Сигналы точного времени

В то время, когда «большой» Театр-Театр получает «Золотые маски» за масштабные и технологичные мюзиклы, его малая сцена — «Сцена-Молот» — под кураторством режиссёра Марка Букина не менее отважно позволяет театральным экспериментаторам создавать камерные постановки, рассчитанные на любителей странного театра. Среди новинок прошедшего сезона — спектакль Дмитрия Волкострелова, сочинённый «из ничего» вместе с артистами труппы, и опера Владимира Раннева, в которой «поёт» бытовая техника.

Изнанка жизни

Спектакль Дмитрия Волкострелова «Коридор» (16+) — это наблюдение над «изнанкой жизни». Точнее, над двумя изнанками: зрители делятся на две группы, и одна из них размещается в коридоре коммунальной квартиры, выстроенном на планшете сцены, а вторая — за стенами этого коридора; затем группы меняются местами и спектакль повторяется, а точки зрения меняются.

Коридор — это «место без места», здесь не живут, а проходят из точки А в точку Б; казалось бы, сложно узнать что-то о человеке за те несколько секунд, которые он тратит на переход от одной двери до другой, однако выясняется, что именно здесь люди становятся самими собой: наблюдателей нет, поэтому можно не следить за собой, не рисоваться. Но всё же коридор — это публичное пространство, здесь могут оказаться посторонние, здесь актёры играют своих персонажей, а вот пространство за стенами коридора — это закулисье в буквальном смысле этого слова: актёры выходят из роли, стремительно переодеваются и входят в другую роль, а зритель получает редкую возможность увидеть этот интимный процесс, а также получить информацию о следующем персонаже, который вот-вот выйдет в коридор, — его имя, профессия и даты жизни проецируются на стену «закулисья».

Когда точки зрения меняются, зритель соотносит имя и лицо и понимает, кто именно из персонажей не любит выносить мусор, а кто ссорится на коммунальной кухне из-за сгоревших котлет на плите.

В своих интервью режиссёр, он же автор пьесы Дмитрий Волкострелов говорит, что в спектакле нет фабулы, сплошная импровизация. Это верно и в то же время неверно, как говорится, «в точности до наоборот»: «Коридор» — это в первую очередь о людях, и его персонажи и есть его содержание, а что касается фабулы, то она, хоть и нелинейная и неповествовательная, но есть, причём выстроена железно и строго выверена, действие, состоящее из множества микроэпизодов, которые длятся буквально секунды и сменяют друг друга в головокружительном темпе, синхронизировано с ювелирной точностью.

Говорят, что Волкострелов чертил графики, составлял схемы и таблицы, чтобы чётко выстроить это, на первый взгляд, хаотичное движение, в котором, как в машине Голдберга, стоит «упасть» одной детали, как всё рассып­лется.

Динамика, многофигурность, калейдоскопичность, сложная повествовательная конструкция спектакля заставляют зрителя на протяжении полутора часов наблюдать за жизнью коридора, в котором практически ничего не происходит, и не заскучать. Впрочем, какая уж тут скука: это же комедия! Шестеро актёров, занятых в спектакле, блестяще и очень тонко комикуют, создавая слегка — только слегка! — гротескные микропортреты таких узнаваемых, таких повседневных героев: милиционера, водопроводчика, гопника, старой девы, стервы-домохозяйки, сумасбродной девушки… Чтобы во всех этих личностях разобраться, зритель может самостоятельно пройти по QR-коду (карточки с ним разложены на зрительских сиденьях) и прочитать список героев.

Актёров шестеро, а персонажей — 36, и у каждого есть биография. Это такой мегаСтаниславский: чтобы появиться перед зрителем на считаные секунды, актёр должен внутренне прожить целую жизнь. Точнее, шесть жизней. Выдающийся профессионализм показывают молодые лидеры труппы: Алексей Корсуков, Марат Мударисов, Кристина Мударисова, Анастасия Панова, Люся Прохоренко, Степан Сопко.

Жизнь коридора, на первом плане состоящая из очень частных историй, в результате их суммирования оказывается микропроекцией жизни России. Важно время действия: это,

условно говоря, советское время — то тридцатые годы, то пятидесятые, то девяностые… Что-то меняется, но что-то остаётся неизменным в этом вечном советском коридоре. Например, радио: вернейшая примета ХХ века, оно сопровождает действие спектакля, как сопровождало всю жизнь советского человека с утра до вечера, то и дело посылая сигналы точного времени.

