Кадр из фильма «Обнаженная в шляпе» (1992)
Все, что вы хотели знать о разнузданном постперестроечном кинематографе, но боялись спросить.
Как всем хорошо известно, в СССР секса не было. То есть, конечно, не прямо совсем уж не было. Где-то по блату, через знакомых, близких к номенклатуре, все-таки можно было достать. Особенно, говорят, ценился чехословацкого производства, с виду неказистый, но зато надежный, сносу нет – на века делали, не то что теперь. Из командировки, бывало, заграничной кто-нибудь привезет – и весь двор пользуется. В очередь записывались, тетрадки специальные вели. Ответственного назначали, обычно из пенсионеров, бывших фронтовиков, чтобы он у себя держал и выдавал согласно утвержденному графику.
Ну а как Советский Союз распался, секса вокруг сразу сделалось много. Даже чересчур. В том числе и на экранах. Строго говоря, разврат потихоньку стал проникать в отечественное кино еще раньше, примерно с начала перестройки, но пока в ограниченных объемах и, как правило, в определенном политикой гласности контексте, точечными вкраплениями. Потом наступил роковой 1991 год, к концу которого все ограничения исчезли, а контекст перестал что-либо определять. Вместе с Советским Союзом в одночасье схлопнулся и советский кинематограф, оставив после себя радиоактивное пепелище.
Тем не менее жизнь всегда найдет выход. Чему российское кино 1990-х – наглядное свидетельство. Наиболее отчаянные кинодеятели продолжили творить на руинах цивилизации, адаптируясь под резко изменившиеся условия и стараясь угнаться за духом времени. Для этого нужно было давать публике то, чего раньше публика не получала. Да побольше, да побольше. Так кинематограф молодой России, едва народившись, тут же впал в состояние перманентно возбужденного прыщавого подростка, все помыслы которого направлены на осуществление интимной близости.
Впрочем, гораздо более точно это состояние передает метафорический образ героя Станислава Садальского из фильма «Болотная street, или средство против секса» (1991). Садальский играет возвращающегося с зоны после отсидки уголовника, который от многолетнего полового воздержания весь аж искрится. Буквально. Что становится причиной возгорания в многоквартирном доме. Другие обитатели дома также испытывают различные проблемы сексуального характера, и вместо того чтобы спасаться от пожара, принимаются в срочном порядке их решать.
В этом запредельно вульгарном фарсе, населенном притом сплошь именитыми артистами (Михаил Пуговкин, Леонид Ярмольник, Лариса Удовиченко, Евгений Моргунов и т. д.), между строк высказывается смелое предположение, что к распаду СССР привело не в последнюю очередь накопившееся сексуальное напряжение. А значит, по крайней мере один безусловно положительный аспект в случившемся присутствует. «Кажется, нам удалось спасти самое главное», – произносит герой Пуговкина в самом конце, после чего фильм завершается апокалиптическим видом горящего города на фоне рассвета. Рассвета новой сексуальной революции.
В авангарде революции встала, как полагается, с гордо выпяченной грудью «Обнаженная в шляпе» Александра Полынникова, в 1992 году разорвавшая в клочья все шаблоны своей беспрецедентной для своего времени разнузданностью. Завязка там была такая: талантливого фотокорреспондента похищают средь бела дня представители порномафии с целью уговорить переквалифицироваться в режиссеры кино для взрослых, суля большие деньги и другие блага. Коллеги-журналисты берутся разыскать товарища и вытащить из беды, но единственная зацепка – это фотография неизвестной обнаженной девушки с родинкой на попе. И они не находят ничего лучше, кроме как под разными предлогами раздевать всех девушек, которых фотокорреспондент снимал для своего эротико-астрологического проекта, и проверять наличие означенной родинки.
Собственно, ради этого-то – раздевания девушек – все и затевалось. Детективный сюжет выполняет сугубо вспомогательную функцию, позволяя показывать кадра упругие женские тела, не прикрытые никакой одеждой, с какой угодно частотой. Поэтому вот вам голые женщины на пляже, в оранжерее, в бассейне, на любой вкус. Даже одна темненькая имеется. Плюс Алексей Серебряков в желтом свитере и Андрей Смоляков в роли того самого фотокорреспондента. Разумеется, едва ли само по себе такое анатомическое изобилие могло кого-то поразить. Все-таки большинство граждан так или иначе в начале 1990-х имело доступ к VHS-кассетам и проигрывателям, а ассортимент эротической продукции зарубежного производства на рынке домашнего видео был столь богат, что соваться в эту область серьезным авторам не имело резона.
