Арман Дюплантис написал поистине голливудский сценарий для своего выступления на Олимпиаде в Париже. Шведский легкоатлет потратил всего четыре попытки, чтобы отстоять завоёванный в Токио тремя годами ранее титул, а затем переписал на себя поочерёдно олимпийский и мировой рекорды. При этом высоту 6,25 м Дюплантис взял лишь с третьего раза, до предела накалив атмосферу на стадионе и заставив даже коллег в секторе аплодировать стоя. Кто знает, удалось бы это скандинаву, если бы Сергей Бубка в своё время не гонялся за призовыми.
- Арман Дюплантис
- © Patrick Smith/Getty Images
Есть нечто символичное в том, что самый исторический из мировых рекордов в прыжках с шестом состоялся в той же точке земного шара, что и вчерашний, совершенно уникальный во всех отношениях рекорд Армана Дюплантиса. Я сейчас про Сергея Бубку. 13 июля 1985 года он первым в мире преодолел планку на высоте 6 м, и произошло это именно в Париже.
6,25 м, которые зафиксировал в своей заключительной попытке олимпийский чемпион, — это, конечно же, результат совершенно иного порядка — космического. Но это ничуть не умаляет значимости достижения Бубки почти 40-летней давности: психологически ломать метровую отметку во сто крат сложнее, нежели карабкаться по рекордной лесенке, которую и до тебя неплохо натоптали.
Также по теме
Пубертат — достаточно непростой период, и тренерам следует объяснять девочкам, в чём его особенности, чтобы не осложнять процесс....
В восприятии спортсменов моего поколения Бубка был абсолютным небожителем. В достижениях донецкого прыгуна коробило лишь одно — какая-то запредельная прагматичность его достижений. На определённом этапе карьеры было совершенно очевидно, что Бубка способен взлетать куда выше, чем раз за разом выдаёт в секторе. Это признавали все легкоатлетические специалисты, но сам Сергей и его тренер Виталий Петров только усмехались: мол, придёт время — прыгнем, на сколько захотим.
Если верить замерам, которые на основании выступлений Сергея в пору его расцвета неофициально делали японцы, у него случались попытки на высоту порядка 6,37 м. Один из таких прыжков зафиксирован в 1997-м: на турнире Бубка взял 6,01, хотя по его собственным словам пролетел над планкой на несколько десятков сантиметров выше.
Мне всегда хотелось задать великому атлету вопрос, не жалеет ли он о том, что на протяжении почти десяти лет выстраивал своё рекордное шествие на высоту строго по сантиметру, максимально монетизируя каждое из своих достижений? Ведь, похоже, он просто упустил момент: время уже ушло и мечта завершить карьеру результатом 6,20 осталась несбывшейся.
Разговор на эту тему у нас всё-таки состоялся, хотя и в не самый подходящий момент. В 1994-м Сергей проиграл Игры доброй воли в Санкт-Петербурге, не взяв 5,90 м. Он выглядел на том турнире настолько беспомощным, что чемпион барселонских Игр Максим Тарасов поторопился сказать на пресс-конференции в адрес великого соперника: «Он перестал быть богом».
Потом стадион как-то очень быстро опустел, и, выйдя из пресс-центра на улицу, я вдруг увидела Бубку, в одиночестве сидящего на тротуаре со связкой шестов. Вариант добраться до отеля на такси в связи с этим отпадал сразу, но помочь вызвались волонтёры, остановив проезжавший мимо фургон вытрезвителя с надписью «Спецмедслужба» вдоль борта.
Мы ехали в этой мрачноватой, с решёткой на единственном окошке машине, и я думала о том, что великий талант — он как тюрьма для своего обладателя. Все постоянно ждут от тебя выдающихся достижений, а если их не случается, то ты остаёшься со своими страхами, болью, неуверенностью совершенно один, не имея никакой возможности показать миру свои истинные чувства. Бубка тогда долго говорил о невезении, о погоде, помешавшей ему победить в 1992-м в Барселоне, о травмах, о нежелании делать рекламу ничего не значащему для него турниру, каким считает соревнования в Питере, но по глазам было видно: спортсмен в прострации.