То ли люди, то ли… машины

«Серёжа очень тупой» — одно из самых популяр­ных названий современного российского театра, автор этой пьесы Дмитрий Данилов — современный российский драматург номер один. Где и как только «Серёжу…» не ставили! Но, думается, версия Театра-Театра — из числа самых оригинальных. Это опера. Её написал и сам поставил на сцене композитор Владимир Раннев, и это огромный челлендж для театра и труппы.

«Серёжа очень тупой» (16+) — второй опыт Театра-Театра в этом жанре, первой была «Антигона» (16+) Ольги Шайдуллиной, в которой актёры труппы выступили отважно, взявшись за сложные даже для профессиональных певцов вокальные партии. «Серёжа…» не проще, а может, и сложнее: здесь кроме очень непростой мелодической основы автором предусмотрены разнообразные вокальные стили и краски: петь надо то «как машина», то «как угрюмый админ в свитере с оленями», то народным вокалом, в котором требуется не только стилистическая специфика, но и особая техническая оснащённость певца.

В общем, в «Серёже…», как и положено в «настоящей» опере, вокальные краски являются главными характеристиками персонажей.

В качестве «оркестра» выступают 77 предметов бытовой техники — от холодильника до вентилятора. Раннев сочинил свою партитуру именно для этих «инструментов» и электроники: музыка исполняется «вживую» — механизмы-инструменты вступают под воздействием хитрой системы реле, впрочем, электроника здесь настолько мощная, что механические «солисты» здесь скорее для создания антуража, музыкальная основа всё же электронная.

Эта партитура — этапное произведение в главной теме творчества Раннева — исследования звуковой среды современного города. Звуковая среда «Серёжи…» во многом выросла из перформанса «Рабочий посёлок. Детали», который был показан 19 декабря 2021 года в реальном Рабочем посёлке в Мотовилихе. Звуки бытовых приборов в этом перформансе создавали ощущение городской повседневности, уютного ретро; здесь же, в Театре-Театре, у них другая функция: Раннев исследует «машинизированную» жизнь современного горожанина, в которой механизмы и цифровые технологии вытесняют природу, а зачастую и самих людей.

Люди, машины — в этом спектакле и не разберёшь, кто где. Трое курьеров, которые приносят главному герою — «админу» Серёже — загадочную посылку, не вполне люди, скорее, функции. Впрочем, эти метафизические персонажи (Владимир Котляревский, Степан Сопко и Юлия Никитина) совмещают в себе многие сущности: они вызывают очевидные ассоциации с Троицей (пожилой отец, юный сын и девушка-дух) и в то же время играют роль адских искусителей.

Серёжа в исполнении Никиты Курицына выглядит на фоне курьеров контрастно живым и по-человечески растерянным при столкновении с непонятным, неведомым.

В версии Владимира Раннева пьеса лишается прописанного драматургом финала. Это очень спорное решение. В своих интервью Раннев говорит, что захотел лишить «Серёжу…» хеппи-энда; где он нашёл в пьесе хеппи-энд, не очень понятно: в той части, которую автор пермского спектакля удалил, как раз происходит нечто непоправимое. Впрочем, хотя Раннев и не заставил Серёжу совершать необратимые действия, прописанные драматургом, но ощущение непоправимой трагедии в спектакле остаётся. Серёжа уходит, а его жена Маша — одна на сцене и поёт «Песню о старом ноже» группы «Братья Тузловы», которую Раннев оригинально аранжировал; эта песня становится главной «арией», которая в «настоящей» опере, конечно же, необходима; а от открытого финала веет безысходностью.

В отличие от пьесы, в этом спектакле песня о ноже звучит дважды, её текст — важный ключ к пониманию бытового абсурда, который царит в мире «Серёжи…»; а вокал Дарьи Копыловой очень украшает спектакль. Невозможно не упомянуть вокального коуча Арину Звереву, её работа выше всяких похвал.

***

Честно говоря, хотелось включить в этот обзор ещё пару названий, однако спектакли «Сцены-Молот» требуют столь обстоятельного разговора, что газетный формат не выдерживает. Эти спектакли — не такие, чтобы отмахнуться, сказать «ничего не понял» и забыть. Их смелость и глубина буквально заставляют думать о них снова и снова.