Пришлось изобрести альтернативный подход. Состоял он в том, чтобы не ставить во главу угла демонстрацию секса и всяких там фривольностей, а сосредоточиться на теме секса как таковой. Изучить ее в различных неожиданных разрезах, как-нибудь остроумно обыграть, что-нибудь через нее отрефлексировать. И тут-то стало уже поинтереснее. Скажем, тот же ранее упомянутый Александр Полынников, разрабатывавший указанную тему с усердием настоящего стахановца, явил миру такую занимательную вещь, как «Страсти по Анжелике» (1993). О том, обычная русская красавица по имени Анжелика обнаруживает в себе странную особенность: каждый раз во время грозы в ней просыпается неукротимая секс-хищница. А как гроза заканчивается, она снова переключается в обычный режим и не помнит ничего о том, что вытворяла, пребывая во власти мистических природных сил.
В свете вышесказанного примечательно, что в фильме полностью отсутствует оригинальный взрослый контент. В кадр лишь изредка попадают импортные журналы, содержащие непристойные изображения, или, скажем, телевизор, по которому транслируется жаркая сцена совокупления из какой-то импортной киноленты. Тогда как сексуальные похождения Анжелики остаются строго вне кадра. Действие же непосредственно сосредоточено вокруг судебного процесса по делу об изнасиловании, где обвиняемый – ресторанный певец, имевший несчастье оказаться рядом с Анжеликой, когда ею в очередной раз овладела сексуальная одержимость.
Подается это все в легкомысленно-комичной манере, но вообще-то вопросы в фильме поднимаются довольно глубокие, за прошедшие десятилетия актуальности нисколько не утратившие, а, напротив, ставшие очень злободневными. Где пролегает грань между сексом по обоюдному согласию и изнасилованием? Может ли сексуальным преступником быть женщина? Если да, то как это определить и доказать? Увы, к ответам на озвученные животрепещущие вопросы «Страсти по Анжелике» нас ни на йоту не приближают. Если, конечно, не принимать в расчет выдвигаемую ближе к развязке теорию о существовании эротического энергетического поля, являющегося «частью эросферы, окружающей всю нашу планету». Что многое могло бы объяснить, с другой стороны.
Не меньшую актуальность с годами приобрела профеминистская антиутопия «Личная жизнь королевы» (1993). В ней боевитая дворничиха, сыгранная Ириной Розановой, однажды случайно знакомится с принцем далекого тропического королевства Затраханд. Тот в нее без памяти влюбляется и, унаследовав титул короля, увозит с собой. Но экзотический рай оборачивается сущим кошмаром, когда выясняются страшные подробности тамошнего политического и социального устройства. В частности, что «краеугольным камнем всей затрахандской демократии» служит ритуал «Ойка-на-койка».
Ритуал проводится трижды в день, и суть его в состоит в следующем. После условного сигнала: «Ойка-на-койка!» все мужчины обязаны немедленно вступить в сексуальный контакт со своими женщинами. Вне зависимости от желания и готовности последних. Возмущенная этим вопиющим проявлением варварства и в целом бесправным положением затрахандских гражданок, героиня Розановой организует сопротивление, приняв на себя роль Избранной – земного воплощения святой Затрахи, основательницы Затраханда. Сопротивление крепнет и перерастает в вооруженное восстание, заканчивающееся штурмом дворца и гендерным переворотом. После которого в Затраханде снова устанавливается бесчеловечная диктатура, но уже не патриархальная, а наоборот. Весьма поучительно, не правда ли? И, что характерно, при всем ярко выраженном идиотизме в «Личной жизни королевы» гораздо больше здравого смысла, чем в том же «Рассказе служанки».
