ХХ века, недооцененном мастере большой глубины и тонкости.

В 1957 году, когда Хич еще не снял свои самые знаменитые фильмы «Головокружение», «К северу через северо-запад», «Психо» и «Птицы», Ромер и Шаброль выпустили исследование «Хичкок: первые сорок четыре фильма». Они утверждали: «Хичкок – один из величайших в истории кино изобретателей формы. Лишь Мурнау и Эйзенштейн, возможно, в состоянии выдер¬жать в этом плане сравнение с ним». Жан-Люк Годар называл Хича «художником-живописцем, о котором надо говорить, как о Тинторетто, не ограничиваясь рамками сценария, саспенсом или религиозностью».

Внимание со стороны молодых и дерзких кинематографистов льстило мастеру, поэтому он согласился, когда Трюффо, к тому времени уже снявший «400 ударов», «Стреляйте в пианиста» и «Жюль и Джим», предложил ему обстоятельно побеседовать о кино для будущей книги. Интервью получилось беспрецедентно долгим: режиссеры разговаривали в офисе Хичкока каждый день с утра до вечера в течение недели. Книга «Хичкок Франсуа Трюффо» вышла в 1966-м во Франции, а в следующем году в Америке и сильно повлияла на представления о режиссере, в котором теперь даже близорукие критики разглядели гения.

Своя колея

Трюффо воспел цельность Хичкока как автора. Этим качеством обладали такие титаны раннего кино, как Гриффит или Мурнау, но с превращением кино в большую индустрию оно стало редкостью. Вынося за скобки великого Джона Форда, Трюффо называет голливудцев–современников Хичкока исполнителями, то есть ремесленниками, готовыми быстро и качественно выполнить любой заказ, тогда как Хич – настоящий художник, последовательно гнущий свою линию.

Трюффо особо подчеркивал, что его кумир владеет чистым языком киноискусства, почти утраченным с приходом звукового кино: «Хичкок – практически единственный режиссер, умеющий непосредственно (то есть без помощи объяснительного диалога) передать такие чувства, как подозрение, ревность, желание, зависть».

Например, в 1941 году одновременно с «Подозрением» Хичкока вышел «Мальтийский сокол» голливудского гранда Джона Хьюстона. Фильм этот, безусловно, достойный и заслуженно ставший классикой. Но если сравнить его с лентой Хича, то станет очевидно, что построен он на многословных диалогах, упустив хотя бы небольшую часть которых, зритель просто перестанет понимать, что происходит на экране. Для Хичкока такое было неприемлемо – он полагал, что картина должна быть понятна и без звука. Такого же мнения придерживался, например, и грузинский режиссер Отар Иоселиани, но, в отличие от Хичкока, он не снимал массового, популярного кино.

Дьявол кроется в деталях

Каждая деталь в кадре Хичкока продумана. Для него было важно, чтобы зритель не упускал ни одну из них, поскольку саспенс не работает, если зритель не понимает всей ситуации.

В фильмах Хичкока важные детали подчеркнуты жирно, но вместе с тем изящно и изобретательно. Он клал лампочку в стакан молока, который нес на подносе герой Кэри Гранта в «Подозрении» (1941). Белизна молока становилась пугающе красивой, притягивала взгляд к напитку, который мог быть отравлен.

Со временем приемы Хичкока становились все более утонченными. Если в раннем фильме он мог использовать прозрачный пол, чтобы снимать снизу, как беспокойно ходит по комнате жилец, то в зрелом возрасте признавался, что выстроил бы такую сцену иначе, использовав менее очевидные эффекты. Трюффо упомянул фильм одного из подражателей Хичкока, в котором камера снимает героя как бы изнутри открытого холодильника – прием, который позже очень полюбили клипмейкеры, – но Хичкок сказал, что никогда бы не сделал так, поскольку подобный ракурс никак не оправдан.

Ради идеального воплощения задуманного Хичкок мог работать бесконечно. Знаменитая сцена убийства в душе в «Психо» – одна из самых цитируемых в поп-культуре – длится 45 секунд. Ее снимали в течение недели, в ней более 70 монтажных склеек.

Осень патриарха

Книга Трюффо не только была апологией Хичкока; она вдохновила следующее поколение режиссеров. «Опираясь на нее, мы стали более радикальны. Словно кто-то снял тяжесть с наших плеч, сказав: вы можете идти вперед», – говорил Мартин Скорсезе.

Как ни странно, получив столь внушительную порцию дифирамбов, Хичкок начал сдавать. «Марни» (1964) и «Разорванный занавес» (1966) были добротными картинами, но после «Психо» (1960) и «Птиц» (1963) выглядели слабовато, хотя в них и играли самые горячие звезды того времени – Шон Коннери и Пол Ньюман.

Словно не зная, куда двигаться, Хичкок стал окучивать модную в ту пору шпионскую тему, сняв после «Разорванного занавеса» «Топаз» (1969). И не угадал. Говорят, волна нового кино – как раз того, что снимали его поклонники, – сбила его с толку.

Несмотря на далекий от здорового образ жизни – жирная пища и алкоголь на фоне природной склонности к полноте – Хичкок прожил 80 лет, сняв 54 фильма: феноменальная продуктивность, учитывая, что большинство из них – высококлассные, неустаревающие картины, а то и просто шедевры.

Хичкок – один из краеугольных камней вавилонской башни киноискусства. Ему подражали многие знаменитые режиссеры – от Орсона Уэллса, Рене Клемана и Ингмара Бергмана до Дэвида Финчера и Уэса Андерсона. Современный зритель порой даже не представляет, насколько то, что он смотрит, пропитано влиянием Хичкока. При этом лучшие из работ Хичкока не выглядят как «милое ретро», оставаясь эталоном формы и сохраняя свой будоражащий психику эффект.