Спустя считаные дни Сергей установил свой последний рекорд мира на турнире в Италии, потом ещё трижды побеждал на мировых первенствах, но внутренний надрыв от понимания собственной нереализованности так и не ушёл. На фоне этого казалась правдой история, рассказанная мне одним из коллег Сергея по работе в Международной федерации лёгкой атлетики: мол, именно Бубка был наиболее активным сторонником того, чтобы изменить конструкцию планки, сделать её менее устойчивой. Чтобы никакой другой прыгун никогда не смог превзойти его собственный рекорд.
- Арман Дюплантис
- © Christian Petersen/Getty Images
Наверное, невозможно придумать более противоположный ему типаж, нежели Дюплантис. Был ли в мире прыжков с шестом более яркий во всех отношениях талант? Думаю, нет. При этом вряд ли кому-то придёт в голову назвать шведа заложником своего таланта. На первый взгляд Арман — типичный парень из соседнего двора: контактен, доброжелателен, общается с соперниками в ходе соревнований, шутит и прикалывается, словно это и не ему вовсе сейчас предстоит идти на очередную чемпионскую попытку, на рекордную высоту. Он скорее играет в прыжки, упивается ими. В 19 лет швед впервые добрался до шестиметровой отметки, а через год забрал титул рекордсмена мира у Рено Лавиллени, прыгнув на 6,17. И всё это как бы невзначай: «Получилось? Вот и славненько...»
Также по теме
Смотреть соревнования по лёгкой атлетике на Играх в Париже не хочется, чтобы не усугублять болезненные ощущения. Об этом в интервью RT...
Но в секторе, когда камеры берут лицо атлета крупным планом, становится понятно, что этот парень не так прост. Стальной взгляд Армана в этот момент — это глаза человека, который идёт на цель, зная, что уже ничто его не остановит. И что для него всё происходящее — ни разу не игра.
Возможно, весь прочий антураж — шутки на скамейке, поднятые над головой руки, хлопками заводящие зал, всего лишь создают Дюплантису необходимый настрой, подобно тому, как в своё время Елена Исинбаева создавала сюжет собственных выступлений, скрываясь от трибун под одеялом. Но 5 августа в Париже было совершенно невозможно отделаться от ощущения, что весь сценарий этого олимпийского вечера (и его эмоциональный накал в том числе) пишет именно Дюплантис.
Уже став чемпионом на совершенно несерьёзной для себя шестиметровой отметке, уже переписав с первой попытки восьмилетней давности олимпийский рекорд Тиаго Браза на 6,03 м, он продолжал закручивать вокруг себя стадион, словно пружину какого-то дьявольского механизма: ритм, ритм, ритм! Маловато накала? Вот вам первая — неважно, что неудачная, — попытка на 6,25. Вы же хотели именно этого? Тогда шевелитесь, чёрт возьми, отбивайте ладони!
И снова ритм, ритм, ритм. И снова мало.
Не помню уже, кто из великих тренеров заметил: когда речь идёт о сложно-координационной спортивной дисциплине, спортсмену очень важно нащупать некую внутреннюю ритмичность, полностью погрузиться в неё. Если это удаётся, психологически сломать человека, помешать ему показать желаемый результат не может уже ничто: подобно кружащемуся тибетскому дервишу, он просто перестаёт замечать, что происходит вокруг.
К заключительной попытке Дюплантиса уже было невозможно отделаться от ощущения невидимой, но абсолютно живой и очень прочной связи атлета и трибун. Возможно, когда-нибудь потом Арман признается самому себе, что в Париже ему просто повезло. Возможно даже, что это будет правдой — бывает же, что складывается всё: погода, настроение, отсутствие внешних помех.
Но мне почему-то кажется, что свой олимпийский триумф этот прыжковый дьявол в ангельском обличье изначально видел именно таким: довести мир до исступления, подвести его в этом состоянии к самой крайней точке и, когда уже не остаётся никаких сил ждать заключительного разбега, взорвать вселенную, подарив ощущение причастности к чуду всем вместе и каждому в отдельности.
Историческим стал не только рекордный результат. Выиграть в прыжках с шестом две Олимпиады за всю историю этого вида спорта до Дюплантиса удавалось лишь американцу Бобу Ричардсу — почти 70 лет назад. А ведь Арману в ноябре исполнится лишь 25...
- Арман Дюплантис
- © Cameron Spencer/Getty Images