Исследованием влияния тоталитарной системы на половую жизнь занимался и такой прославленный режиссер, как Николай Досталь. Результатом этих исследований стала пикантная комедия «Маленький гигант большого секса» (1993), основанная на рассказе Фазиля Искандера, о похождениях любвеобильного курортного фотографа по имени Марат. Внутри фильма умещается несколько коротких историй, в одной из которых Марат (Геннадий Хазанов) утрачивает свое неимоверное либидо из-за Лаврентия Палыча Берии. Всякий раз, когда он оказывается в кровати какой-нибудь знойной пролетарки, ему мерещится одиозный нарком внутренних дел, глядящий на него с осуждением и презрением. И как отрезало.
Так, через прозрачную аллегорию, Досталь в максимально доступной форме растолковывает, почему же в СССР не было секса. Потому что какой уж тут, простите, секс, когда над тобой постоянно нависает фигура Берии? Незримая, неосязаемая, но все же нависает, внимательно наблюдая. Причем ладно бы из каких-то извращенских побуждений. Так нет же. Вообще толком не разберешь, из каких побуждений. Просто на всякий случай. А то вдруг в запале что-нибудь антисоветское, контрреволюционное взбредет на ум, идущее вразрез с генеральной линией партии. Мало ли чего. Контроль ведь нужен, иначе как бы чего не вышло. Враги, они же повсюду могут затаиться, в том числе и под одеялом. Вот и не было секса в СССР.
Тем временем тренд на Русский Ренессанс никак не мог не поддержать Никита Джигурда, человек-феномен и живое средоточие сексуальной энергии. В новую русскую секс-волну он влился, сыграв третьестепенную роль в мутной артхаусной драме «Счастливого Рождества в Париже! или Банда лесбиянок» (1992). Где в центре внимания, как нетрудно догадаться, – банда лесбиянок. Которые промышляют тем, что заманивают в свое логово доверчивых мужчин, затем их придушивают, обирают и бросают в одних трусах в заброшенном подвале. Та же участь постигает и персонажа Джигурды. Что, однако, нисколько его не смущает: выбравшись из подвала, он тут же бросается весело кувыркаться в снегу и бесследно из фильма улетучивается.
Далее воспоследовала дебютная (и единственная до сих пор) режиссерская работа Никиты Джигурды – «Супермен поневоле, или Эротический мутант» (1993). Джигурда здесь уже, естественно, блистает на первом плане. Его главный герой – гениальный ученый, гениальный любовник и гениальный мастер рукопашного боя в одном лице. На протяжении часа с небольшим он раздает тумаков негодяям, выдавая неимоверной крутости уан-лайнеры, и предается плотским утехам с героиней Алены Хмельницкой, которую в постельных сценах дублирует Соня Белкина (барышня, между прочим, с крайне насыщенной и кучерявой биографией), под вокально-инструментальные композиции собственного сочинения и исполнения.
Но все это не просто так, развлечения и услады ради, а со смыслом. Смысл проговаривается и пропевается самим Джигурдой за кадром. «Любовь есть музыка судьбы, любовь есть музыка разбега», – это то, что пропевается. Тут вроде все примерно понятно. Хотя и не до конца. А то, что проговаривается, – это страстный политический манифест пополам с философским трактатом в прозе и стихах. «Я уверен, что жизнь и болеет, и раной болит, оттого что духовность под прессом материй хиреет», – такой, например, встречается любопытный тезис. Первопричиной же всех бед, выпавших на долю многострадального русского народа, назначаются «совковые благодетели, готовые перестроить всю вселенную и не видящие дальше своего члена». И единственный выход из сложившейся ситуации видится лирическому герою Джигурды в побеге из страны на дельтаплане.
К огромному счастью для всех нас, реальный Джигурда никуда не сбежал, продолжив баловать россиян своим творчеством. Между тем нездоровая озабоченность российского кинематографа постепенно сошла на нет. Уже к середине 1990-х фокус с темы секса сместился на другие темы, чему способствовала открывшаяся безграничная свобода самовыражения, предоставлявшая пространство для любых, даже самых экстравагантных, экспериментов. Во многом постыдный, но неизбежный этап в становлении российской киноиндустрии остался позади бесстыже торчащим фрейдистским символом. Сейчас в приличном обществе принято делать вид, что ничего такого и не было никогда. Однако, как ни крути, а все же это нашей часть истории, часть культуры. Кроме того, пересматривать иные артефакты того периода как минимум с научной точки зрения небесполезно.